Преодоление

Карцев взглянул на стенку — точно! Злосчастная фотокарточка, возвращенная недавно Степанидиным племяшом Пашкой, исчезла опять. Смеясь, покрутил головой.

Ему приятно было сознавать, что с нынешнего дня надо обязательно куда‑то торопиться, думать о ком‑то, заботиться. Конечно, сейчас он переоденется и… тут Карцев увидел на столе еще одну бумажку, и странная тревога охватила его. Бумажка лежала «вверх ногами», но он и так сумел охватить взглядом напечатанное жирно слово: «Повестка».

Подошел, поставил ее «на ноги». Это было предписание военкомата. Такому‑то, проживающему там‑то, на основании статьи такой‑то надлежит явиться с документами для оформления отправки в авиачасть на переподготовку летного состава.

Карцев повертел машинально в руках повестку и так же машинально усмехнулся: «А военком, видать, склерозом не страдает… Что ж, солдат есть солдат, пушка есть пушка, как любил говорить командир авиаполка. Значит, брат, еще полетаешь! И на том спасибо…» Сел у стола, задумался. Впереди две недели на сборы, на переезд, а там кабина тренажера, катапульта, барокамера, классы вооружения и наземной подготовки, полеты на спарке, ввод в строй… Много еще ступеней надобно отсчитать, прежде чем поднимешься в высокие зоны перистых облаков. Карцев закрыл глаза и увидел себя в высотной среди товарищей одевающим летное снаряжение, увидел утренний аэродром, блестящие под косыми лучами полосы бетонки… Даже керосином откуда‑то потянуло — знакомым запахом могучих сверхзвуковых машин.

Да, пришло все‑таки время — раздался зов, и летчик бессилен не подчиниться ему: тяга к небу — в крови человека. Когда оно призывает к себе, истинный летчик делается глух ко всему остальному на свете, его волнует одно: скоро ли знакомый гул турбины за спиной оповестит на своем языке, что наступила минута, что человеку, сросшемуся корнями с землей, пора оторваться и унестись ввысь наперегонки с восходящим солнцем.

«Интересно, однако, каким образом ребята увертываются от ракет… Туго, наверное, бывает им… — подумал Карцев мечтательно и вдруг выпрямился. — А Валюша? Что же это получается? Стоит нам только приблизиться друг к другу, как тут же, словно в насмешку, судьба делает нам подножку! То на курсы меня, то на сборы, а Валюша остается. Нет уж, на сей раз мы сами сделаем подножку судьбе».

Карцев вышел во двор, помял грабастой ладонью подбородок, как всегда в минуты затруднений, и, по неискоренимой привычке, глянул в небо — глубокое, бескрайнее, ожидающее его небо. Сказал задумчиво:

— Жизнь!..

«Стоянка поезда десять минут», — объявили по внутренней трансляции. Карцев выскочил из вагона и направился в сторону зала, где виднелся газетный киоск.

— Не опоздай, Вить! — крикнула Валюха, высунувшись из открытого окна купе.

— Не беспокойся! — махнул рукой Карцев.

Валюха улыбнулась. Она была в пестреньком дорожном платье без рукавов, с глубоким вырезом вокруг шеи. Бронзовые волосы пламенели на солнце. Цветущая двадцатидвухлетняя женщина привлекала к себе взгляды пассажиров, снующих по платформе. Подошел еще один состав. Из него вышел мужчина в капроновой шляпе и в сером костюме. Он тоже обратил внимание на красующуюся в окне Валюху, тронул за локоток свою спутницу, сказал вполголоса:

— Посмотри, какая эффектная натура! Она напоминает женщин на полотнах Юрая Планчича. Помнишь, мы видели в Югославии? Ну, картинная галерея в Загребе! Не правда ли?

Спутница капроновой шляпы — молодая женщина с длинными золотистого цвета волосами, распущенными пышно по плечам, прищурилась критически на Валюху, молвила:

— Лицо простоватое и вообще… У нее какой‑то до неприличия счастливый вид! И крупный бюст портит ее. Нет, она просто ужасна!

— Гм–м… Я не сказал бы этого…

Пара прошла мимо дальше. Валюха усмехнулась горделиво. Та, золотоволосая, видать, проницательная баба, точно угадала. Да, угадала и позавидовала. Но что для Валюхи подобные реплики! В этот яркий летний день она была красива своей радостью, была до бесстыдства счастлива. Ну и что?

Карцев вернулся с кипой газет, встал рядом с Валюхой у открытого окна, положил ей на плечо руку.

Вагон дернулся, колеса застучали на стыках рельсов все чаще, все резвее, поезд, набирая скорость, бежал на восток, ближе к желанному небу.