Белая малина Сборник повестей)

— А дальше как? — поинтересовался я.

— А что дальше? Помирились, как и положено. Правда, я в этом деле уже участия не принимал, и тот старик тоже. Ну, а у вас, как я понял, все обстоит по-другому, парень и девушка друг другу нравятся, отец и мать, по твоим словам, тоже не против. Остаются братья, их, конечно, тоже надо спросить: как-никак кровные родственники, должны же они знать, за кого выдают свою сестру? Например, если кто-нибудь будет сватать твоих сестер, — Дзапар глянул на дверь соседней комнаты и, понизив голос, чтобы его не услышала Дунетхан, закончил, — то разве твоим мнением не поинтересуются? Вот и в других семьях также. Но из-за этого не стоит беспокоиться. Все у вас будет прекрасно, и, думаю, в субботу вы получите окончательный ответ. Уверен, что он будет положительным.

VII

В субботу мы отправились в Карджын в дом невесты. Наш визит можно было бы считать вполне удавшимся, если бы только я не повстречал здесь одного знакомого, с которым у меня были связаны далеко не самые лучшие воспоминания.

…В тот год Дунетхан закончила десять классов и поступила в техникум. Чтобы мы все трое были вместе, я собрался отдать Бади в один из городских интернатов. Доведись мне сейчас решать подобный вопрос, я бы знал, с какой стороны к нему подступиться. Но в то время какие могли быть знакомства и связи у простого сельского парня, который только-только поступил в институт и еще ни в чем как следует не разбирался, не знал даже, куда с таким вопросом обращаться. Не помню, то ли мне это кто-то посоветовал или мне самому пришло в голову, только пошел я в Министерство просвещения. Меня адресовали к заместителю министра. Я рассказал ему все о нашей семье, о проблеме, которая встала перед нами, но до того, видимо, не дошли мои слова, а может, он попросту не захотел вникать в их смысл. Как бы там ни было, но заместитель министра отвечал мне, что ни в одном интернате мест нет и не скоро предвидится. Делать нечего, я ушел и больше никуда не обращался, посчитав, что шансов на благоприятный исход нет никаких.

С тех пор прошел не один год, но обида во мне еще остается. Злюсь я не только на того заместителя министра, а, главным образом, на самого себя. Почему я оставил это дело? Почему не попытал счастья где-нибудь еще, где боль и заботы другого могли бы понять и разделить? Ведь на свете столько добрых людей! Я же, как на грех, столкнулся с самым бесчувственным и черствым человеком, какого только можно вообразить. Вот с ним-то судьба и свела меня вторично в Карджыне. Бывший заместитель министра оказался из числа родни невесты. При первой встрече я фамилии его не запомнил, а сейчас и узнавать не стал. Когда подошло время знакомиться, я незаметно улизнул из комнаты и долго не возвращался…

Согласие от родителей невесты было получено. При разговоре присутствовали и оба брата, хорошие ребята, скромные, вежливые. На подготовку к свадьбе был определен срок в две недели, назначена точная дата.

Спустя несколько дней после этого нам с Дунетхан удалось вырваться в село. Первая, кто нас навестил, была, конечно же, Надыго. Она появилась у нас во дворе с радостным лицом.

— Живи и здравствуй, Казбек, долгие годы, это благодаря тебе дела у моего сына пошли на лад! — И она крепко обняла меня. — Хорошо, что ты приехал. Времени осталось совсем немного, а к свадьбе надо еще столько всего купить… Хорошо бы поговорить с Дунетхан…

— Она здесь, мы вместе приехали…

— Какие вы молодцы!

В дверях появилась Дунетхан. При виде ее старушка воскликнула:

— Дунетхан, солнышко мое, чтоб в жизни тебе всегда сопутствовали радость и счастье! А я уже собиралась посылать за тобой… Нам для подарков надо еще столько покупок сделать, а ты, говорят, работаешь в городе в большом магазине…

— Не беспокойся, Надыго, купим все, что надо. Людям ваша свадьба надолго запомнится. — Дунетхан спустилась по лестницам и попала прямо в объятия Надыго.

Из села Дунетхан обычно возвращается с целым ворохом новостей. О них она может рассказывать без конца. Там ее одна женщина обняла, там другая поцеловала, эта стала расспрашивать о том-то и том-то, та похвалила за то-то и то-то. В общем, одни улыбки, восторги, объятия… Встречи с односельчанами доставляют сестре огромное удовольствие, и она чувствует себя необычайно счастливой.

— Входи в дом, Надыго, посиди у нас немного, — Дунетхан берет старушку под руку.

— Мне не то что посидеть, даже умереть некогда…

— Вот как приведу я вам распрекрасную невестку, да как поставлю ее в угол дома на зависть всем соседям!.. — шутливо сказал я и подмигнул сестре.

— Эх, увидеть бы ее хоть одним глазком!..

— Увидишь, Надыго, еще как увидишь! Только предупреждаю, смотреть на нее нельзя: ослепнуть можно. Она сияет, как солнце, луна и звезды вместе взятые!

— А не врешь?

— Да как же я могу тебя обманывать?

— Всю жизнь мечтала о красивой невестке…

— Вот и радуйся, твоя невестка будет лучшей во всем селе!

— Эх, если бы это и впрямь так было!

— Так оно и есть! Но у твоей будущей невестки не только привлекательная внешность. Девушка она добрая, стеснительная, сердечная…

— Не только ты, многие о ней так отзываются.

— Вот видишь, значит, я ничего не выдумываю.

— Может, нам лучше все-таки войти в дом, там вдоволь и поговорим, — забеспокоилась Дунетхан.

Надыго и Дунетхан поднимаются по лестницам в коридор, а я выхожу на улицу. Откуда-то доносится мелодия песни, кажется, у соседей через дорогу включено радио.

Соседей можно считать за новоселов. У нас они поселились лишь три года назад. С виду семья у них была тихой, спокойной, но вот муж и жена, до старости прожившие вместе, неожиданно разошлись. Жена с двумя сыновьями и дочерью осталась в селе, а муж укатил в горы, в родной аул. Прошлой осенью пожилая мать семейства тяжело заболела и умерла. После смерти старушки минуло каких-нибудь два-три месяца, когда ее старший сын приобрел здоровенный приемник и включил его на полную мощность. В селе были поражены: мать ещё не успела на том свете обосноваться, а сыновья уже под музыку пляшут! Вот и сейчас в доме соседей надрывается радио.

На бичетте, месте всеобщих сборов и бесед, я опустился на скамью. Недавно с пастбищ вернулся скот. Пыль, поднятая стадом, улеглась, и улица теперь отдыхает. Где-то слышится тревожное блеяние овец, видно, заплутали, бедняжки. Звонко застрекотали кузнечики. Луна еще не появлялась, но небо из края в край пронизано ярким жемчужным блеском. И вот оно показалось наконец — чистое, будто только что умытое нежно-розовое небесное светило. Еще несколько мгновений, и лунный диск окончательно оторвался от земли, точно вырвавшийся из рук ребенка воздушный шар. Луна все выше и выше поднималась в небе, становясь все меньше и сверкая все сильнее.

Люди давно уже закончили все дела по хозяйству. Минуло и время ужина. Ужины, обеды, завтраки!.. Завтраки, обеды, ужины!.. Нет, не верится мне, что жизнь определяет чревоугодие. Стоило кому-нибудь из нас громко чихнуть, как Дзыцца нежно похлопывала того по плечу и приговаривала: «Живи и ешь!» Она не говорила «Ешь и живи!», а именно — «Живи и ешь!». Может, это неспроста? Нет и не может быть сомнения в том, что жить, а не есть — главное в нашем бытие.

Мысленно человека можно подразделить на несколько ярусов. На самом высоком и почетном круге располагается голова, пониже — сердце, еще ниже — желудок. Чревоугодничество приходится как раз на нижний ярус, однако порой встречаются люди, у которых с ярусами творится несусветная чехарда. Например, у одних желудок возвышается надо всем, как Вавилонская башня, у других он вообще заменяет все, в том числе сердце и голову. Говорят, страус в пустыне в момент опасности прячет голову в песок, туловище же у него остается на виду. Среди людей тоже есть им подобные.