Бьется сердце

— Мы комсомольцы, Сергей Эргисович, — возразил Саша Брагин. — Мириться с несправедливостью…

— А я вас не призываю мириться с несправедливостью. Никогда не миритесь! Однако ведь Монастырёв тут ответственно заявил: «Мы не маленькие». А если так, то знаете, как ваш срыв урока называется? Замутить историю ещё больше, на одно другое навалить! Думаете, это на пользу? Как бы не так! Всякий рассудит: вот, значит, как Аласов вёл воспитательную работу! Если я прошу вас о чём-либо в тяжёлый момент, так об этом: не ставьте мне палки в колёса. Вы поняли меня? Могу я на вас рассчитывать?

Аласов едва не пришиб дверью Кылбанова, — к счастью, физик успел увернуться.

— Прошу…

Вошёл Кылбанов в класс боком, робея. Десятиклассники встретили его с неожиданным, необъяснимым для него спокойствием. Аласов за дверью удовлетворённо кивнул головой.

Из соседнего класса показалась голова Майи: «Серёжа?»

Она вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

— Что там у вас происходит? Митинг какой-то… Разве сейчас не твой урок?

— Заменили Кылбановым.

Тут только Аласов обнаружил, что держит в руке выписку из директорской книги приказов. С этим листком он так и беседовал в классе.

Директорский приказ был кратким: «Согласно приказу роно освободить учителя истории Аласова С.Э. от работы».

Пожав плечами, Аласов протянул бумажку Майе.

— Что значит «освободить»? Ты сам уходишь? Или тебя увольняют?

— Потом расскажу.

Он пошёл, но что-то заставило его обернуться. Майя смотрела вслед.

— Сергей! — она подбежала к нему. — Тебя прогонят — и мне тут нечего делать… Борись за двоих!

Аласов взял её руку и поцеловал.

Пожалуйста, можешь залечь спать. Можешь, пожалуйста, почитать роман или взяться наконец за свои аспирантские учебники. Пожалуйста…

Всегда, изо дня в день, из часа в час был занят, вздохнуть некогда: школа, кружки, посещения ребят на дому, родительские собрания, отчёты, поурочные планы, беседы на ферме и лекции в клубе, возня с будущим музеем, вечно откладываемая на потом аспирантура, партийные собрания, да ещё что-то надо по дому сделать, матери помочь, да и на лыжах хочется, и с ружьишком по лесу…

И вдруг никакой заботушки, свобода!

Он шёл медленно, едва волоча ноги.

Уж не надеешься ли ты, что начальство одумается, бросится вслед с признанием: мы ошиблись? Нет, выписка из приказа у тебя с собой — чёрным по белому. И при всей своей дикости она — совершенный факт.

Это факт, что Сергей Аласов, всю жизнь занимавшийся учительством, любящий своё дело, сейчас идёт по улице, уволенный из учителей.

Уволен за морально-бытовое разложение. Бывают бытовые условия, бытовые приборы, бытовая химия… А у него, пожалуйста, бытовое разложение… Нелепость этого словосочетания неожиданно развеселила и как-то вдруг успокоила Аласова. Всё это было бы так грустно, когда бы не было смешно…

Есть возня науровне мышиного подпола. А есть — борьба, когда ты ясно утверждаешь правду, за которую — хоть на костёр! Если на такой высоте стоять, то ничегошеньки они с тобой не сделают, брат Аласов. Майя как раз это и имела в виду: «За двоих борись…»

Спокойно, Аласов. Будь мужчиной — как сам же к этому призывал других. Не суетись, не маши руками. Прежде всего об увольнении нужно матери рассказать. Пусть узнает от меня, а не от соседей. Затем — Аржаков. Если он вернулся с партконференции, надо немедленно ехать в район. Потребовать, чтобы на бюро было поставлено моё персональное дело, чтобы выслушали меня коллективно. Там-то всякой мышиной возне и конец придёт!

Не то задремал он, сидя за столом, не то задумался, — вдруг голоса под дверью, какое-то там движение народное.

— Сынок, к тебе!

На пороге ребята из десятого.

— Сергей Эргисович, мы к вам учиться. По истории… Если, конечно, согласитесь…

— Соглашусь, конечно. Это вы лихо придумали. Как вот только я размешу вас в своей клетушке…

— Разместимся!

— Мы утрамбуемся…

— Веру я себе на колени посажу!

— Я вот тебе посажу!

Загудело в избе!

— Мама, складывайте одёжки прямо на кровать.

— Сейчас, сейчас, оыночек! Чайку вам поставлю…

— Вот это я понимаю, урок! С чаем!

— Ну ладно, ладно, — сказал Аласов строго. Проглотил что-то в горле, даже губу закусил. — Тише, товарищи. Если урок, так всерьёз. Начинаем сегодня новую тему…