Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Обнимаю тебя, худенькая моя. Мать, я вернусь, потерпи, родная. Привет всем, всем.

Вика

22.04.1954

12.05.54

Маленькая моя мать, все хорошо. Корабль прекрасный — моя мечта, транспорт на 4000 тонн, замечательной архитектуры, комфортабельные каюты, хороший ход и т. п., все, что я когда-то видел в мечтах.

Обаятельный запах новорожденного корабля, запах свежей краски, новой материи, смолы и прочего будят во мне бурю воображения.

Маршруты до сих пор неизвестны. Есть несколько вариантов — все интересные.

Сегодня я был у флагманского штурмана Балтийского флота и назначен флагманским штурманом трех таких кораблей на переход. Я буквально влюблен в эти громадины, и, приходя к причалу, испытываю желание похлопать их круглые кормы, похлопать от избытка ласковости и дружелюбности к ним, — с таким чувством, вероятно, хлопают детей по мягкому месту.

Кэп — наш, северный, но людей я привык не хвалить по первому впечатлению, а выждать.

Работы много, до чрезвычайности много, но, кажется, буду работать со страстью. Для подготовки сроки очень жесткие.

Здесь уже отцветают фруктовые сады, много черемухи, очень нарядные женщины. Кенигсберг очень сильно разбит и почти не восстанавливается…

Целую тебя, дорогая моя, береги себя.

Твой бродячий сын Виктор

Олег, совершенно нет времени царапать сейчас. Все факты — в письме материнскому созданию. Уезжаю на запад, за новыми кораблями. Обидно за отпуск. Трезвая оценка трудностей, которые впереди. То, что осознаю это в себе, — немного играет своей обывательщиной.

Главное — береги мать! Гони ее в отпуск, вышвыривай на юг. Попробуй купить путевку.

Встречай моего зама, т. к. он везет мои тяжелые книги. Записки мои заверните и до моего прихода или дальнейших указаний не трогайте, кроме одного: найди среди них отпечатанную на машинке статью «О художественном вкусе и пошлости» (в которой, кстати, много ее), прочти статью и письмо от редактора «Советской культуры». Попробуй влить в статейку факты и детали, известные тебе, убрать пошлую «головку архитектуры» и попробуй послать опять в редакцию «Советской культуры». Навал на писателей выкинуть совсем, т. к. он не к месту.

Жму лапу; будешь писать — обязательно фактического материала за меня добавь.

Виктор

(Без даты. — Т. А.)

13.06.54

Дорогая матерь, удачи, не начав осуществляться…

В Ленинград мы не идем, а прямо отсюда Большим Бельтом и Каттигатом идем в Мурманск, вероятно, без заходов куда-либо.

Несколько дней назад вернулись с моря. Ходили на уничтожение девиации. Мы получили приказ 12-го в 15 часов выходить в Ленинград. Все было готово. Курсы предварительной прокладки, миновав Кронштадт по Большому Корабельному фарватеру, втыкались в Ленинград и оканчивались у гранита набережной против Борного института (мы должны были там встать).

Ты, вероятно, можешь себе представить настроение, которое было на корабле.

За несколько часов до выхода все оказалось переигранным… Единственно, что хорошо, — это виза, паспорт моряка, диплом штурмана дальнего плавания и свидетельство на право заграничного плавания — мечтаю зажать диплом.

Да, бесплодно отцвели мечты о белых ночах и теплом вечернем граните. Сейчас сидим и ждем выхода в море. Есть свободное время. Много перечитываю Чехова и все думаю о том, почему он тебе не нравится. Он заставляет думать о собственной пошлости, бесчисленное количество кусочков которой есть в душе. Он беспощадно бьет за душевную слабость и трусость, изредка доставляет радость абсолютно чистой красоты образов. Я никогда не улыбаюсь, когда его читаю.

Прочел «Записки советского актера» Черкасова. Много повторений — обычный недостаток мемуарной и полумемуарной литературы, — серый фон с редкими блестками фактов.

Да, книги купил, чтобы ты не покупала: «Русские мореплаватели», двухтомник «Современный военный рассказ», сборник «О писательском труде», «Болгарское изобразительное искусство», «Нидерланды» из серии «У карты мира» и другие, менее важные…

Неужели ничего не выиграли по всем этим займам, которые прошли, — просто зверски нам не везет с этим делом.

Деньги за июнь получать буду в Мурманске и вышлю, когда получу, сразу.

Обнимаю тебя, родная моя. Пиши…

Вика

О художественном вкусе и пошлости

(1954) [2]

У нас принято всех собак вешать на писателей.

Я хочу повесить еще одну, упрекнув писателей в недостатке внимания к развитию и воспитанию художественного вкуса у нашего народа и недостатке страстности в борьбе с внешними проявлениями пошлости.

Талантливая книга и настоящая музыка вошли сейчас в каждую семью, но мне все же хочется поговорить о том, на какую глубину проникает красивое в ту половину нашей жизни, в которой мы работаем, ходим, ездим в командировки, обедаем, т. е. по тем или иным причинам не можем читать книгу или слушать музыку.

Разговор будет о материальных, видимых произведениях искусства — об изобразительном искусстве и о тех бесчисленных мелочах, которые украшают или, наоборот, опошляют обстановку работы или быта.

Для начала мне хочется от всей души погладить по головке Архитектуру — она развивается у нас сейчас стремительно, воздушно и успешно. Архитекторы начинают создавать новые здания красивыми и внешне, и внутренне.

Что-то от античности, от светлой радости «детства человечества», как говорил о ней Маркс, чудится мне в колонном ажуре и общей фундаментальности новых зданий.

Вторичное рождение человечества, молодость нашей страны все сильнее и удачнее начинает претворяться в вечную и беззвучную музыку архитектурных ансамблей.

Ну а где и как украшает нашу повседневную жизнь живопись?

Когда я задумываюсь над этим, то первым, кого мне делается безутешно жаль, оказывается чуть суховатый, но большой мастер русского пейзажа И. Шишкин.

Мне делается жаль его и единственных живых героев его картин — медведицу с медвежатами.

Бедное медвежье семейство!

Как тоскливо лазает оно по завалившейся сосне, нюхая ароматные запахи всех наших закусочных, пивных и столовых, а неразлучные спутники шишкинских медведей — три васнецовских богатыря — грустно никнут на древнерусских лошадях, смертельно изуродованные кистью халтурщика.

Бедняга Перов давно пошел по рукам, притиснутый к тысячам портсигарных крышек своими веселыми «охотниками», которые весьма далеки от вершины его творчества.

По всем залам ожидания от Владивостока до Мурманска кипит беспощадным гребнем «Девятый вал», и на фоне живописной глазуньи тонут молчаливые турки, захлестнутые бездарной мазней.

В загсах, в фойе кино и других веселых заведениях на тех же просторах, от скал бухты Провидения до равнин у польской границы, вошли целиком самобытные, аляповатые букеты и тучные брюквы натюрмортов, освеженные кровавым соком растерзанных арбузов.

Все новые и новые такие «копии» и «картины» вешаются на стены общественных мест.

Все быстрее и быстрее вертятся в гробах хорошие русские художники.

Жалко их!

Но я и иже со мной тоже имеем право на жалость.

Общественный контроль за каждым полотном, которое подносят к стене!

Контроль из знатоков искусства, людей с развитым художественным вкусом.

Надо подумать о том, что дешевые копии, уродуя хорошие картины, приходят в квартиру советских людей.

Ведь лубок из лунной ночи и украинских хаток, из зеркального озера и белого гуся, из лодки и кровавого заката уже врос в стены большинства наших новых квартир.

Мне кажется, что уже давно настала пора искусствоведам (и матерым зубрам, и студентам факультетов теории искусства) идти по квартирам и агитировать за украшение жизни настоящей красотой, указывать на безвкусицу и бичевать ее.