И нитка, втрое скрученная...

Чарли Паулс пересек шоссе, оставив за собой на бетоне грязную дорожку следов. Он еще чувствовал у себя внутри тепло, был слегка навеселе от двух выпитых стаканчиков. Он шел и думал: «Что ж, она неплохая женщина». Он обошел колонку и улыбнулся хозяину гаража.

— Доброе утро, мистер Джордж, — сказал он.

— Доброе утро, — ответил Джордж Мостерт. Он давно заприметил этого парня, случалось, перебрасывался с ним словом-другим и однажды позволил ему взять домой кое-какой железный хлам. — Как дела? — сдержанно добавил он.

Чарли огляделся по сторонам. Он сказал:

— Да так, помаленьку, мистер Джордж. — Потом посмотрел прямо в лицо Джорджу Мостерту и продолжал: — Послушайте, мистер Джордж, я вынужден снова просить вас об одолжении. Вы мне как-то дали жести залатать крышу. А теперь эта чертова крыша опять потекла. Просто заливает дождем лачугу, будь она неладна. Ну вот, я и подумал, уж вы-то точно выручите меня. В последний раз…

Джордж Мостерт уловил лесть и не дал ему кончить:

— За жестянками пришел?

— Если у вас есть ненужные, мистер Мостерт. — Чарли знал, что за гаражом целая куча этого хлама, но повел разговор так, будто просит Джорджа Мостерта о величайшей любезности, чтобы тот проникся сознанием собственного великодушия.

Джордж Мостерт вынул из кармана комбинезона грязный носовой платок, высморкался и, вытирая нос, сказал:

— Ну что ж, я думаю, что-нибудь найдется. Хотя все, что можно, ваш брат уже растащил. Остались части от автомобиля да всякий мусор. — И добавил: — Господи Иисусе, да ведь вся эта ваша… э-э-э… деревня выстроена из то го, что вы унесли отсюда.

Чарли улыбнулся и развел руками.

— Черт побери, — сказал он, — им следовало бы сделать вас мэром, мистер Джордж.

Мостерт бросил на него быстрый взгляд и не смог сдержать вспыхнувшего вдруг в душе чувства гордости, от которого что-то затрепетало в груди. Он усмехнулся, снова вытер нос и, шаркая ногами, поплелся на зады, за гараж. Чарли пошел за ним.

Осмелев, Чарли сказал:

— Слушайте, мистер Джордж, вы все здесь один да один. Разве нет? Зашли бы как-нибудь, мы бы что-нибудь сообразили, правда…

— «Что-нибудь сообразили?»

— Ну, что-нибудь вроде вечеринки. Правда, мистер Джордж, — говорил Чарли, перешагивая через лужи вслед за ссутулившейся фигурой Мостерта. — Мигом организуем бутылочку-другую. Выпивка будет что надо.

Джордж Мостерт быстро ответил:

— Я не желаю неприятностей.

— А-а-а, — сказал Чарли. — Да какие там неприятности. Не бойтесь. Ничего не будет. Вы ведь не женаты, мистер Джордж?

— Нет.

Одинокая дождинка упала Чарли за шиворот. Он вытер шею и посмотрел на небо.

— Дождь собирается. Надо успеть починить крышу, пока не хлынет. — И тут же возвратился к прерванной теме: — Нет, правда. Выпьем, поболтаем, споем. Все имеют право повеселиться иногда, верно? — Он засмеялся и тряхнул головой.

Они обошли здание станции. Дальше был пустырь.

— Слушайте, мистер Джордж, и простите меня за то, что я сейчас скажу. Я знаю, о чем вы беспокоитесь. Но ведь мы с вами люди просвещенные, верно? — Он усмехнулся и подмигнул ему в спину. — Вот послушайте, что я вам скажу. Война забросила меня в Египет. Была у меня там, в Александрии, одна бабенка, француженка, так ей не было дела до цвета кожи. Для нее все были на один лад.

Джордж Мостерт взглянул неодобрительно, ему неловко было слушать такое о белой женщине. Он нетерпеливо перебил:

— Ладно, ты бы лучше выбирал, за чем пришел.

— Спасибо, мистер Джордж. Они стояли перед целой грудой искореженного металла. Будто сюда навезли и свалили железные останки с какого-то поля сражения: дикая мешанина из ржавых и негодных автомобильных двигателей, шасси, бамперов, каркасов, крыльев, радиаторов, рессор, осей, колесных дисков, кузовов, сорванных дверей, болтов и пружинных сидений лежала перед ними. Весь этот подобранный на дорогах металлолом громоздился здесь во дворе, обрастая рыжей ржав чиной, покрываясь коростой пыли, тавота и маслянистой шиши.

Чарли бродил среди мертвого металла, служившего когда-то для передвижения по земле, а Джордж Мостерт подумал, просто так: совсем не плохо было бы и вправду повеселиться с ними. Никто бы не увидел. Только вот единственное, там, кажется, чертовски грязно и противно. Боже правый, веселиться в самой гуще всей этой грязи! Одиночество пронзило его копьем, и он внутренне вздрогнул. Он тащился следом за Чарли, будто близость цветного могла возместить ему то, от чего он должен был отказаться.

— Слушайте, мистер Джордж, — сказал Чарли, расхаживая среди ржавого железа. — Слушайте, если здесь покопаться, вы спокойно могли бы собрать себе целый автомобиль.

— У меня есть автомобиль, — сказал Джордж Мостерт. — «Шевроле». А ты смыслишь в автомобилях?

Чарли присел на корточки и заглянул под остов двухместного кабриолета.

— В армии научился, разбираюсь в моторах. Я шофером служил. — Он внимательно оглядел двигатель снизу. — Вот здесь, я думаю, кое-какие части еще сгодятся. — Он встал и нежно похлопал по ржавому металлу. Потом вспомнил, зачем он сюда пришел, и стал копаться в железе, перебрасывая с места на место про ржавевшие капоты и обломки кузовов. Джордж. Мостерт ни на шаг не отходил от него.

Наконец Джордж Мостерт сдержанно заметил:

— Ты правда считаешь, что это ничего, если я загляну туда как-нибудь вечерком?

— Куда? — спросил Чарли, занятый своими мыслями и не оборачиваясь. Он разглядывал остатки переднего крыла и еще какие-то полосы жести и прикидывал, что из них можно выкроить. — Туда, к нам? Да в любое время, мистер Мостерт, когда душе угодно.

— Бери, не стесняйся, — сказал Джордж Мостерт. — А что, в самом деле, может быть, я и забегу. А? — И он продолжал в приступе какого-то отчаяния: — Я бы тоже мог купить бутылку-другую.

Чарли перевернул ногой лист железа и улыбнулся.

— О'кэй, мистер Джордж. Договорились. Когда вы придете?

Джордж Мостерт совсем разошелся.

— В субботу вечером, — сказал он. И высморкался в грязный платок. «Насморк вроде начинается», — подумал он. — В субботу вечером и приду. Ну как?

— Классно, мистер Джордж, — ответил Чарли. — У нас по субботам самое веселье.

Он отыскал кусок листового железа, который вроде как раз подходил ему для крыши, немного покореженный, кое-где поржавевший, но в общем еще вполне крепкий. Он тащил его через всю свалку в конец двора, а сзади за ним плелся Джордж Мостерт и сопел:

— Можешь взять это, бери… — Потом с растерянной улыбкой сказал: — Только ты скажи мне, куда приходить.

Чарли поставил лист на мокрую землю и показал через дорогу. Он сказал:

— Вон там начинается тропка, она ведет до самых домов. Прямо по ней и идите. Видите? Вон туда, мистер Джордж. — Он объяснял, куда идти, а тот слушал, следя за его рукой вы цветшими, усталыми, в покрасневших веках глазами. Он чувствовал себя как человек, решившийся на отчаянно смелый поступок, как открыватель, набравшийся смелости шагнуть на неведомые земли, куда еще не ступала нога человека. Сердце глухо стучало под его замасленным комбинезоном, и он подумал: «Только бы совсем не простудиться. Надо будет в конторе налить себе хорошенький глоток крепкого». Ему не пришло в голову предложить стаканчик и Чарли.

Джордж Мостерт наблюдал, как фигура в желтом дождевике перешла через дорогу и скрылась за насыпью, оставив за собой одни мокрые отпечатки ног на бетоне. Тогда он повернулся и двинулся к застекленной конторе под навесом своей станции.

Он сел за крохотный письменный стол, заваленный пыльными бумагами, потрепанными, с завернувшимися уголками, счетами, стопками сколотых квитанций, брошюрами с техническим описанием двигателей, каталогами. Недоеденный бутерброд, оставшийся от завтрака, лежал на блюдце, размокая в лужице жидкого чая. Он порылся в тумбе стола, вытащил начатую бутылку коньяку и налил себе в чайную чашку, даже не выплеснув остатки чая. Выпил торопливо, одним глотком, поперхнулся и почувствовал, как защипало глаза.