Впереди — Днепр!
Впереди — Днепр! читать книгу онлайн
Судьбы героев романа прослежены на огромном поле Курской битвы, в которую Гитлер бросил почти миллионную армию, вооруженную 10 тысячами орудий и минометов, 2700 танками и самоходными пушками и двумя с лишним тысячами самолетов. Семь суток советские войска, в том числе и герои этого романа, под командованием генералов Ватутина и члена Военного Совета фронта Хрущева отражали яростные атаки превосходящих сил врага, а затем сами перешли в контрнаступление и погнали гитлеровцев к Днепру.
Особое место в романе занимает показ героизма, мужества и отваги молодых воинов, воспитанных комсомолом и партией.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Тогда, во время обсуждения планов этого наступления, Бочаров видел, как светлело, искрясь заразительным блеском разгоревшихся глаз, подсиненное усталостью, лицо Хрущева при упоминании городов и сел, которые должны были освободить советские войска, Бочаров видел также, как стремительно и порывисто бегал по карте его карандаш, прочеркивал пути движения дивизий, корпусов и армий, как задерживался этот карандаш, медленно обчерчивая границу украинских земель, на которые после двух лет вражеской оккупации вступят вскоре советские воины.
— Только не брать города и населенные пункты в лоб, — несколько раз повторял он. — Везде, где будет малейшая возможность, обходить их, блокировать, окружать вражеские гарнизоны. Так будет меньше разрушений и меньше жертв в войсках и среди местного населения.
Эту же мысль повторял он в каждом батальоне и полку, в каждой дивизии и бригаде, каждому командиру во время своей поездки в войска. Обычно спокойный и неторопливый, он сердился, когда докладывали ему о лобовых атаках и почему-то вошедших в особую моду штурмах городов и сел, которых было так много на пути наступающих войск.
— Штурм, штурм, — нетерпеливо оборвал Хрущев молодого командира дивизии, чеканившего план овладения большим селом на берегу реки Ворскла. — Зачем штурмовать, когда можно взять простым обходом через вот эти холмы и высоты. Село-то в низине, а вокруг возвышенность. Обрушьте весь огонь по этим высотам, захватите их танками и пехотой — и ни один фашист не усидит в селе. Садитесь-ка, полковник, с командиром дивизии, — сказал он Бочарову, — и переработайте весь план наступления. Никаких лобовых атак и бессмысленных штурмов! Обход, охват, удар с тыла — вот основа всех действий в наступлении. Как можно меньше жертв и разрушений, как можно больше ума, гибкости и воинского мастерства!..
— Итак: пятнадцать минут огня всей артиллерии, залп реактивных минометов — и город взят, — насмешливо говорил он другому командиру дивизии, — так что ли, Петр Андреевич?
— Так точно, Никита Сергеевич, — не поняв иронии Хрущева, с готовностью ответил польщенный его вниманием пожилой генерал. — Огневых средств достаточно, все сметем!
— Да, да. Теперь огневых средств достаточно. Не приходится, как в сорок первом году, каждую пушчонку учитывать, — задумчиво проговорил Хрущев и, приглушенно вздохнув, тихо спросил:
— А где твоя семья, Петр Андреевич?
— В Сибири, — совсем растроганно ответил генерал, — я же с дивизией оттуда приехал.
— Далековато, далековато, — с затаенной грустью проговорил Хрущев и, резко подняв голову, в упор посмотрел на генерала. — А как бы вы чувствовали себя, Петр Андреевич, если бы ваша семья жила не в Сибири, а вот в этом городке, на который вы нацелили более трехсот орудий и минометов и восемнадцать батарей «катюш».
Генерал багрово покраснел, судорожно дернул серебристой головой и невнятно пробормотал:
— Война же… Необходимость, Никита Сергеевич…
— Конечно, война, конечно, необходимость, — подтвердил Хрущев и, глядя прямо в растерянные глаза генерала, положил руку на его плечо.
— Вот что, Петр Андреевич, — мягко сказал Хрущев, — даю тебе в помощь полковника Бочарова. У него солидный опыт планирования наступления, да и генштабист он к тому же. Пересмотрите-ка с ним весь план действий дивизии. Тщательно, внимательно, критически пересмотрите. А я пока в полки ваши загляну, с людьми потолкую.
Объезжая одну дивизию за другой, Бочаров поражался кипучей неугомонности Хрущева. С рассвета и до темна неторопливой походкой ходил он по подразделениям, часами говорил с солдатами и офицерами, заглядывал на кухни, склады, медпункты, осматривал оружие и технику, терпеливо, то хмуря широкий лоб, то озаряясь заразительной улыбкой, выслушивал множество людей, часто говорил сам, то с той же веселой улыбкой, то резко и требовательно, подчеркивая и поясняя свои мысли меткими пословицами, поговорками, стремительными жестами подвижных рук. А как только сгущалась темнота, он уединялся с командирами, с политработниками, с хозяйственниками в землянках, в блиндажах, в скрытых лесами палатках, опять слушая, осаждая собеседника множеством вопросов, растолковывая и объясняя, как лучше и целесообразнее действовать, как поступить в конкретных условиях обстановки. И почти в каждой дивизии или бригаде, найдя какие-либо недостатки, он тихо, с затаенным недовольством в голосе говорил Бочарову:
— Займитесь, Андрей Николаевич, помогите товарищам.
— Вы не в обиде, Андрей Николаевич, что я столь обильно нагружаю вас работой? — возвращаясь в штаб фронта, с лукавой улыбкой спросил как-то Хрущев.
— Что вы, Никита Сергеевич, я так рад, — с жаром воскликнул Бочаров. — Это же… Это же настоящее, живое дело!
— А вы по живому делу, видать, всерьез соскучились. Надоело в больших штабах сидеть и все контролировать, контролировать? Правда?
Словно уличенный в недостойных мыслях, Бочаров отвел глаза в сторону и, стараясь говорить как можно спокойнее, смущенно проговорил:
— Работа у меня очень интересная и, я понимаю, очень нужная, только…
— Только хочется самому, засучив рукава, в полную силушку потрудиться, — закончил его невысказанную мысль Хрущев.
— Очень, — чистосердечно признался Бочаров.
— Законное, абсолютно законное стремление, — сказал Хрущев и смолк, с грустью глядя на плывшие навстречу машине изрытые окопами и избитые воронками пустынные поля.
Всю ночь со второго на третье августа 1943 года северо-западнее Белгорода по ходам сообщения с севера на юг, из тылов к переднему краю двигались стрелки, автоматчики, пулеметчики, бронебойщики, редкие группы саперов и связистов. Они старались идти как можно тише, не лязгать оружием и инструментами, не говорить и не кашлять. И все же, несмотря на жесточайшие предосторожности, в зыбкой полутьме куцей летней ночи от множества одновременно передвигавшихся людей плыл, все нарастая к тылу, странный на этих безводных просторах шорох, похожий на шум морского прибоя. В разных местах с юга, из траншей немецко-фашистских войск взлетали осветительные ракеты. Шорох замирал и, как только, отгорев, рассыпалась искрами ракета, вновь плыл, приближаясь к переднему краю и растворяясь там.
Дальше в тылах, в двух, трех, пяти километрах от переднего края, рокотали моторы, фыркали и стучали подковами лошади, приглушенно лязгал металл, стучали колеса, и уже, почти не таясь, переговаривались люди.
А еще дальше, так же с севера на юг, с открытыми люками ползли совсем черные в темноте колонны танков, броневиков, бронетранспортеров. В балках, в лощинах, реденьких рощах и жалких остатках разбитых сел они растекались в стороны и замирали точно так же, как замирало движение пехотинцев на переднем крае.
К рассвету все стихло. Когда брызнули первые лучи солнца, все обширное пространство северо-западнее Белгорода было безлюдно, словно за ночь ничего не произошло и все оставалось точно таким, как вчера, позавчера и в другие дни полуторанедельного затишья на этом участке фронта.
— Доложите командиру корпуса: «Дивизия и все приданные ей части заняли исходное положение и готовы к наступлению», — приказал генерал Федотов своему начальнику штаба и вышел из душного блиндажа.
В окопе наблюдательного пункта, опираясь локтями на бруствер, сутулился генерал Катуков. В такой же позе, напряженно глядя на закрытые дымкой вражеские позиции, стоял он и час назад, когда Федотов ушел в блиндаж, чтобы принять доклады командиров частей о занятии исходного положения для наступления.
— Вы бы вздремнули, Михаил Ефимович, — подошел к нему Федотов.
— Не могу, — шумно вздохнул Катуков, — уж кажется, черт знает, в каких только переделках не бывал. Как говорят, огни и воды и не только медные, а даже ржавые трубы прошел, но как только предстоят серьезные бои, совладать с собой не могу. И главное знаю же, точно знаю, что все сделано, все готово, причин для волнения нет, а нудит и нудит на душе, словно червяк подтачивает, не могу ни спать, ни есть, ни думать спокойно, пока бои не начнутся. Вот кому позавидуешь, — кивнул он на темное углубление окопа, где, закутавшись в плащ, свернулся опять прибывший в дивизию Федотова полковник Столбов, — храпит, как целый квартет оркестровых басов.