Охотники за алмазами. Открытие века

Метод вроде бы и прост, но только на первый взгляд. А на самом же деле каждый вылет, каждая посадка со взрывчаткой на борту в незнакомом месте — это громадный риск, когда на карту ставилась жизнь. И пилота и геофизиков.

Самолеты совершали посадку на озера, которых было в избытке вокруг Шаима. В авиасейсмической партии работала единственная во всей Западной Сибири женщина-оператор Елена Владимировна Каравацкая. Обыкновенная на вид женщина, чуть полноватая, со спокойным взглядом и мягкими жестами. Мать троих детей. В ее облике нет никаких внешних броских черт, которые бы могли подтвердить, что ее работа — это героика будней, это подвиг…

Результаты авиасейсмозондирования вокруг Шаима тоже дали обнадеживающие результаты: где-то рядом возможны крупные «ловушки».

За один летний сезон было сделано больше, чем обычно исследовалось за три. На карте все отчетливее прояснялся подземный контур. Оставалось нанести последний штрих — сделать детальную, как говорят геофизики, площадную сейсмическую съемку: четко определить контуры подземного «холма», наметить его границы и, главное, глубину залегания.

Холодной осенью, когда по застывающей Конде уже шли шуга и мелкий лед, — двигался к Шаиму последний караван: катер тянул баржи. А на баржах — гусеничные тракторы, ящики и мешки с продуктами, пологие низкие сани. На одних санях оборудованы сейсмические станции, на других — «балки» — продолговатые дощатые домики, в которых геофизикам предстояло прожить долгую таежную зиму. Возглавлял сейсмическую партию Виктор Гершанник.

Гершанника за его удачливую работу называли Счастливчиком. Но у этого «счастливчика» за спиною была нелегкая жизнь, а в волосах много серебра. После тяжелого ранения, без руки, пошел в Днепропетровский университет. Рядом с боевыми наградами появился университетский значок. Виктор победил себя и снова был на передовой.

Когда мороз сковал землю и зацементировал озера, в тайгу вышел отряд Гершанника. Тяжелые гусеничные тракторы тянули сани по бездорожью, по наспех прорубленной просеке. Справа и слева застыла тайга. Словно солдаты в белых маскхалатах, встали плечистые кедрачи. Вытянулись, как струны, корабельные сосны. Любопытными девчонками притихли березы, а по снегу легли голубыми полосками тени.

Но геофизикам некогда любоваться красотой. Остановка. Дощатые домики, как трамвайные вагончики, застыли на поляне. Легким буровым станком рабочие быстро готовят скважину, разматывают «косу» — тяжелый кабель. Его надо размотать и вытянуть по просеке, пройдя по глубокому снегу около семисот метров, и соединить с другой такой же «косой». Потом к кабелю подключают десятки сейсмоприемников. Отъезжают в сторону тракторы и выключают моторы. Взрывник тем временем закладывает в неглубокую скважину заряд тола, килограммов восемь.

Внимание!

Оператор щелкает тумблерами, включает лентопротяжный моторчик и командует:

— Огонь!..

Раскатисто ухает взрыв, взметая фонтаном комья мерзлой земли и снега. Вздрогнут деревья, роняя с веток пушистый наряд. Вздрогнет земля. Маленькое «землетрясение». Волны устремятся в глубину и, отражаясь от подземных плотных пород, как от поверхности зеркала, побегут назад, вверх, где их и зафиксируют чуткие приборы, передадут на станцию. Сорок восемь лучиков, по числу каналов станции, лягут своеобразной кардиограммой на фотопленку. А потом с помощью обыкновенного проявителя эти лучики станут видимыми.

Всю долгую зиму колесил по тайге Виктор Гершанник. Тракторы увязали в незамерзающих болотах, с неимоверным трудом их вытаскивали. Пилили и рубили деревья, прокладывая просеки, разбирали лесные завалы. И методично, квадрат за квадратом, прощупывали тайгу.

Сейсмограммы отвозили на базу, где они попадали в руки инженера-интерпретатора. Он умел читать таинственный язык зигзагов и по ним различал «голоса» невидимых подземных пластов: каковы они, на какой глубине находятся… И на карте появлялись четкие контуры подземного рельефа.

Результаты радовали. Обнаружен гигантский подземный «холм», который лежал как перевернутая вверх дном чаша и, вполне вероятно, таил какие-то запасы нефти или газа.

Вернувшись из тайги, Виктор Гершанник, волнуясь, разложил перед начальником управления потертую рабочую карту:

— Вот здесь. В районе Шаима. Перспективная структура. Можно смело закладывать скважину.

На карте вместо пунктира — жирные линии. Перспективная структура — это почти открытие. Это ключи к подземным кладовым. Однако замки к тем кладовым будут открывать буровики. За ними последнее слово.

Весною 1959 года, едва началась навигация, по проснувшейся Конде снова двинулись караваны барж. Теперь в сторону Шаима плыли нефтеразведчики и везли громоздкое буровое оборудование. На палубе, подставив лицо встречному ветру, подолгу стоял Михаил Владимирович Шалавин. Начальник Шаимской экспедиции словно не чувствовал холодного ветра, радовался и улыбался. Это была в его практике первая экспедиция в тайгу, когда плыли не «на авось». Как бы трудно им ни пришлось, а впереди ждала удача: у него в руках был паспорт земли.

Нахлобучив шапку, в полушубке и валенках сидел с удочкой на корме Семен Урусов, еще не прославленный на всю страну буровой мастер, еще не первооткрыватель сибирской нефти, еще не депутат и не герой, и смотрел на дрожащую леску. Тайга — она всюду тайга, и ему не впервой отправляться на новое место. И думал он о том, что начальство на сей раз слишком уж уверенно обещало на собрании, что, мол, теперь-то у них в руках хорошие карты. А когда бурили без карт? Что-то такого случая Семен не помнит. И уверенным начальство было всегда…

А на другой барже плыл молодой инженер Геннадий Малахин, с виду похожий на студента-практиканта. Вместе с ним ехала к первому месту работы и жена, только что окончившая Московский нефтяной институт. И эта поездка на барже в глухую тайгу, к неведомой деревушке Шаим, была, по сути дела, их свадебным путешествием. Они были молоды и радовались жизни, не зная и не мечтая о славе, которая уже ждала их и струилась голубым светом над тайгой.

Им, нефтеразведчикам, предстояло сделать последний, но самый главный и трудный шаг к сокровенной кладовой Сибири. Нелегким будет тот путь — протащить по бездорожью без малого триста тонн металла… Зима не за горами, идет мокрый снег с дождем, а потом повеет снежная крупа. И при такой погоде, в обжигающий мороз, когда к металлу не прикоснись голой рукой, надо будет возводить вышку, смонтировать буровую установку и, расположившись в землянках, в палатках, в наспех срубленных бараках, питаясь консервами да макаронами, жить долгое время в тайге и бурить, бурить, бурить…

Зимой состоялась областная партийная конференция. В отчетном докладе секретаря обкома Евдокимова много места уделялось ударникам колхозных полей и промысловой кооперации, рыбакам и охотникам, лесорубам, судостроителям и многим другим труженикам, составляющим ядро и опору экономики области.

— Колоссальны богатства голубой целины области, озера и реки изобилуют рыбой. Из тридцати четырех видов тридцать являются промысловыми. Возьмем среднее течение Оби. Здесь каждый год добывается более ста тысяч центнеров нельмы, стерляди, осетра и муксуна. Из сезонного промысла рыбодобыча стала круглогодичной. На помощь рыбакам пришла новейшая техника. Население получает от тружеников «голубой целины» все больше мороженой, свежей, охлажденной, копченой, вяленой рыбы, — докладывал Борис Александрович. — На торговых прилавках и витринах городов страны можно встретить рыбные консервы с маркой наших комбинатов.

Сибирские таежные просторы богаты пушниной. Охотничий промысел и звероводство играют большую роль в экономике области. За последние годы многое сделано для обогащения фауны охотничьих угодий. Были завезены и хорошо прижились ондатра, норка, баргузинский соболь. Теперь ежегодно звероводы и охотники области дают Родине почти на девять миллионов рублей ценной пушнины, и добрая часть ее идет на международные торги, на валюту. Бурное развитие лесной и рыбной промышленности, охоты, звероводства и оленеводства создало прочную экономическую базу для коренных изменений в условиях жизни, труда и быта в прошлом униженных и бесправных малых народностей Севера…