Белая малина Сборник повестей)

— Разве вы не знаете, что с местной пропиской жить в гостинице нельзя?

— Нельзя?.. — смешался я окончательно.

— Конечно нет! Быстренько собирайте свои вещи и чтоб духу вашего здесь не было!

Я и не подозревал, что положение может так резко измениться и, не зная, что отвечать, стоял, разинув рот, как человек, у которого из рук упорхнула перепелка.

— Прошу вас, не задерживайтесь, не то из-за вас мы будем иметь неприятности…

Подводить администратора мне не хотелось. Спасибо ей уже за то, что она с самого начала не стала вникать в тонкости, связанные с моей пропиской, не то меня и близко не подпустили бы к порогу гостиницы.

— Только вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня, — виноватым голосом проговорила администратор, когда я, побросав свои вещи в чемодан, направился к выходу. Словно ее извинения могли как-то скрасить мою судьбу.

Начиная с этого дня, ночи я проводил в кабинете редакции. Здесь стоял видавший виды пружинный диван, нашлось и чье-то ветхое пальто. Жил я здесь, разумеется, нелегально, тайком от всех. Кого я боялся и стеснялся одновременно, так это сторожей-вахтеров. Страх мой был естественен, поскольку я самовольно поселился в рабочем помещении, что касается моего смущения, то оно объяснялось просто: вдруг кто-нибудь из сторожей узнает, что у меня нет ни дома, ни угла, ни родственных связей — ведь тогда позора не оберешься!

В редакции имелось два входа. Один был открыт постоянно, и возле него всегда дежурил вахтер, другой закрывался спустя полчаса-час после окончания рабочего дня. Я проходил мимо вахтера так, чтобы он меня заприметил, потом через боковой вход возвращался обратно. Так вот и выкручивался. Но, думаю, и вахтерам в конце концов все стало ясно, потому что каждая свободная минута была связана для меня с нелегкими поисками жилья, о чем, конечно, в редакции все успели узнать.

Вот в этот трудный час судьба и послала мне Акбе. Лучший друг Баппу молча выслушал мою исповедь, потом бесцеремонно подхватил меня под руку и потащил в универмаг.

— Сегодня я получил зарплату! — объявил он мне, когда мы поднялись на третий этаж и оказались в отделе галстуков. — Так!

— Акбе вслух подвел черту под какой-то своей мыслью и вдруг спросил меня: — Какой галстук ты предпочитаешь?

Я никогда не носил галстуков. У нас в институте студент в галстуке становился мишенью для всеобщих насмешек. Но дело даже не в этом. Никогда мне не забыть своего смущения, когда, будучи на первом курсе, я приходил на занятия в залатанных брюках и телогрейке. О каком галстуке тут могла идти речь! Стоило мне даже мысленно представить себя с какой-нибудь пестрой повязкой на груди, как лицо заливала краска стыда. Вот и сейчас, когда Акбе задал свой вопрос о галстуке, кровь бросилась мне в лицо.

— Ты что, глухой? — прервал Акбе мои воспоминания. — Я спрашиваю, какой галстук тебе больше нравится?

— Я его не ношу, — признался я Акбе.

— Зато я ношу, я! Так что выбери мне галстук по своему вкусу.

Я вздохнул с таким облегчением, словно с меня свалился тяжкий груз. Во всяком случае плечи у меня распрямились сами собой. Подойдя к прилавку, мы остановились у металлического круга, обвешанного галстуками. Вдвоем несколько раз прокрутили круг.

— До каких пор будем вертеть это колесо? — проворчал Акбе. — Которая из этих тряпок, на твой взгляд, посимпатичнее?

— Вот эта, — я показал на темно-желтый галстук, в центре которого красовался алый якорь.

— Бог свидетель, наши вкусы совпадают, — отвечал Акбе. — Про себя я тоже выбрал этот, с якорем. Только сейчас мне нужен галстук голубоватого цвета.

Я был горд собой: за всю жизнь ни разу не надеть галстук, даже в руках его не держать и при этом умудриться выбрать самый лучший — нет, это было немалым достижением.

— Сестричка, — позвал Акбе продавщицу, — ну-ка, заверни нам вот эту пару галстуков.

Я удивился: выбрали мы, вроде бы, один галстук, а он берет два…

— Вместе завернуть? — спросила продавщица.

— Порознь, порознь! — Акбе проговорил это с такой торопливостью, словно собирался предотвратить роковую ошибку.

В следующий миг все прояснилось.

— Это тебе от меня! — Акбе торжественно протянул мне сверток с выбранным мною галстуком. Я стоял в растерянности, чувствуя, как лоб мой покрывается испариной.

— Бери, бери! — подбодрил меня Акбе.

Я попытался было возразить, но Акбе не дал мне сказать ни слова.

— Носи.

Рядом с нами остановились, прислушиваясь к разговору, несколько покупателей, продавщица тоже воззрилась на нас. Пришлось принимать подарок.

После того, как мы оказались на улице, Акбе спросил:

— Так, говоришь, в редакции тебе уже нельзя оставаться?

— Есть там у нас один следопыт, прямо по пятам за мной ходит. Видно, не знает, чем свое время занять. Без стука распахнуть дверь моего кабинета для него — что курочке яичко снести.

— Он кто, вахтер?

— Нет, литсотрудник.

— А какое ему до тебя дело?

— Я бы и сам это хотел знать! Раскроет пошире дверь, пробурчит себе что-то под нос и исчезает. У меня бывает такое ощущение, будто он меня голышом застал. И ведь наверняка редактору о каждом моем шаге доносит. Тот, правда, ни разу меня ни в чем не упрекнул, и все же оставаться в редакции на ночь мне с некоторых пор расхотелось.

— Идем-ка со мной! — неожиданно велел мне Акбе.

— Куда?

— Есть у меня один уголок, для двоих там, может, тесновато будет, но все же лучше, чем ничего.

Каким же беспомощным я показался себе, уж лучше бы мне сквозь землю провалиться! Только, как назло, рядом ни одной подходящей расщелины не оказалось. Поплелся я следом за Акбе.

На трамвае мы проехали с десяток остановок, потом долго шли какими-то темными закоулками, миновали железнодорожные пути. Акбе дорога была знакома, он уверенно шагал впереди, я едва поспевал за ним. В темноте то о камень спотыкался, то в лужу попадал.

— Черт, опять у них здесь лампочка перегорела! — ворчал Акбе неизвестно на кого. — Теперь жди, когда они ее заменят.

Наконец мы остановились у дверей длинного приземистого барака.

— Вот здесь я живу, — проговорил Акбе и стал очищать туфли от грязи. Я последовал его примеру.

Мы вошли в коридор. У первой же двери справа от входа Акбе вынул ключ и открыл дверь. Зажегся свет. Вот тогда я и пожалел, что рассказал Акбе о своих затруднениях. Тесная комнатушка с единственной кроватью и крошечным столом едва ли могла приютить двоих. Но Акбе, видимо уловив мою растерянность, дружески похлопал меня по плечу.

— Не смущайся, чувствуй себя как дома. — В его глазах темно-каштанового цвета я почувствовал нежное тепло. — Тебе когда-нибудь приходилось спать «валетом»? — продолжал Акбе и, не дожидаясь ответа, сам же ответил на свой вопрос. — Сегодня тебе предоставляется возможность это испытать. Но ты не беспокойся, я тебя тревожить не стану. Пока подыщешь подходящее место, сгодится и это, а там уже и забудешь, что когда-то жил в этой мышиной норе.

— Неловко как-то…

— Если ты сын Байма и хочешь сохранить со мной дружбу, ты эти разговоры брось…

При упоминании о своем отце я невольно подтянулся, расправил плечи. Конечно же, я сын Байма, а то кто же! Порой люди, хорошо знавшие Баппу, узнают меня еще до того, как я произношу свою фамилию. Глаза у тебя, говорят, точь-в-точь такие же синие, как у него. Спрашивается, на кого мне еще быть похожим, как не на своего отца?!

Война давно уже отгремела, а об отце все еще помнят многие. Вот и Акбе никак не может забыть о своей дружбе с ним. Так могу ли я пренебрегать его добрым отношением ко мне?!

Акбе вскочил в сумерках и, увидев, что я поднял голову от подушки, с виноватым видом спросил:

— Разбудил тебя?

— Нет! — заверил я его.

Часы показывали двадцать минут шестого. За окном брезжил слабый свет.

— Я вернусь не раньше чем через неделю. — Акбе остановился в дверях. — Вот тебе ключ. У меня есть запасной.

…Будь он неладен, этот сон, совсем мне спать не дал! Не зря в народе говорят: да перейдут на тебя мои дурные сны. Сон сном, а наш дом в селе все чаще вспоминается мне. Нет, не зря он привиделся мне во сне, давно я в нем не бывал. Сегодня надо обязательно съездить в село, проведать малышку Бади. Есть у меня там и дела по работе.