Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

— Э-эй! Колонист! Степка! Заходи слева! Окружай! Всыплем им горяченьких!

И, сунув два пальца в рот, она по-разбойничьи свистнула. Потом набрала пригоршню старых, битых кирпичей и принялась швырять их в бурьян и на крышу соседского сарая.

— Ты... ты чего? Белены объелась? — кинулся к ней перепуганный Митя Горелов — Да там же... Так и голову свободно пробить можно...

— Не мешай! — оттолкнула его Нюшка, продолжая обстреливать сарай.

Вскоре бурьян подозрительно заколыхался, и пять или шесть мальчишек, бранясь и размахивая руками, отступили от сарая в более безопасное место.

Прекратив обстрел, Нюшка вернулась к турнику и, уперев в бока красные от кирпича руки, разразилась веселым смехом. Засмеялась и Таня, довольная тем, что ее отчаянная подруга ловко разгадала хитрость мальчишек.

— Ну что, Рукавишник, «не подглядывали»? — торжествуя, спросила Нюшка. — Ловко я твоих из засады выкурила!

— Так они же сами по себе... А мы шли с Митяем и шли, — сконфуженно забормотал Шурка и помахал приятелям рукой, приглашая их подойти.

Хмурые, насупленные мальчишки приблизились к сараю Ковшова.

— Идите живее! — поторопила их Нюшка. — Колонист не жалит, не кусается. Можете с ним даже за ручку поздороваться. — И, видя, что Степа по-прежнему ничего не понимает, пояснила: — Тебя тут таким страшилищем разрисовали, хуже Соловья-разбойника! От тебя, мол, ни пешему, ни конному прохода не будет.

— Кто же это постарался? — удивился Степа.

— Наверно, Рукавишник с Митяем! — не моргнув глазом, выпалила Нюшка.

От такой безудержной выдумки Митя Горелов даже приоткрыл рот, а Шурка вспыхнул, сжав кулаки и двинулся было на Нюшку, но та благоразумно спряталась за Степину спину.

— Ну, Сучок, перепадет тебе от меня! С походом и довеском! — погрозил Шурка и, понимая, что сейчас совсем неподходящая минута для расправы с девчонкой, остановился перед Степой и стал оправдываться: — Не говорил про тебя ничего такого... Слово даю!

— И я не говорил, — опомнился наконец Митя. — Это все Филька выдумал.

— Верно... брательник твой, — хмуро подтвердил Шурка, не любивший говорить о людях плохое.

— А я о чем толкую! Филька придумал, а Рукавишник с Митяем разнесли, как галки-сороки, — вышла из положения Нюшка, очень довольная тем, что мальчишки сами назвали Фильку.

А на самом деле было так.

Еще вчера вечером, встретив на улице кольцовских мальчишек, Филька Ковшов с важным видом сообщил, что из колонии приехал его двоюродный брат Степка. А он, мол, как и все колонисты, человек отпетый, отчаянный, бывал во всяких переделках, и шутки с ним плохи.

— Ну и что? — недоумевая, спросил Шурка.

— А то! Соображать надо, — сказал Филька. — Нас теперь компания: Ковшовы — два. Братья, родная кровь. Попробуй затронь только! Степка, он и бороться может, и подножку даст, и наотмашь...

Шурка сказал, что все это враки, не такие уж колонисты дикие и драчливые, как болтает Филька, и даже вызвался завтра же познакомиться со Степой.

— Попробуй подойди к нему! — усмехнулся Филька.

Утром, когда Шурка позвал ребят к Степе, с ним согласился пойти один лишь Митя Горелов, остальные решили на всякий случай посидеть в засаде.

Шурка с Митей подкрались к сараю Ковшовых и долго наблюдали за тем, как колонист крутился на турнике...

Сейчас Степа быстро натянул штаны и оглядел ребят. Многие из них были ему знакомы.

Вот переминается на своих косолапых ногах и посапывает лобастый, приземистый Афоня Хомутов. Хороший, верный дружок Афоня. Когда Степа свалился с дерева и вывихнул ногу. Афоня безропотно тащил его на закорках от самой Субботинской рощи до избы Ковшовых.

Это с ним Степа ушел однажды, далеко-далеко за околицу, чтобы увидеть, куда на ночь проваливается солнце. Шли они долго, стало темно и страшно, и неизвестно, что было бы с ними, если бы наконец их не догнал Афонин отец. Афоня сказал отцу, что это он подбил Степку пойти с ним, и, подняв рубаху, покорно подставил голую спину под широкий отцовский ремень.

А сколько раз мальчишки совали задремавшему Афоне под рубаху лягушонка, сыпали в нос нюхательный табак, закручивали в волосы остистый стебелек...

Афоня вскакивал, размахивал руками, оглушительно чихал, но долго сердиться не мог и только жалостливо просил: «Будет вам... балуются, как маленькие!»

А вот и Митя Горелов! Сколько лет они не виделись, а Митя все такой же тщедушный, маленький, нос густо осыпан темными крапинками веснушек, губы постоянно шевелятся, а лицо, как и прежде, немного встревоженное и испуганное. Кажется, что Митя вот-вот сорвется с места и куда-то помчится — вечно он забывал что-нибудь или терял.

Пожалуй, больше всех изменился Шурка Рукавишников. Он вырос, раздался в плечах, грудь его округлилась, но глаза смотрят открыто и дружелюбно.

Степа радушно пожал мальчишкам руки.

— Ну, чего испугались?

Ребята переглянулись.

— Да нет... — улыбнулся Шурка, касаясь пальцем глянцевито-коричневых плеч Степы. — Какой ты смоленый... Словно тебя в котле варили.

— А финка у тебя есть? — стоя поодаль и подозрительно оглядывая Степу, спросил долговязый Семка Уклейкин.

— А как же... Острая, длинная... Как пырнет — и дух вон! — фыркнула Нюшка. — А еще пистолет двенадцатизарядный... Покажи им, Степа.

Ухмыляясь, Степа достал из кармана брюк маленький перочинный ножик, как стручок гороха, и подбросил его на ладони.

Все рассмеялись.

Шурка собрался было что-то сказать, но его перебил Митя Горелов:

— Смотри, Филька идет!

ФУТБОЛ

Все оглянулись. От дома узким проулком мимо огорода вразвалочку шел Филька Ковшов и на ходу уплетал ватрушку. Был он в новой сатиновой рубахе и в скрипучих остроносых, еще не обношенных штиблетах.

— Эге, уже собрались, траву топчете!.. — Он подозрительно оглядел ребят и, засунув в рот последний кусок ватрушки, кивнул на Степу: — Ну, как мой братчик? Не надавал вам еще по шее? Вы особо ему не надоедайте. А то раз, раз — и накостыляет. Видали, какие у него мускулы... Сталь-железо... — И он по-хозяйски потрогал Степины бицепсы.

Степа отстранился и поспешно надел юнгштурмовку.

Но Филька был в отличном настроении и принялся рассказывать про сегодняшнее утро. Он вообще любил поговорить о своих делах, считая, что ребятам все это очень интересно и они должны его слушать терпеливо и беспрекословно.

А про сегодняшнее утро стоило порассказать.

Правда, оно началось довольно скучно. Мать не дала Фильке поспать и ни свет ни заря погнала его в церковь.

Для виду Филька отстоял минут десять у иконостаса, подпалил щеку божьей матери, затем, прихватив три восковые свечки, выбрался на улицу и наткнулся за церковной оградой на мужиков, которые азартно играли в «очко». Среди мужиков был и его отец. Сначала отцу не везло, но потом он сорвал довольно крупный банк. Тут Филька постарался попасться отцу на глаза, и тот отвалил ему от своего выигрыша целую пятерку — вот уж теперь можно будет погулять ради троицына дня!

— Гуляй, Филечка, ради праздничка, веселись на трудовую денежку! — насмешливо сказала Нюшка. — Купи в сельпо пуд пряников да воз орехов. На целый год мальчишек задобришь...

Филька с пренебрежением посмотрел на Нюшку — вот язычок-жальце у девчонки, не мешало бы его укоротить, — но не нашелся, что ответить.

Он поспешно вытащил из-за пазухи спущенный футбольный мяч, а из кармана штанов — блестящий, новенький насос.

— Погоняем ради праздничка! Накачивайте!

Мальчишки встрепенулись. Что там ни говори, а Филька умеет быть щедрым и тороватым — он и орехами угостит, и на гармошке даст сыграть, и футбольного мяча не пожалеет.

Митя Горелов, самый заядлый футболист, вывихнувший уже не один палец на ногах, приладил к резиновой камере насос и быстро надул его.

Шурка ловко зашнуровал покрышку.

Ребята прошли за овин, на выбитый скотиной прогон, разулись, засучили штаны и принялись делиться на команды. В свою команду Филька отобрал Шурку и еще двух рослых, сильных мальчишек.