Мост через Жальпе

— Все лето хорошее.

— Это точно, — вздохнула женщина. — Я-то всегда стараюсь под осень к морю вырваться. Лучшее время, знаете ли.

— Да, осенью время хорошее, — ответил Бенас.

— А этих бед всяких… Может, и вы слышали?

— Нет, ничего.

— Так вот, вчера вечером мы встретили в аэропорту знакомых, прилетели со взморья. Очень тонут. В этом году особенно. Вчера вытащили мать с дочкой…

— Обе сразу?

— Первой стала тонуть дочка, мать бросилась спасать, поначалу казалось, что все обойдется, на помощь уже плыло несколько мужчин. Видно, какой-то водоворот подхватил, их унесло дальше в море. Подошла спасательная лодка, их вытащили, но было уже поздно.

— Если бы чуть раньше, может, и успели бы, — сказал Бенас.

Обернулся сидящий впереди мужчина:

— Говорят, картина просто жуткая — девочка держит мать за шею, с трудом ручонки смогли разжать. Люди даже плакали.

Нет, уже не будет опровержения. Никто не перечеркнет случившееся. Какие чудотворцы эти писатели, хоть за это их надо немножко любить, успел подумать Бенас. Они ведь могут все повернуть вспять, надо только, чтоб дрогнула рука.

— Вы все время молчите, — повернувшись к нему, сказала женщина.

— Я внимательно слушаю.

— Живет себе человек, живет, и вдруг… Какой удар для семьи!

— Трудно даже представить, какой удар.

Глядя в окно на пенистое море, он покачал головой.

Спускаясь в толпе с трапа самолета, Бенас издалека увидел Паулину. Белокурая и загорелая, она стояла у барьера. Когда Бенас вышел из калитки, Паулина отвернулась, но тут же снова обернулась и подошла к нему. Паулину Бенас знал, но не очень близко, несколько раз вместе с Деймой был в гостях. Теперь она — самый близкий человек, который последним видел Дейму и Герду.

— Бенас…

— Когда вы видели их в последний раз?

— Вчера перед обедом. Я осталась дома, а они пошли к морю.

— О чем они говорили?

— Дейма сказала — вечером выпьем вина. Она как раз купила. Герда морщилась, не хотела идти.

— Как всегда…

— Она никогда не любила моря, Герда.

— Знаю.

Паулина направилась к стоянке такси.

— Паулина, если вы не очень торопитесь, давайте поедем на автобусе.

— Хорошо, Бенас.

Что же это такое, размышлял Бенас. Чертовская рассудочность человека или святое желание из всего — из самого радостного и самого печального — извлечь для себя, пока ты жив, какую-то универсальную истину, какой-то урок, чтобы потом лучше уметь жить, чтобы самому стать лучше?

Он хотел ехать на автобусе потому, что автобус останавливается там, где в прошлом году они сели все втроем. Более того — он хотел (и почти верил, что так будет), чтоб в нем оказался тот самый прошлогодний водитель и та же самая кондукторша.

Забрать их не разрешили. Еще не все было приготовлено, надо было часика два подождать.

— Бенас, гробы я уже купила.

— Спасибо, Паулина. Спасибо за помощь.

Надо было раздобыть машину, которая их перевезла бы через весь край — от взморья до южной оконечности. В похоронном бюро им помочь отказались.

— Но ведь такое дело, — сквозь слезы сказала Паулина.

— У нас всегда такое дело, — спокойно и совершенно правильно ответил мужчина из того учреждения. — А куда мы денемся, если понадобится здесь же?

— Не посоветуете, где искать? — спросил Бенас.

— Есть тут такой автопарк. Может, там. Вдруг кто едет в ту сторону.

— Спасибо.

Они направились по длинной улице, тротуары были запружены людьми, и очень веселыми, — всегда так кажется, когда самому не до веселья.

Начальник автопарка сердито отчитывал утомленного водителя:

— Скотина! Ты ведь знал, что сегодня в рейс. И все равно вчера назюзюкался. Ну, что прикажешь с тобой делать?

— Наказывайте, начальник, виноват я. Что есть, то есть.

— Наказывайте! А кто поедет?

— Да я сам могу, начальник…

— Вон!

Только теперь начальник заметил двух посторонних, ему даже стало как-то неловко. Мягко спросил:

— Чем могу помочь?

— Очень надо, чтоб помогли, — начал Бенас. — Нам надо доставить домой… Вчера утонули. Держать больше нельзя.

— Далеко?

— Туда, куда надо было ехать тому, которого вы…

— Что же нам делать? Нельзя не помочь при таких обстоятельствах, только как тут…

— Позвольте этому человеку ехать.

— Пьяному?

— Протрезвеет. Необычная будет у него поездка…

Начальник минуту думал, потом позвонил. Вошла девушка.

— Погляди, может, во дворе ошивается Каспутис. Скажи, чтоб зашел.

Вскоре появился этот Каспутис.

— Езжай. Этому человеку поможешь.

— Хорошо, начальник, только бумагу дайте.

Паренек из похоронной конторы помог донести гробы до грузовика. Каспутис принимал их в кузове. Паулина ехала рядом с Каспутисом, Бенас сидел у гробов.

По дороге Бенас хотел остановиться у почты. Сошел было с машины, но снова попросил водителя ехать прямо.

Теперь их уже впустили. Обе лежали рядышком. У обеих острые подбородки подвязаны белой марлей. Дейма была в платье, которое Бенас ей когда-то давно привез из Армении, а Герда — в том, что в Латвии. Это платье Герды было самое дорогое.

Каспутис один притащил пустые гробы.

Укладывая Дейму в гроб, Бенас подумал, что такой груз он поднимает в последний раз.

Герда была легкой, как пушинка.

Каспутис накануне и впрямь как следует поддал, потому что даже здесь, войдя в положение, не мог себя не выдать — держа один конец гроба в руках, покачивался и все время строил скорбную мину.

— Я прилечу вечером, Бенас. Надо еще кое-что уладить, — сказала Паулина.

— Спасибо вам, Паулина. Очень буду вас ждать вечером.

Паренек в белом халате, страж холодного подвала с мертвецами, глядел на Бенаса.

— Возьмите на пиво.

— Да не надо.

— Возьмите, понадобится.

— Большое спасибо, — поблагодарил паренек.

— Садитесь ко мне, места много, — предложил Каспутис.

— Нет, я полезу наверх. Все-таки такая дорога. Наверху будет лучше. Придется поддерживать. Вы только слишком не гоните.

— Я осторожненько.

Путешествие через родной край. Недавно они тоже ехали по этой дороге. Едут и теперь. И Бенас вспоминает каждую подробность, каждый миг прошлого, каждое место на обочине шоссе. Вот здесь на берегу реки тысячу лет назад Дейма сказала ему, увидев приближающийся автобус, которым ей надо было уезжать:

— Бенас, все равно, будем мы жить вместе или далеко друг от друга, я умру вместе с тобой.

Хочется приподнять крышку гроба и посмотреть, что говорят зажмуренные глаза Деймы, о чем рассказывает застывшее ее лицо. Как странно, что их — Дейму и Герду — разделяют две гробовые доски. И всегда теперь будут разделять.

В городе, где прошло детство Деймы, Бенас зашел на почту и отправил телеграмму.

Когда хоронили, друг Бенаса, величайший человеколюб планеты, сказал несколько слов. Говорил он разумно: напомнил Бенасу, что и в этот тяжелый час он должен сохранять спокойствие, потому что прощается с людьми, которые ни на минуту — ни мыслью, ни словом — не предали его. Бенас всех поблагодарил. Его друг, скульптор с золотыми руками, вскоре изваял из камня памятник: маленькая девочка обнимает мать за шею, ветер отбросил в сторону волосы ребенка, мать отчаянно прижимает девочку к себе, но ее еще сильнее отталкивает жуткая рука, вылезшая из основания камня. Бенасу страшновато было глядеть на скульптуру — на лице Деймы он видел то мгновенье, когда она вся трепетала из-за несправедливости, из-за подлости, — она ведь все до мелочей понимала своим ясным умом, но ничего не могла сделать своими хрупкими силами…

Прошло какое-то время. Когда по вечерам друзья приглашали Бенаса к себе или на озеро, он обычно отказывался. Ему стали ясны тайны кладбища и безграничное притяжение могил — после работы он садился в автобус и уезжал далеко за город, за холмы, на одном из которых расположилось кладбище и куда, пока на этом месте еще не было кладбища, он часто приезжал зимой кататься на лыжах, всегда зная, как тоскует, как беспокойно ждет его Дейма.