Юность Ашира

Чтобы не загромождать мастерскую, слесари решили, что лучше самим относить готовые каркасы в шишельную, не дожидаясь, пока за «ими придут. Ашир уже освоился с работой, и сегодня Зубенко принял его каркасы без единого замечания. Правда, они были простенькие, но и то хорошо, ничего не пришлось переделывать.

— Неси, Ашир, меси, — повторил Зубенко, заметив его замешательство.

— Пусть Федор снесет, а я пока вот это доделаю. — И он поднял такой стук, хоть уши затыкай.

— Не задерживай! — Настойчивости Максиму не занимать, сказал — кончено.

Ашир не решался итти, он помнил разговор возле стенной газеты и боялся опять попасть девушкам на язык.

— Ты еще не ушел? — спросил Максим.

— Иду-у!

Появления Ашира стерженщицы сначала как будто не заметили, но ©друг одна из девушек повернулась к нему и с притворным изумлением проговорила:

— Слесарь каркасы принес!

Светлана уставилась на Ашира серыми округлившимися глазами и повела плечиком:

— Сами принесли? Что это случилось с нашими слесарями!

Озираясь вокруг, Ашир удивился переменам, происшедшим в шишельной. Для формовочного песка посреди мастерской стоял новый ящик, на окнах висели занавески с расшитыми узорами. Под столом он заметил бадейку с разведенной известью, — видно, девушки собрались белить стены. У двери возле умывальника висела дощечка с надписью: «Не сорить!»

Девушки дали ему возможность вдоволь насмотреться на занавески и умывальник, а потом, — как бы невзначай, завели такой разговор:

— Побелку сегодня начнем? — нарочито громко спросила краснощекая толстушка со вздернутым носиком и пухлыми губами.

— Что ты, Тоня, сперва со слесарями посоветуемся, подучимся у них! — в тон ей ответила Светлана.

— Берите каркасы! — напомнил о себе Ашир. Он чувствовал, как у него начинает гореть лицо.

Но девушки продолжали свое:

— Светлана, расписание дежурств у тебя? Сегодня кому убирать?

— И договор готов, только не мешало бы его со слесарями согласовать.

— Зачем же дело стало, покажи!

Пожилая стерженщица выручила Ашира.

— Прими, Света, каркасы… Вы вот смеетесь, а слесари нам нос утерли.

— Это еще неизвестно, Клавдия Ивановна! — Светлана раскраснелась и смешно надула щеки. — Через стенгазету вызовем их на соревнование, пусть попробуют угнаться за нами… Клади сюда каркасы.

«В училище девушки тоже хотели обогнать нас по чистоте, да не вышло, — стоял и думал Ашир. — Вызывайте на соревнование, вызывайте, мы еще не то сделаем…»

Светлана вытерла о фартук руки и перебросила косички с пруди а а спину. Она быстро осмотрела и приняла верхние каркасы, и только — нижний долго вертела в руках.

— Твой? — негромко опросила она.

Лучше бы у Ашира здоровый зуб выдернули. Он сморщился и настороженно взглянул на Светлану.

— Почему думаешь — мой? — отрывисто спросил он.

— Грубо сделан… Получше прежних, но и в нем красоты нет.

Какую она в проволоке красоту ищет, не понимал он.

— Надо делать вещь красиво. Я тоже лака не умею так красиво работать, как Клавдия Ивановна, — Светлана прерывисто вздохнула и опустила свои длинные ресницы. — Но учусь… И ты учись красиво работать.

От того, что она умолкла, ему стало совсем не по себе Сказала бы сразу: принимает каркас или нет?

А Светлана вскинула ресницы и улыбнулась одними глазами. В ее взгляде блеснул Аширу лучик надежды.

— Ладно, приму. — Она чуть заметно кивнула головой.

Ее «ладно» было для Ашира обиднее отказа. Лучше бы выбросила каркас в окно, чем это снисхождение.

— Годится или не годится? — вскипел Ашир и сжал кулаки так, что побелели косточки пальцев. Он решил постоять за себя.

Вид у него, очевидно, был грозный. Во всяком случае стоявшая рядом краснощекая Тоня попятилась и села в ящик с песком. Но Светлана была не из робкого десятка. Она подошла к нему ближе и, горячо дохнув в лицо, тихо, но внятно сказала:

— Беру — стало быть годен. Был бы чуточку похуже, ни за что в жизни не взяла бы. — Она выдержала длинную паузу, повела бровями и с гордостью добавила: — Мы не можем принимать негодные каркасы и делать плохие шишели, у нас бригада отличного качества!

Сказала — как ножом отрезала. У Ашира сами собой разжались кулаки. Ну и Светлана! В училище было много девушек, но такой, как она, он еще не встречал… О красоте она правильно сказала, он и сам иными глазами смотрел сейчас на свою работу.

Ашир не преминул еще разок глянуть ка оконные занавески и ушел. В конце коридора он услышал за собой торопливые шаги, однако не оглянулся, а, наоборот, прибавил шагу.

— Подожди, Ашир! — Ему на плечо легла легкая, слегка дрожащая рука.

И опять она, Светлана. Не каркас ли обратно принесла? Нет! У Ашира отлегло от сердца.

— Возьми наш договор, посмотри с ребятами, может мы что забыли. Потом вместе подпишем и в стенгазете поместим.

Ашир несмело улыбнулся. Глаза Светланы уже не казались ему такими строгими. В них можно долго смотреть, и это, оказывается, ничуть не страшно.

Разговор по душам

Ашир сидел у себя в каморке, не зажигая света. Луна холодно блестела прямо перед окном. На стене; словно на экране, отпечаталась рама, в нижнем квадратике рамы — ветка глядичии с неподвижными перышками листьев и изогнутый стрючок, похожий на уснувшего червяка. За тонкой перегородкой тоскливо бубнила гитара — почему-то слышались преимущественно басы, густые, тягучие. В их утробный гуд изредка вплетались громкие, перебивающие друг друга голоса.

В свободные от занятий вечера Ашир часто так просиживал часами один, не зная, как скоротать время. Он любил читать и все собирался записаться в библиотеку, но так и не удосужился узнать, где она находится.

Иногда заглядывал Сережа. Сегодня и его не было. На память невольно пришли другие вечера, в училище, не похожие один на другой, каждый по-своем у интересный и памятный.

Ашир вспомнил мать, родной колхоз… Взгрустнулось. Он сидел возле залитого лунным светом окна и смотрел на деревья, но мысли его были далеко. Мать, наверно, вернулась с колхозной фермы и уже подоила корову и теперь месит тесто для чурека, а маленькая сестренка Садап возится со своими куклами. Лохматый Карабаш, должно быть, заглядывает в открытую дверь и тихо повизгивает.

Ашир видел перед собой лицо матери, спокойное, о мелкими морщинками вокруг утомленных вязанием и вышиванием глаз. Хотелось протянуть к ней руки, тихонько поправить седые волосы, тяжелой прядью упавшие на глаза. Посидеть хотя бы минутку та ковре возле матери, пусть даже молча, только бы посидеть, глядя в родное лицо.

«Надо было тогда взять отпуск и съездить домой… Получу зарплату, пошлю матери денег», — подумал Ашир.

В дверь кто-то постучал. Ашир в недоумении встал со стула. Дверь скрипнула и медленно приоткрылась.

— Хозяева дома? — опросил гость.

— Заходите! — Ашир по голосу узнал Чарыева, парторга завода. В его приходе не было ничего необычного, однако Ашир растерялся. Он выдвинул на середину комнаты стул, потом опять поставил его к окну, но так и не догадался включить свет.

— Что же ты сидишь в темноте, спать, что ли, собрался? Тогда я не буду мешать, — сказал парторг.

— Спать? Рано еще…

Чарыев отыскал на стене выключатель и зажег свет. Ашир точно спросонок протер глаза и опять поставил стул посреди комнаты.

— Садитесь.

— А чаем угостишь?

— Чаю нет.

— Как же так, Давлетов, туркмен — и вдруг зеленого чаю у тебя нет! — задумчиво проговорил Чарыев. Он осмотрел голые стены, взглянул- на обшитый фанерой потолок, подошел к окну и хотел его открыть, но окно не открывалось. — Небогато живешь.

Ашир не хотел прибедняться и живо ответил:

— Деньги у меня есть, на столовую и на кино вполне хватает. Скоро зарплату получу и за отпуск. А чаю нет, потому что кипятить негде.

— Вот об этом я и говорю: чай кипятить негде, жарища, теснота! — Чарыев вдруг заговорил возбужденно, горячо: — Скрывать нечего, общежитие неважное. Временное оно у нас. Новое уже отстраиваем, настоящая дача будет. Молодых рабочих в первую очередь вселим, так что ждать тебе недолго.