Чужаки

Оставаться на заводе было уже невозможно.

С этих пор и начались его скитания по Уралу и Сибири. Он стал профессиональным революционером.

Вначале ему было трудно. Не было опыта. Люди, с которыми приходилось жить и работать, были отсталыми, неграмотными. Но он не унывал.

На чугунолитейном заводе, где Ершов решил остановиться, ему с большим трудом удалось устроиться в котельную чернорабочим.

Сначала кочегары смотрели на новичка, как на случайного человека, который заботится только о собственном пропитании — не больше.

Но это продолжалось недолго.

Еще до прихода Ершова в котельную один из кочегаров упал с лестницы и сломал руку. Семья осталась без кормильца. Два мальчика и девочка вместе с отцом каждое утро приходили к котельной и оставались здесь до обеда. Кочегар с виноватым видом, кашляя и вздыхая, садился около дверей на камень, а дети копались в мусоре. Сюда же иногда заглядывала высокая, со скорбным лицом, опухшая от голода женщина.

Узнав, в чем дело, Ершов предложил кочегарам вместо отдельных кусочков, которые те давали ребятишкам, кормить семью.

Теперь каждый, не дожидаясь напоминания, ежедневно откладывал часть своей еды для попавшего в беду собрата. Они видели, что эта небольшая помощь спасала больного и его семью от голода.

Но Ершов видел в этом деле еще и другое: возможность сплотить рабочих. Поэтому он решил пойти дальше и в первую же получку вместе с хлебом положил на тряпицу часть своего заработка.

— Уж помогать, так помогать, — сказал он, рубанув по направлению тряпицы ребром ладони. — Чтобы товарищ почувствовал по-настоящему. А то ведь семья-то все еще голодает.

Но к этому поступку Ершова кочегары отнеслись неодобрительно.

— Ишь, богач какой нашелся! — проворчал один из кочегаров.

— Помощи оказать я тоже не супротив, да работать на дядю — дураков нету, — подхватил другой кочегар.

— У него дети, ну и у меня — тоже не кутята. Их кто кормить будет? — спрашивал третий.

Ершов сначала молча слушал, потом сказал:

— Ежели мы друг другу помогать не будем, все подохнем. Сегодня у одного беда на дворе, завтра у другого.

Нам никто не поможет, если мы сами себе не поможем. Над этим нужно серьезно подумать, нечего горячиться.

На следующий день к котельной пришли только дети. Отца с ними не было. Ершов заметил, что рабочие о чем-то шепчутся, поглядывая в его сторону.

Наконец один из кочегаров зло и ехидно сказал:

— Тебе в кабак бы сбегать. Добавь, может, ему не хватит… Эх! Помогатели…

— Утро еще, — плюнув, выругался другой, — а он в стельку… Я, говорит, пораненный только, но у меня башка-то на месте. Мне дали и еще дадут, потому я — протарьят. Имею полное право на помощь.

— По морде сукину сыну надавать — знал бы, как деньги пропивать.

Насмешки и озлобленность товарищей заставили Ершова призадуматься.

Через неделю рука кочегара зажила, и он начал работать.

Стыдясь своего поступка, он старался не смотреть людям в глаза. Когда Ершов снова предложил ему денег, чтобы продержаться до получки, кочегар взять их категорически отказался. В конце концов Ершов с трудом уговорил его взять их взаймы. Он взял и быстро ушел, сгорбившись, втянув голову в плечи.

После первой же получки он принес Ершову половину денег.

— Получи. Остальные в следующую получку отдам, — не глядя на Ершова, говорил кочегар. — Век тебя не забуду, и дети тебя помнить будут. Спаситель наш.

— Эх, бить бы тебя палкой, да, видно, некому, — сказал стоявший рядом кочегар.

— Герой какой, — огрызнулся кочегар. — Жена с голоду умирала, дети тоже, ты что думаешь, шутка это? С горя ж… — потом добавил смущенно: — А за помощь спасибо, иначе бы подох… хорошо бы такую поддержку всем, на кого беда свалится, только женам в руки, в кабак, чтоб не того…

Кочегары заговорили одновременно:

— Так-то оно, конечно, правильно, но вот как это сделать?..

— В трудную минуту очень помощь нужна…

— С миру по нитке — голому кафтан, известно…

Они долго шептались, потом один- за другим стали благодарить Ершова.

Так Захар Михайлович стал известным многим рабочим. К нему приходили за советом и просто, чтобы познакомиться. Когда знакомых стало уже несколько десятков человек, Ершов при помощи своих кочегаров созвал собрание.

Разговор начался с того, как трудно живется рабочему человеку.

— Неграмотные мы, да еще каждый сам по себе, вот в чем беда, — говорил Ершов собравшимся, — ну и душат нас хозяева поодиночке, жмут… а мы молчим. Так-то вот все и идет.

— Может, и оттого, что неграмотны, — робко сказал один из рабочих, — кто его знает. — Да нет, мотри, вряд. Скорее от тихости нашей.

— А тихость отчего? Тоже от необразованности. Скажет хозяин или управляющий, а мы ответить не знаем чего, соглашаемся или молчим.

— Да оно, пожалуй, так… серость наша. Говорят, вон у суседей союз какой-то создали, там будто бы и разбираются, что к чему.

В конце собрания по предложению Ершова было решено создать на заводе марксистский кружок. Кружок был организован немедленно и охватил большое количество рабочих.

Через месяц Ершов был вынужден покинуть завод, но он был твердо уверен, что посеянные им ростки не заглохнут, будут расти и крепнуть день ото дня.

На новом заводе, куда занесла Ершова судьба, вскоре стал он известен среди рабочих как человек прямой, не склоняющий головы перед хозяевами. А когда Ершов вступился за рабочего, о нем заговорил весь завод. Разъяренный мастер, точивший уже несколько дней зубы на Ершова, набросился на него с кулаками:

— Эх ты, сволочь! Ты кто такой? — напирал он на Ершова. — Я тебе всю башку расколочу, мерзавцу.

Увернувшись от удара, Ершов подставил противнику ногу, и тот, потеряв равновесие, полетел в угол.

— Будешь знать, холуй хозяйский, как на человека руку поднимать, — пригрозил Ершов. Потом вместе с другими рабочими связал мастеру руки и выбросил из цеха.

Вечером к Ершову подошел рабочий, за которого он вступился:

— Тебе теперь на видах оставаться Нельзя. Сегодня же сцапают. Идем ко мне, я тебя на чердаке или в бане спрячу.

Высокий усатый кузнец прервал его:

— Нет, к тебе ему никак не сподручно, Ко мне пойдет, у меня и жить пока будет. Если надо, вечером можешь прийти, повидаться.

Вечером на квартиру к кузнецу собрались рабочие. Они обсуждали утреннюю потасовку, удивлялись смелости Ершова, смеялись. Потом разговор перешел на более серьезные вопросы.

Долго прожить здесь Ершову не довелось, пришлось покинуть и этот завод. И вот так, несмотря на постоянное преследование, часто без куска хлеба, ночуя под открытым небом, он настойчиво продолжал вести революционную агитацию среди промышленных рабочих.

В течение нескольких лет скитаний по городам и заводам Ершов создал десятки социал-демократических кружков, групп и союзов. Теперь его знали тысячи рабочих на предприятиях Поволжья, Урала и Сибири.

В Сибири, в селе Шушенском, Ершов встретился с Лениным.

Владимир Ильич долго расспрашивал Ершова о положении на уральских заводах, о настроениях рабочих и о работе созданных Ершовым кружков. Он особенно интересовался литературой и материалами, которыми пользуются революционные рабочие.

В беседе с Захаром Михайловичем. Ленин не только расспрашивал его, но и сам говорил о многом: о том, что нужно сейчас делать революционерам, о чем говорить с рабочими, на какой основе строить пропаганду. Особенно запомнились слова Ленина, когда он заговорил о времени грядущей схватки с капитализмом.

— Теперь уже совсем недалеко то время, Захар Михайлович, когда в России грянет буря. Да, да, — поблескивая глазами, продолжал Ленин. — Настоящая буря. Вспомните, мой друг, пророческие слова бесстрашного революционера Алексеева… Как он сказал?..

На несколько секунд Владимир Ильич задумался и произнес уверенно:

«Подымется мускулистая рука рабочего люда, и ярмо деспотизма рассыплется в прах!» Нас миллионы, Захар Михайлович. Мы владеем самой передовой марксистской наукой. Мы знаем законы развития общества… Значит, у нас есть все для победы. Правда трудового народа возьмет верх.