Приключения капитана Робино

Все получилось вроде как надо, но тут бортач совершает колоссальную ошибку. Еще не подали трап, когда он вышел в салон и объявил пассажирам, что они должны меня век благодарить, чуть не ноги целовать за спасение их драгоценных жизней и сохранение дорогостоящей материальной части. Тут такое началось, что я еле ноги унес, даже «Рязань» умудрился в толпе потерять. Правда, ненадолго. Вечером она позвонила и начала со страстью объяснять, какой я герой, молодец и образцово-показательный мужчина, хоть на ВДНХ меня можно выставлять. Я попросил ее зря не пылить словами, и она сразу изменила тон, сказала по-деловому, что завтра же с утра займется моим трудоустройством.

— До вчерашнего дня я знала, что ты летчик, — сказала «Рязань» — а вчера почувствовала! Летчик и еще какой! Ты меня понимаешь?

Как она действовала не знаю, только в итоге меня пригласил на беседу некто Александров, заместитель генерального конструктора по летной части. КБ он представлял знаменитое. Генеральный был отмечен Золотыми Звездами и едва ли не дюжиной орденов Ленина. Прижизненно зачислен в гении. И вдруг им потребовался именно я. Чудеса!

Позже узнал: у «Рязани» была школьная подруга, трудившаяся на знаменитой фирме, и, несмотря на свою не больно высокую должность, пользовавшаяся особым расположением Генерального. Долгое время «Рязань» держала свою старую подругу, если можно так сказать, в резерве, а тут позвонила. «Рязань» капнула — ей, она — Генеральному, Генеральный — Александрову. Но это я понял позже. А пока приезжаю по адресу. В проходной проверяют документы, никакого пропуска не выписывают, навешивают на грудь желтенький значок с номером и показывают, куда идти. Порядок впечатляющий: в желтые двери мне проход открыт, в синие — извините, не суйтесь, не для вас…

Александров оказался импозантным, седоватым, очень любезным и неторопливым. Сперва задал мне несколько вполне стандартных вопросов и пояснил:

— Наша фирма заинтересована в вас в связи с тем, что мы получили так сказать, сверхплановое задание. Предстоит испытание воздушного винта с принципиально новой системой регулирования шага лопастей в полете. Винт решено поставить на серийную машину, надежно облетанную и спокойную. Ориентировочно программа займет десять-двенадцать полетов. Если наше предложение может вас заинтересовать, мы продолжим разговор, чтобы уточнить все детали — юридические, технические, материальные. — Высказав все это, Александров смотрит на меня, не торопит, ждет.

— Позвольте задать вам вопрос? — говорю я. — Почему ваша фирма решила пригласить на эту работу «варяга»? Мне казалось, летчиков-испытателей у вас в штате не два и не три?

Александров взглядывает мельком на роскошные наручные часы и говорит:

— Нас ждет Генеральный. Он лично знакомится с каждым летчиком, приходящим к нам. Поднимемся к нему — время, на вопрос я непременно отвечу чуть позже. Мне этот дипломатический маневр не очень понравился, но делать было нечего — время! Генеральных ждать не заставляют.

Кабинет, в котором должна была решится моя судьба, оказался меньше, чем можно было ожидать, но интерьер смотрелся совершенно обалденно и, что особенно запомнилось, крутом было полно самых немыслимых зеленых насаждений — в горшках и горшочках, в кадочках и в кадках… Генеральный — маленький человечек в темно-синем двубортном костюме — на фоне этого зеленого великолепия не производил особого впечатления, во всяком случае никаких внешних признаков гениальности я в нем не обнаружил.

Когда меня запускали пред ясные очи, из кабинета Генерального выруливал полковник. По знакам отличия и эмблемам, плюс Звезде Героя, естественно было предположить — летчик-испытатель. Позже я узнал, это был шеф-пилот фирмы, он пытался выяснить, почему на испытание воздушных винтов приглашают постороннего человека, при том, что его ребята вовсе не перегружены работой? Что говорил ему Генеральный, мне, понятно, неизвестно, но выходил полковник от начальства с откровенно раздраженным видом.

Чтобы долго не тянуть, докладываю суть истории, которую я постиг спустя какое-то время. Заниматься новыми винтами Генеральный не желал, причин на то было несколько, но главная — он относился с недоверием к автору этих винтов, опасался возможных неприятностей, которые потом запишут на счет фирмы. Но тут на Генерального спустили самого министра и деваться было некуда, возражать министру невыгодно, пришлось сказать — да.

Вести испытания Александров, не задумываясь, предложил по собственной инициативе шеф-пилоту, тому самому полковнику, что столкнулся со мной в дверях высокого кабинета. Однако Генеральный воспротивился:

— Это неразумно рисковать таким ценным летчиком, — сказал он Александрову, — потрудитесь подобрать на стороне пилота подешевле. — И уточнил тут же: — Нет-нет, заплатим мы ему хорошо… Нам своих сохранить надо. Теперь, я думаю, вам все ясно? Кадры беречь надо…

Со мной Генеральным разговаривал не очень долго, и на вопрос о «варяге», который я успел ввернуть в эту беседу, ответил без заминки:

— У нас очень много работы, народ втянулся, нет смысла кого-то перенацеливать, отрывать от основных программ. Вы же сможете полностью сосредоточиться на предлагаемой программе и провести ее без излишней трепки нервов.

Про сами винты рассказывать не буду, это материя сугубо техническая и мало кому может быть интересной. Замечу только — Генеральный правильно не хотел с ними связываться. Новая автоматика оказалась изумительным дерьмом, отказ следовал за отказом. Первые десять полетов заняли два месяца. Думаю, Генеральный вполне обоснованно ожидал катастрофы, и решение нанять варяга подешевле вполне соответствовало интересам фирмы.

И все-таки эту программу я дотянул до конца, ни разу не убившись, хотя дважды падал на вынужденную и оба раза — вне аэродрома.

Не знаю почему, но отношения с летчиками фирмы долго не складывались. Внешне все выглядело вполне благопристойно, а взаимного притяжения не наблюдалось. Думаю, меня держали за незваного гостя, за чужака, пытающегося втереться в их дружную компанию. А потом все переменилось.

Не знаю, что тут и сказать — всю жизнь меня преследуют разные «вдруг», «внезапно», «неожиданно». Просто как в плохом кино случается что-то… и жизнь меняет направление.

Возвращаюсь домой с последним поездом метро. Выхожу на пустынную платформу и вижу: в центре зала на лавочке восседает наш шеф-пилот. Рядом милицейская дама и дежурная в красной шляпочке что-то ему втолковывают. Что-именно — еще не слышу, но догадываюсь — полковник пьян до упора, до того бедняга расслабился, что ничего уже не соображает. Зрелище, мало сказать грустное, — человек при погонах, при Золотой Звезде Героя, со знаками заслуженного летчика-испытателя, и «мама» выговорить не может.

Подхожу и, не повышая голоса, делаю предложение:

— Игорь Александрович, а давай проведем тренаж — «пеший по-летному». Ну-ка, иди сюда и будем выруливать в паре!

С трудом приподнимаю его с лавочки, мужчина он крупный, увесистый. Он что-то бормочет, тяжело виснет на мне, но «вырулить» все же пытается.

Сердобольные женщины вьются рядом и интересуются, куда я собираюсь его вести? Они явно сочувствуют упившемуся летуну, а на меня поглядывают с подозрением. Не ограбил бы хорошего человека? Объясняю бабам: живу в доме напротив станции метро, дотащу полковника до лифта, а потом будет легче: лифтом — до квартиры, два шага — и на диван. Мы работаем вместе с полковником. Думал все, ан нет — дама-милиционер спрашивает:

— А какие-нибудь документы у вас имеются? Можно взглянуть?

Предъявляю пилотское свидетельство. Она долго разглядывает его, очевидно, никогда раньше такого документа не видела. Вскинув бровь, спрашивает:

— Вы француз, что ли? Ро-би-но… Отлично понимаю — острить не время, надо тащить шефа домой, но не могу удержаться:

— Какараз, — говорю я, — дорогой старший сержант, я капитан запаса. Полковник — мой начальник, не беспокойтесь я его ни в коем случае не обижу.

Но добрая женщина не успокаивается, говорит, что через семь минут конец ее смены, и она охотно поможет мне в буксировке.