Любовь Муры

Идочке книжку — пришли пожалуйста. Эта книга будет для неё большой радостью. Прочитай в журнале «Знамя» № 9 записки комбрига Игнатьева: «50 лет в строю».

Спокойной ночи, любимая. Целую тебя горячо.

Ради всего не уезжай никуда, найди на это время угол.

Деньги я получила. При первой же возможности отправлю их на твоё имя..

За 2 дня праздника разбаловала себя, а завтра предстоит немало дел. А я так далека от трудового энтузиазма.

Что-то ты сейчас делаешь? По всей вероятности, отдыхаешь. Тепло ли в комнате?

Пиши мне часто.

Все домашние, в том числе и Мурзик, шлют тебе привет.

Любящая тебя Мура.

Очень болит голова, поэтому ограничиваюсь коротким письмом.

14/III.

Моя голубка, что-то большой перерыв в твоих письмах! Здорова ли?

Запоздавшая весна пришла сразу. Вчера ещё было всё сковано льдом, а наутро громаднейшие глыбы снега начали на глазах осядать. Днём ослепительное солнце, подогрев снег, превратило нашу дорогу в глубокие лужи, проваливаемся по колени.

Начинается весенняя вакханалия, текут не ручьи, а реки, воздух наполнен непередаваемо восхитительными запахами марта… Обожаемая пора. Всегда она бодрила меня.

Получила твоё письмо. Я послала тебе 2 письма с сообщением, что ничего серьёзного у меня нет.

Ты себе представить не можешь, как я жалею, что под впечатлением рентген-просвечивания я написала тебе об этом злополучном «продуктивном» очаге! Не сомневайся, что если б я серьёзно заболела, я бы сказала тебе. Последние дни меня реже знобит, бываю вечера с нормальной t°. Я стала с непривычной бережностью относиться к себе. Не переутомляюсь, стараюсь что-нибудь жевать через каждые 2 часа. Большим козырем моим является здоровый желудок. Конституция у меня исключительно крепкая (как дуб!). И этот очаг скоро превратится в «непродуктивный», каких у меня оказалось порядочно. Последнее показывает, что они возникали и рубцевались без последствий. Последний раз меня просвечивали в Железноводске и говорили о том, что у меня очаг был спереди справа. Усиленно рекомендовали ехать тотчас же в Крым. Около года, после всех болезней, я ещё чувствовала себя препогано, помнишь, какой была клячей. И вот с тем комплексом болезней я тогда окрепла, поправилась. Теперь же всё это мелочи по сравнению с тем периодом. Но берегу себя больше, чем когда бы то ни было. Уже одно то, что болезнь быстро старит — заставляет меня всё делать, чтобы пополнеть. В феврале я резко похудала, как-то сразу, а сейчас остановилась. Достала масла, сала.

Даю тебе слово, что я не так больна, чтобы можно было опасаться за меня. Поверишь ли ты мне? И зачем я только тебе написала. Обострение в лёгких в Железноводске, как видишь, прошло быстро. Тогда, в силу известных обстоятельств, я не писала тебе об этом. А теперь вот сглупила. А на расстоянии действительно всё кажется более угрожающим.

Чтобы ты мне поверила, я обещаю тебе, что если б мне стало хуже — я напишу тебе. Молчание же будет означать, что всё благополучно. Не будем возвращаться к этому, Кисанька. Я сейчас волнуюсь от одних мыслей, что доставила тебе столько беспокойства. Важно, чтобы ты мне поверила.

Теперь о тебе, моя голубка. Видно, что тебе хочется поехать в А.-А. Там, очевидно, уже тепло, и это много значит для тебя, но меня пугает дорога. Она будет длинно-мучительной, да и с продуктами там, наверное, хуже, чем в Москве. Питаться же тебе нужно хорошо. Себя береги. Вот только эти соображения заставляли меня вопить против твоей поездки. К тому же, по твоём отъезде, поиски комнаты заглохнут. Но тепло А.-Аты, конечно, большое преимущество для тебя.

Книгу думаю завтра отослать. За неё благодарю тебя. Хотела о ней поговорить, да некогда.

Да, самое верное доказательство, что ничего угрожающего для здоровья нет — является то, что я работаю, иначе я была бы на соцстрахе. Это тебя, надеюсь, убеждает.

Люблю тебя, моя родная. Будь здорова.

Как плохо идут письма, если ты моих не получила ещё.

16/III.

Моё золотко, голубка моя!

Да, верно не скоро мы свидимся. Я скучаю по тебе, и очень тянет к тебе. У меня неприятность: вчера вызвали меня телефонограммой в штаб округа и мне объявлено, что я… «мобилизована» на неопределённое время. Это означает, что меня в случае потребности будут отправлять в командировки. Я было пикнула о своей повышенной t°, о процессе в лёгких, но потом решила, что в одну командировку я поеду, а дальше предоставлю справку из тубдиспансера. И вот я еду в отдалённые 3 точки. Еду 19-го. Выехала бы уже сегодня, но задержала процедура оформления туда пропуска.

Выезжать ужасно как не хочу. Знаю, что этим я ухудшу своё здоровье, и беспокойство, как будут жить без меня дома, уже лишило сна. Теперь я дома необходима больше обычного. С трудом, и большим, достаю хлеб, булку. Сейчас я ругаю себя за своё малодушие, что не запротестовала решительно, не отказалась, мотивируя отказ болезнью. Но пока ходишь, ведь считаешься здоровой.

Странное у меня ощущение: тоска, как рана, разъедает меня от мыслей, что я должна оставить дом. Еду дней на 7–10 — всего лишь, а предчувствий, волнений, как будто бы отъезжаю в Арктику! Очевидно, засиделась. Пишу об этом, потому что охвачена целиком этим чувством. Самое паскудное оно, — убивающее остатки бодрости. В этом отношении завидней положение одиночек.

Сегодня я опять, будучи в штабе округа, собиралась говорить о невозможности выезжать именно теперь — в этот м-ц распутицы, но так и не решилась. Не ругай меня за это, я достаточно сама мучусь этим.

По приезде возьму отпуск на 2 недели и выеду в дом отдыха, тоже в Святошино. И там возвращу потерянное в поездке здоровье.

Ты мне напиши хоть одно письмо на такой адрес: г. Шепетовка, Гл. почтамт, до востребования. Если напишешь сейчас же по получении этого письма, то я захвачу ещё его.

Мне так грустно, что в это время и ты, очевидно, будешь готовиться к отъезду, что мы отъезжаем ещё дальше друг от друга. Твоё сегодняшнее письмо — ответ на мой план (наивный!) оздоровления — поступлением на временную работу в дет. туберкул, санаторий. Не помню, писала ли я тебе, что там никого не застала, таким образом я никому не сказала о своём плане. Он, конечно, не подошёл бы им.

Чтобы выехать на 2 недели в дом отдыха — заложу в ломбард свой материал на пальто. Это будет один из немногочисленных моих разумных поступков. Из Святошина я смогу через день наведываться домой — значит буду покойна.

Ничего не говоришь мне о своей руке, болит ли по-прежнему? Миленькая моя, между строк твоего письма читаю о грусти, о подавленности. Ты умеешь с большей покорностью, между прочим, чем я, относиться к тому, что нельзя переменить. Неужели так и не уладится вопрос с комнатой?

Спокойной ночи, Кисанька. Как бы рассеять эту тоску?

Горячо-горячо обнимаю тебя. Твоя Мура.

…мешает — мой долг. Но и это я ликвидирую по своём возвращении из д/отдыха. Есть вторая работа. С командировкой примирилась, не отношусь к ней с таким ужасом — и это хорошо. Увижу новые места. Еду в военные части — таким образом с питанием там будет улажено. Есть военный литер — значит не придётся мучиться с билетом.