Сашенька

— Саму себя, — ответила Катенька, не сводя с маршала глаз.

— Ее девичья фамилия Либергарт. Никаких ассоциаций, товарищ маршал?

На лицо Сатинова легла тень.

— Не припоминаю… Я в своей жизни помог стольким людям, но фамилии… — Он вздохнул, заерзал в кресле. — Рассказывайте дальше…

Катенька тоже вздохнула.

— Мать Павла Гетмана зовут Роза. Единственное, что ей известно: отец, профессор теории музыки в Одесской консерватории, и его жена, преподаватель литературы, удочерили ее в конце тридцатых годов. Их фамилия Либергарт, Енох и Перла Либергарт. Они поженились уже немолодыми, собственных детей заводить было поздно, поэтому они удочерили пятилетнюю девочку. У нее были светлые кудряшки, поэтому они ее называли «зильберкинд» — серебряное дитя.

— А до этого? — спросил Сатинов.

— У Розы лишь отрывочные воспоминания о раннем детстве, — сообщила Катенька, восстанавливая в памяти недавние беседы в пьянящем воздухе лондонской весны. — Смех красивой женщины в твидовом костюме с прелестным белым воротником, красивый мужчина в мундире; помнит, как играла с другими детьми, помнит путешествия, вокзалы, потом приемных родителей…

— Обычная история для тех времен, — перебил Сатинов. — Дети часто терялись и устраивались в другие семьи, было допущено много ошибок, пережито много трагедий. Но, может, она выдумала эту историю? Такое тоже часто случается, особенно когда газеты пестрят небылицами о том времени.

Голубые глаза цинично дразнили ее.

— Ну, доверять ей моя работа, да… я ей верю. Либергарты никогда не поощряли ее желания копаться в прошлом, потому что полюбили ее как свою собственную дочь. Они не хотели потерять Розу — и боялись привлечь внимание. Удочерением руководил кто-то из высших чиновников, все в те дни было покрыто тайной.

— Но, конечно, после смерти Сталина…

— Да, — продолжала Катенька, — после смерти Сталина Роза настояла на том, чтобы Либергарты сделали официальный запрос. Они сообщили Розе, что ее родители погибли во время Великой Отечественной войны — это примерно соответствовало времени, когда Розу удочерили.

Сатинов развел руками.

— И она поверила?

— Она верила в это десятилетиями. Она любила своих приемных родителей. Енох умер еще в 1979 году, но Перла до недавнего времени была жива. Она умерла уже после свержения социализма. И только тогда Перла призналась Розе, что они ей солгали. Либергарты не делали официального запроса, потому что никогда не знали фамилии настоящих родителей.

— Скажите, Катенька, эти Либергарты… хорошие, добрые люди? — спросил Сатинов, внезапно подаваясь вперед.

Катенька почувствовала, что ступает на очень зыбкую почву. Она с грустью подумала о своих привычных занятиях: о документах эпохи правления Екатерины Второй в РГАДА [14], о благородных временах «золотого века» России. Но все же она — историк, а какой же историк откажется от захватывающей возможности лично встретиться с живой реликвией, такой как Сатинов? Ведь это дыхание недавней истории — к тому же истории, во многом скрытой под покровом тайны!

— Роза говорит, что они были оторванными от мира сего учеными, не способными заботиться о детях. Профессор Либергарт не мог даже сварить яйцо и не умел водить автомобиль. Роза рассказывала, что однажды он пошел на работу, надев туфли не на ту ногу. Перла была «синим чулком», тучной женщиной, не умевшей готовить, шить и застилать кровать. Никогда не пользовалась косметикой, не делала прическу. Она всю жизнь посвятила переводам сонетов Шекспира на русский язык. Поэтому Роза росла как маленькая взрослая, сама заботилась о своих эксцентричных пожилых родителях. Она помнила ужасы войны: осаду Одессы, массовые расправы немцев и румын над одесскими евреями. Но несмотря ни на что, они любили ее той беззаветной любовью пожилых родителей, которым Господь дал ребенка, когда они уже и не ждали.

Сатинов положил себе в чай немного сливового варенья и облизал ложечку. Затем, удостоверившись, что за дверью никого нет, достал пачку сигарет «Люкс», вынул сигарету и лихо, как юноша, прикурил ее от серебряной зажигалки.

— Мне запрещают курить, да ладно — изыди, сатана!

Он глубоко затянулся, прикрыв глаза от удовольствия.

— Так все же, что вы от меня-то хотите?

— Когда Розе в подростковом возрасте понадобилась операция, ее родители так взволновались, что позвонили кому-то в Москву. Этот человек все устроил.

— Вероятно, дядя?

— Однажды в Одессе проходило большое партийное совещание. Розе кажется, где-то в пятидесятых годах. В город приехало много начальства. Однажды она увидела во дворе школы черный «ЗИЛ-лимузин», в нем сидел человек в форме, большая «шишка». У нее появилось чувство — ей просто показалось, что ждал он именно ее. Всю неделю, каждое утро, он ждал ее у школы. Я не знаю, кто был этот человек, маршал Сатинов.

Катенька посмотрела Сатинову прямо в глаза, тот заерзал в кресле.

— Роза простила Либергартам их ложь, но она молила, чтобы мать назвала имя. Перед смертью Перла призналась Розе, что москвичом, которому они звонили, были вы. Вы помогали ей с операцией. Может, вы и были человеком в лимузине?

Сатинов вытащил еще одну сигарету. Катенька видела, что маршал ее внимательно слушает.

— Выдумки это все, — сказал он.

Внезапно Катенька ощутила раздражение. Она наклонилась вперед в своем неудобном кресле.

— Мы с Розой хотим знать, почему вы помогли ей, товарищ маршал. Она убеждена, что вам известно, кто были ее родители.

Сатинов казался рассерженным, он отрицательно покачал головой.

— Девушка, вы хоть понимаете, сколько так называемых «историков» звонят мне и задают неуместные вопросы? Лишь потому, что я стар, они ожидают, что я помогу им опровергнуть величайшие достижения ХХ века: строительство социализма, победу в Великой Отечественной войне, дело всей моей жизни.

— Он встал.

— Спасибо, Катенька, что навестили меня. Прежде чем вы уйдете, позвольте подарить вам автобиографию.

Он передал ей книгу, на обложке которой красовался сам маршал при полном параде. Книга называлась: «На службе Великого Октября. Великая Отечественная война. Строительство социализма. Воспоминания, дневники и речи Маршала Советского Союза И. А. Сатинова».

Катенька поняла, что ее выпроваживают. Она была уверена, что маршал что-то скрывает.

— Вы подпишете ее на память? — спросила она, чуть запыхавшись, настроенная стоять на своем.

— С удовольствием. — Катенька подошла к его креслу. Она инстинктивно почувствовала, что нравится маршалу, поэтому наклонилась поближе, тряхнув головой, чтобы убрать волосы.

Игриво похлопав ее по ладошке, он написал: «Прекрасной искательнице правды. Ираклий».

— Книга опубликована на многих языках: на польском, чешском, — гордо заявил маршал, передавая ей книгу. — Даже на монгольском.

— Спасибо, товарищ маршал. Вы первый известный герой войны, с которым я встречаюсь, и я уверена, вы бы помогли мне, если бы это было в ваших силах. Существует вероятность, что родители Розы погибли во время войны. А может, их репрессировали еще до войны? Если так, должны были остаться документы в архивах КГБ. Теперь родственникам репрессированных разрешено знакомиться с этими документами, но кого мы будем искать вслепую? Вы могли бы нам помочь?

— Я люблю красивых женщин, несмотря на то что я старая развалина. — Сатинов усмехнулся, откровенно любуясь ею.

— Должно быть, вам довелось обнимать не одну, — сказала Катенька.

Наступило молчание.

— Что ж, у меня остались кое-какие связи, хотя большинство моих друзей отправились к Ленину.

— Куда?

— В небесное политбюро. Вы же не коммунистка, как я понимаю?

— Нет, но мои родители настоящие коммунисты.

— Я стал марксистом в шестнадцать и ни разу не пожалел о своем выборе.

Он ей ничего не скажет, поняла Катенька, внезапно ощущая подавленность. Она едва ухватилась за единственную ниточку, ведущую к прошлому Гетманов, и уже подвела Розу! Должно быть, разочарование отразилось на ее лице, потому что Сатинов взял ее руку и крепко сжал в своих ладонях.