Золото и мишура

— Нет, сэр.

— Ну а мне вот доводилось: мой дядя был начальником тюрьмы в Занесвилле, и я неоднократно приходил к нему на службу. Дядя был весьма порядочным человеком и начальствовал в тюрьме так хорошо, как только можно начальствовать в таком заведении. И все-таки та тюрьма оставалась жутким местом, полным ужасных людей. Жестоких людей. Убийц, воров, насильников. Неужели вы хотите иметь такую компанию, Арчер? Хотите провести лучшие годы жизни за решеткой?! Хотите, чтобы вас превратили в грубое животное?

— Нет, сэр.

— Тогда зачем же вы ограбили банк?

— Потому, что из-за просрочки этот самый банк отказал в праве выкупа закладной. Потому, что этот банк отнял у меня землю, за которую мой отец заплатил золотом. И вам совсем незачем пугать меня разговорами о тюрьме, док, я и так уже напуган. Однако совсем не сожалею о содеянном, нисколько не сожалею, сэр. Может, я и нарушил закон, но тот закон, который позволяет банкирам вроде мистера Перкинса отказывать в праве выкупа закладной, а затем приобретать фермы за десять процентов их стоимости. И, значит, я нарушил несправедливый закон.

Доктор внимательно посмотрел на него и наконец произнес:

— Я согласен с вами. Я знаю, каким образом действует Перкинс. И даже удивляюсь, что его банк не ограбили задолго до вчерашнего дня. И еще удивительнее, черт побери, что никто его до сих пор не пристрелил! Я предлагаю вам сделку, Арчер.

— Что вы имеете в виду?

— Не вижу смысла в том, чтобы погубить молодую жизнь из-за каких-то семисот долларов. Я с удовольствием помогу вам, если вы поклянетесь никогда более не нарушать закон. Клянетесь?

Арчер усмехнулся.

— Хотите сказать, что не намерены передавать меня в руки правосудия?

— Именно. Куда вы собирались уехать?

— Была мысль уехать в Калифорнию.

— Неплохая идея. Там вы смогли бы начать все по-другому. И я помогу вам добраться туда. Вы можете воспользоваться банковскими деньгами, будем считать это своего рода займом. Вам понадобятся деньги, чтобы добраться до Калифорнии. А когда заработаете деньги честным трудом, то сможете взятую сумму вернуть. Еще десять долларов можете прислать мне за лечение, если уж на то пошло. Так вы клянетесь, Арчер?

— Да, сэр.

— Повторите за мной: «Клянусь перед Господом, что покуда жив, я никогда не преступлю закон!»

— Клянусь перед Господом, что покуда жив, я никогда не преступлю закон!

Доктор поднялся со стула.

— Я буду очень огорчен, если вы обманете меня, Арчер.

— Не обману, сэр. Обещаю, что когда-нибудь вы будете гордиться мной. И огромное вам спасибо, сэр. Я благодарю вас от всего сердца.

— Ваши вещи я положил в ящик комода. Между прочим, ваш револьвер не был заряжен.

— Я знаю.

Доктор Робертсон улыбнулся.

— Именно тогда я и решил, что вы не очень-то опасный преступник. Вам нужно будет купить к нему патроны. Говорят, Калифорния — совсем еще дикий край, и поездка туда далеко не одно сплошное удовольствие. Но опять-таки, говорят, что Калифорния стоит того. Поговаривают даже, что ее могут сделать еще одним штатом, поскольку мы отобрали ее у мексиканцев. «Великий штат Калифорния». Неплохо звучит, правда?

— Да, сэр, звучит превосходно.

— Вот… Сейчас моя супруга принесет вам завтрак.

— Мне бы тогда не мешало рубашку, вот…

— Она на улице, сохнет. Сара отмыла кровь. А обнаженную плоть ей доводилось видеть и прежде, так что, надеюсь, она как-нибудь переживет, увидев вас без одежды.

После того как доктор ушел, Арчер призадумался, затем лицо его расплылось в улыбке.

— Калифорния… — прошептал он.

Это звучало куда лучше, чем тюрьма.

Глава вторая

— Есть на борту кто-нибудь заслуживающий внимания?

Мужчина, который облокотился на парапет правого борта речного парохода «Город Питтсбург», был высок и одет в хорошо пошитое черное пальто, клетчатые брюки, прямой галстук и бобровую шапку. Покуривая сигарку, он обозревал южный берег, откуда простирался штат Индиана, в то время как большой колесный пароход плыл вниз по течению реки Огайо, держа курс на Луисвилль. Мужчина, которого звали Бен Берд, взошел на борт час назад в Цинциннати.

— Да, вообще-то есть несколько заслуживающих внимания пассажиров, — ответил корабельный эконом Ганс Фридрих Рихтер. Уроженец Гамбурга, Рихтер десять лет бороздил воды Северной Атлантики на германских судах и только лишь потом решил сделаться американцем. Он перебрался в Питтсбург и устроился работать на реке. — Есть одно семейство из Франкфурта; они сели в Питтсбурге и едут первым классом в Новый Орлеан, где уже забронировали себе места на «Императрице Китая», которая отправляется в Калифорнию.

— Первый класс недешево стоит. А еще больше денег потребует путешествие в Калифорнию.

— Думаю, деньжата у них есть, и много. Они тут занимают три каюты — седьмую, девятую и одиннадцатую. Имя главы семейства — де Мейер, Феликс де Мейер. Он был во Франкфурте известным ювелиром, однако в прошлом году там произошли какие-то политические беспорядки, и его жена была убита. После этого семья и приняла решение покинуть Германию. И кроме того, дочь Мейера — настоящая красавица. Ее зовут Эмма. С ними также их английский кузен, которого зовут Левин. Именно с ним я уже разговаривал. Отец, как правило, все больше молчит.

— А почему же в таком случае они не сели на «Императрицу Китая» в Нью-Йорке?

— Этот пароход до следующей недели не будет совершать никаких рейсов, и потому они решили отправиться по реке, заодно посмотреть на настоящую Америку. У отца еврейский акцент, однако немецкий язык самой девушки безупречен, а кроме того, она отлично говорит по-английски: кузен был ее учителем. С момента появления на корабле они ни разу не проверяли свои вещи, сданные на хранение в корабельный сейф, однако я совершенно убежден, что дело тут пахнет большими деньгами.

— Интересно. Может, сможешь устроить так, чтобы сегодня вечером я оказался с ними за одним столиком, а?

— Уже устроил.

Бен Берд, который одно время выступал на театральной сцене и был известен по прозвищу «Бен-Шекспир», потому что имел забавную манеру с завываниями декламировать великого поэта, улыбнулся и убрал с лица прядь длинных, давно немытых черных волос.

— Ты всегда бываешь предусмотрителен, Ганс, рожа ты паршивая!

— А что, кажется, в последние два года мы с тобой все улаживали совсем не так уж и плохо. Да, кроме того, сегодня почти одновременно с тобой прибыл какой-то молодой человек, тоже сел в Цинциннати. Его зовут Алекс Кларк, он в десятой каюте. Распорядился, чтобы ему приносили еду в каюту, сказал, что страдает морской болезнью. Мне это показалось несколько странным.

— Ну, если от судовой качки его не вывернет наизнанку, то от твоей кормежки он точно сблюет. А вот эта немецкая семья, на мой взгляд, заслуживает внимания. М-да… Как написал бессмертный Уилл, «кажись цветком, и будь змеей под ним…» ^[2]Это «Макбет», акт первый, сцена пятая.

Он швырнул сигарку в бурлящие воды реки Огайо.

Эмма в своей каюте посмотрелась в небольшое зеркальце, прикрепленное над умывальником, и потерла щеки. За месяцы, полные боли и горечи из-за чудовищной гибели матери, произошло многое, и теперь ей уже казалось, что прошла целая вечность с тех самых пор, когда она неподвижно сидела, онемевшая от горя. Боль все еще гнездилась в сердце, она полностью никуда и не исчезнет, не может исчезнуть, ибо Эмма так сильно любила свою мать. Однако мало-помалу рана затягивалась, отчасти из-за волнения, связанного с их прибытием в Новый Свет. Дэвид Левин упросил взять его в опасный путь в Калифорнию. Просьба эта весьма удивила Феликса, но ничуть не удивила Эмму. Уже давно она догадывалась, что Дэвид испытывал к ней симпатию не только и даже не столько как к кузине… Ну и кроме того, в Калифорнии у него будет куда больше шансов сколотить себе состояние, нежели в Лондоне, где такую огромную роль играет жесткая социальная система. Ему удалось скопить достаточно на путешествие в Нью-Йорк, а Феликс согласился дать взаймы денег, которые потребуются, чтобы проделать оставшуюся часть пути. Эмма радовалась обществу Дэвида, потому что находила его приятным и умным человеком. Но, несмотря на всю симпатию к нему, она никогда не испытывала к Дэвиду ничего, даже отдаленно напоминающего любовь.