Том 3. Лица

Превосходный. То есть? Что вы хотите сказать?

Жудра. Я? Ничего. Значит – Любу пришли послушать?

Превосходный. А что такого? Я давно хотел. Это же, знаете, голос, который вы редко имеете даже в Москве.

Жудра. А вот насчет Москвы – это я к вам завтра зайду.

Превосходный. А скажите, дорогой мой товарищ, зачем?

Жудра. А вы мне путевку в ВУЗ напишете – вот зачем.

Превосходный. Ну, это, знаете, зависит. Там, знаете, в вашей анкеточке есть пунктик.

Жудра. Вы бросьте дегтем брызгаться! Я говорю: напишете.

Превосходный. Ну, хорошо, хорошо, напишу. Не волнуйтесь, шмена.

Жудра. Если смена – так не вам. (Уходит.)

Превосходный (один, вслед Жудре). Мальчишка! Лайдак! Жиб тебя дебли…

Сосулин (входит, очки в руках, протирает их шелковым платочком. Превосходному – щурясь). А-а, это вы? Ну, да: я слышал ваш голос – вы разговаривали с этим… с товарищем Превосходным. Очень рад, очень рад. Я давно хотел установить смычку… э-э-э… с молодежью от станка.

Превосходный фыркает, зажимает рот.

Сосулин. Мы, поэты, должны увидеть все происходящее, так сказать, через ваши молодые очки…

Превосходный. Я вам на то скажу – вы лучше себе наденьте свои очки.

Сосулин (надев очки). Фу… простите, Казимир Казимирыч. Вы знаете – когда я без очков… Я думал, что это опять он – эта рыжая шпана… Ну, я очень рад, очень рад. Я давно хотел с вами… а то прямо не с кем, кругом какие-то монстры, фантастика! Этот доктор – по-моему, сумасшедший. Эта Каптолина – как ее? – прямо кретинка…

Превосходный. Я извиняюсь! Позвольте! Кретинка?

Сосулин. То есть, конечно, условная… Понимаете – условная: если взять ваш высокий – я скажу, исключительный интеллект – и рядом ее…

Превосходный. Ну, да – я вас уже понимаю…

Сосулин. Или, например, ваш интеллект – и рядом Чупятова…

Превосходный. Чупятов! Это же бывший простой литейщик – что вы хотите? Я за него все пишу, он, знаете, без меня так, ровно без какого-нибудь органа. А ешьли между нами, приватнэ, так я вам сказку про него…

Входят Чупятов и доктор.

Превосходный (восторженно). И он – как раз здесь! А мы, тов. Чупятов, именно, знаете, о вас говорили. Я говорю: что делает с людьми наша революция! Давно ли на заводе вы отливали эти самые… опки…

Чупятов. Опоки! Опоки… неграмотный!

Превосходный. Ну да: поки. А теперь строите новую жизнь. Это же, знаете… цусь особливаго! Я давно хотел с вами, я счастлив!

Сосулин. Когда я вернусь в Москву – дорогой товарищ Чупятов – я буду писать о вас, как о выдающемся деятеле нашей провинции…

Чупятов. Да будет вам! Чего зря вола вертеть? Ну, какой я там выдающий… Вы лучше послушайте, что вот он говорит (на доктора). Так как, товарищ доктор, как ты это назвал-то?

Доктор. Биологический… ин-тер-нацио-нал. Интернационал, граждане, да!

Малафей Ионыч (выскочил из дома – подхватывает). «Это бу-удет после-едний…»

Чупятов. Да постой ты, Малафей Ионыч! Ну к чему же это – к чему? Надо время знать.

Малафей Ионыч. Товарищ… дорогой товарищ Чупятов! Извиняюсь: не могу! Как услышу – так душа сама автоматически…

Чупятов. Ну какая там – душа!

Малафей Ионыч. То есть нет… Товарищ Чупятов – это я только так… Вы же меня знаете… Господи! Я же с корнем отрекся – я же отрекся от всех предрассудков. Я же в кружке…

Чупятов. Да знаю, знаю! Погоди ты… (На доктора.) Дай ему сказать. Так в чем же дело, дело-то – ну-ка, ну?

Доктор. Дело – очень простое. С уничтожением национальных перегородок – человечество помолодеет, возродится – биологически возродится, да. И очень понятно – почему. До сих пор – за малыми исключениями – в браках соединялись особи одной и той же нации, одной и той же крови. И отсюда – вырождение. Меньшее, чем если брак происходит в пределах одного рода или одной семьи – но все-таки вырождение. А вот если нашу русскую кровь вкатить, скажем, в испанцев, а французов подогреть неграми, а англичан – японцами, – вот это пойдет поколение… Такие будут головы, такая будет энергия, что через двадцать лет все перевернут… Да, что там!

Во время этого биологического трактата входит Жудра, Превосходный, Малафей Ионыч и Сосулин – как собаки и в стойке: ждут, что скажет Чупятов.

Чупятов. Ишь ты! С виду оно – будто чепуховина…

Малафей Ионыч. Верно! Спасибо… Спасибо, тов. Чупятов!

Превосходный. Ну да: это же глупство!

Сосулин. Фантастика!

Чупятов. А вспоминаю я, как, бывало, в шихту к чугуну какого-нибудь там марганцу или силицию сыпанут – и выйдет сталь первый сорт…

Доктор. Так, так, Чупятов – ухватил самую суть!

Чупятов. Вот. И выходит не чепуха – а напротив.

Малафей Ионыч. Во! Именно: напротив. Спасибо, товарищ Чупятов!

Сосулин. Фантастически-гениально.

Превосходный. Ну, да – это же поворот!

Жудра (Превосходному). А вы железных петухов видели?

Превосходный. Что такое? Каких железных петухов?

Жудра. А на крышах – вот у них поворот на сто процентов: куда ветер дунет – туда и они.

Доктор. Вот. А если никаких предрассудков не пугаться – так надо сделать опыт, о котором я думаю уже десять лет. И я его – сделаю – лопну, а сделаю!

Чупятов. Ну-ка, ну, громыхни, тов. доктор! Какой опыт?

Доктор. Скрещение человека с обезьяной.

Все глядят на Чупятова, он начинает улыбаться все шире.

Малафей Ионыч. Ой, уморил! Хи-хи-хи!

Превосходный. Хе-хе-хе!

Сосулин. Ха-ха-ха! С обезьяной!

Жудра. Над кем, граждане, смеетесь?

Доктор. Ничего, пусть: наукой установлено, что от смеха для организма большая польза. Только тут смешного ничего нет. Англичанин Мак Грэгор уже составил словарь языка обезьян. Через год, а может и раньше, все поймут, что это – люди… (к группе, где Малафей Ионыч, Превосходный и Сосулин) такие же, как вы.

Превосходный. Извиняюсь!

Сосулин. Позвольте…

Чупятов. А может, и верно, а? Наука – она дойдет.

Превосходный. Ну, дойдет же, ясно как день!

Сосулин. Гениально! Я пишу на эту тему пьесу… в стихах… И посвящаю вам, тов. Чупятов – можно?

Чупятов. Да бросьте вы – при чем я?

Жудра. А вы свою обезьянью пьесу – лучше ему… или вот ему посвятите (на Малафея Ионыча и на Превосходного)…А то – самому себе: тоже подходяще…

Превосходный. Ну, знаете… як Пана Бога кохам – я вам это пшипомню!

Люба (выходит). Унтера Иваныча тут нету?

Чупятов. А, певунья, здравствуй! Ну, что ж, скоро? А то мы уже заждались.

Люба. Да вот, как только Унтер Иваныч… без него аккомпанировать некому.

Превосходный. Товарищ Люба – вашу лапочку!

Сосулин (пожимая руку Любе, декламирует). Конец Государственной Думе, Февраль сошел к нам с небес. На меня вы взглянули – я умер, Коснулись рукой – я воскрес… Я воскрес, да. Это из моих революционных стихов – вы, Люба, их читали?

Люба. Нет, я про покойников не люблю.

Чупятов (хохочет). Здорово! Как говорится: девка я-те-дам!

Превосходный. Да, это я вам скажу – не девушка, а прямо сахар-рафинад по первой категории.

Жудра. А может, вам этот сахар по пайку не полагается.

Чупятов. Ой, молодцы ребята! Ой, языкастые!

Хохочет. Сосулин и Малафей Ионыч подхохатывают.

Сосулин. «По пайку не полагается»… Гениально! Я это запишу – вы разрешите, тов. Чупятов?

Чупятов. А при чем тут я?

Превосходный. Ну да? Что тут смешного? И почему именно мне не полагается? (Жудре.) Вы думаете, что вам как раз полагается, да? Так азы сначала спросите так называемого отца.