Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

— Да, я с вами, — сказал Пьер. — Да вот со мною был человек, я не найду.

— Я думаю, не найдете, когда вы заехали в самый огонь. Он, верно, тут, в лощине.

И действительно, Пьер нашел своего берейтора [2076]за горою. Они вместе, низом, поскакали по лощине к кургану Раевского.

[Далее от слов:Лошадь Пьера отставала кончая:где стояло десять беспрестанно стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов близко к печатному тексту. Т. III, ч. 2, гл. XXXI.]

Курган этот находился в заду крутого возвышения; позади его, огибая его, шел овраг и ручей, впереди его другой — дугой огибали его: справа Колоча, слева ручей Каменка, впадающий в Колочу.

Вся эта круглая возвышенность была занята нашими войсками. По Каменке и Колоче и в кустах за слиянием Каменки с Колочей были в начале сражения наши стрелки.

В линию с батареей стояли с обеих сторон пушки, позади ее, в овраге, в котором Пьер оставил свою лошадь, стояли наши пехотные войска. В то время, как Пьер вошел на курган, наши войска передние в кустах перестреливались из ружей с французскими стрелками, и наши пушки из батарей и с поля перестреливались с французскими пушками, стрелявшими справа и слева. Но Пьер ничего не знал и не видел этого и никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.

Пьеру, напротив, казалось, что это место, именно потому, что он находился на нем, было одно из самых незначительных мест сражения.

Войдя на курган, с которого вчера так хорошо было видно поле сражения, Пьер скоро убедился, что теперь из-за дыма, из-за взрывов выстрелов ничего нельзя было понять и разобрать из того, что делалось впереди.

Спереди, справа, слева, в особенности слева подле самого него, на батарее гудело, трещало и дымило, и [2077]в этом дыму и шуме двигались чем-то занятые люди. Войдя на батарею, Пьер, стараясь не мешать солдатам, хлопотливо заряжавшим и накатывавшим орудия на батарее, сел в конце канавы, окружающей батарею, и всё с той же бессознательно-радостной улыбкой самодовольства, не испытывая ни малейшего страха, смотрел на то, что делалось вокруг него.

Первое время на курган не попадали ядра и гранаты. Они летели через, с боков, и из-за гула наших выстрелов, особенно крайнего орудия, недалеко от которого сидел Пьер, не слышно было этих звуков. [2078]

Пьер любовался, как и прежде, на игру дымов в ярком солнце и на звуки перекатной пальбы ружей и пушек и изредка слышных дальних криков и на оживленные лица солдат и офицеров, хлопотавших около него на батарее.

Изредка Пьер всё с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, беспрестанно пробегавшим мимо его с сумками и зарядами, прохаживался по батарее, приглядываясь к тому, что делалось на других концах ее.

[Далее от слов:В противоположность той жуткости, которая чувствовалась, кончая:собакам, петухам, козлам, которые живут при ротах близко к печатному тексту. Т. III, ч. 2, гл. XXI.]

* № 229 (T. III, ч. 2, гл. XXXIV).

Теперь ему доносили, что русские сдвинулись с прежних мест, [2079]но не только не бежали, а стали на другие [2080]места, и огонь их точно так же ужасен, и беспрестанно они наступают и [2081]опять сбивают французов. [2082]

А между тем все те усилия, которые прежде употреблялись в сражениях, все уже были употреблены. Было и сосредоточенье батарей на некоторые пункты неприятеля, были и резервы, посланные для решения участи сраженья, были и кавалерийские атаки des hommes de fer, [2083]которые должны были разбить окончательно неприятеля, и сражение не только было не выиграно, а всякую минуту могло быть проиграно, как это показало [2084]расстройство левого фланга от атаки казаков.

Да, это было, как во сне, когда человек размахнулся тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить врага, и ударил врага, и рука его, бессильная и мягкая, как тряпка, едва дотронулась до него. «Опять то же и то же, что было с начала кампании», думал Наполеон. [2085]

После известия о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, и после известия об отражении их и окончательного занятия серединного редута, Наполеон сел верхом и поехал на поле сражения.

На поле лежали убитые и раненые, стонали, и испуганные и притворные лица окружали его и те же звуки ядер, прежде возбудительно действовавшие на него, тот же дым, неясность, сознание необходимости делать распоряжения тяготили его. Впереди те же движущиеся массы в полосах дыма и трескотня ружей и орудий. [2086]Но победы не было.

[2087]Русские, сбитые и с кургана, стояли всё так же и стреляли в французов. Трофеев не было, победы не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. [2088]Наполеон остановил лошадь и задумался. Он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него. [2089]

* № 230 (T. III, ч. 3, гл. II—IV). [2090]

Бородинское сражение выиграно. Так сказалось оно в сознании его участников, так доносил о нем фельдмаршал и так, не вследствие хитрости, но вследствие искреннего убеждения, разделяемого им со всей армией, [2091]осталось оно в сознании русского народа. Мальчик, учащийся читать, уже знает, что Бородинское сражение есть слава русского оружия и что оно — выиграно. Но вслед за Бородинским сражением войска отступили, и Москва отдана неприятелю. [2092]Кто из русских людей не натыкался на это противоречие? Кто из нас, воспитанных на убеждении, что Бородинское сражение есть лучшая слава русского оружия, есть победа, не приходил в тяжелое и грустное недоумение, потом читая описания этой кампании? Что же это такое? Неужели то, чему я верил, чем я гордился — торжество русских над нашествием — неужели это только хитрая выдумка начальников, хвастливая ложь реляций? После Бородина французы заняли Москву, и французы бежали из России только от морозов. Такое впечатление оставляют все сочинения об этой эпохе. Но, несмотря на то, какое-то неразумное, ни на чем не основанное чувство говорит нам, что все-таки, что бы ни писали историки, Бородинское сражение есть лучшая слава русского оружия и что оно — победа.

Но каким же образом отдана Москва после победы? Как объяснить это?

Охотник, выждав минуту, остановился против разбежавшегося на него разъяренного зверя и ударил в него. Охотник знает, что он нанес смертельный удар врагу, он знает, что он победил его, но зверь, хотя и смертельно пораженный, в своем разбеге еще раздавит обессилевшего охотника.

Французское нашествие получило этот смертельный удар в Бородинском сражении: нравственное сознание превосходства, главная артерия войны, та, которая нетронутая прошла в борьбе со всей Европой, была перебита под Бородиным, но под влиянием силы импита всего пройденного движения французское войско еще докатилось до Москвы, [2093]но там остановилось и почувствовало свое бессилие.