Собрание сочинений (Том 4)

А р е ф ь е в. Противоречишь себе. То ответственность, а то рабство.

Б а к ч е н и н. А это звенья одной и той же цепи!

А р е ф ь е в. Подойди к этому всему с крупной меркой. Как она подходила.

Б а к ч е н и н. Я - с крупной. Или она и всё, что с ней и от нее. Любовное служение. Или - я чем-то стану стоящим. А двум господам служить не умею.

А р е ф ь е в. Не любишь. Себя, во всяком случае, любишь больше.

Б а к ч е н и н. Жизнь мою, чудом сохраненную, больше люблю. Это преступление? (Закрывает чемодан.) Ну, так. Что ж, поцелуемся?

А р е ф ь е в (целует его). Жалко мне тебя. Больше, чем ее. Гораздо больше. Может, полетишь все-таки? Попросишь прощенья?

Б а к ч е н и н. Ты бы мог сообразить - в таких вещах не сознаются. Ах, боже мой, ухожу - и сколько за спиной остается, боже мой... Ну, еще раз. Прощай, дорогой. Не поминай лихом.

А р е ф ь е в. Прощай, Сережа.

3

Перед занавесом проходит н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а, окруженный п а с с а ж и р а м и.

Н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а (он притомился, но продолжает держаться молодцом). Я все, товарищи, понимаю. Но я же не бог, так? - чтоб по моему мановению переменилась погода.

П а с с а ж и р. Я летаю регулярно уже четверть века, сколько раз приходилось летать в метель, и ничего.

Н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а. Летали в метель, совершенно верно, когда она не сопровождалась грозовыми явлениями. Речь идет о вашей жизни, товарищи. И мы уж вам натопили, кажется. И ресторан к вашим услугам, хотя смена и не пришла и работники, что называется, выдохлись. И кресла у нас покойные. И для товарищей преклонного возраста персонал уступил свои помещения. Покушайте, товарищи, я вам советую, и вздремните. Утро вечера мудреней.

Прошли.

Декорация первого действия. Б а к ч е н и н и Ш е м е т о в а на лестничной площадке у окна. Вечер, пассажиры угомонились. Закрыт книжный ларек. За окнами в метели бродит прожектор.

Ш е м е т о в а. Вот так-то.

Б а к ч е н и н. Не выдержал, продал? Гуманист, глубокая совесть... И ты ему написала "спасибо"?

Ш е м е т о в а. За то, что нанес последний удар?

Б а к ч е н и н. Я говорил!.. Воображает, что сделал благородное дело!

Ш е м е т о в а. Он хотел по-честному... Конечно, нелегко было, когда уехала. Так душно, так горько, - но и гордость была, что свое счастье отдаю обездоленной. И одинокой себя не чувствовала, и тебя не чувствовала чужим, - вокруг нашей жертвы свет был, я голос твой издалека слышала... Потом приходит это письмо от Арефьева. И оказывается: никакой моей жертвы нет, твоей тем более, жертвовать-то некому... Я принесена в жертву, одна я.

Б а к ч е н и н. Что я скажу?

Ш е м е т о в а. Теперь что говорить. Одну вы тогда допустили ошибочку. Испугались, что обузой вам буду. А я уж, поверьте, что-что, а обузой никогда никому не была, в высшей степени это умею - не быть обузой.

Б а к ч е н и н. Ты очень несчастлива?

Ш е м е т о в а. Это выкиньте из головы. С тех пор как заставила замолчать посторонние голоса, все у меня прекрасно. Люди рядом тактичные, внимательные. Живем на основах взаимного уважения. Дай бог другим женщинам жить, как я живу.

Б а к ч е н и н. Разреши сказать - ты тоже сгоряча вела себя не очень правильно. Если сколько-нибудь мной дорожила, должна была бороться. Вразумить дурака.

Ш е м е т о в а. Бороться? Против безрукой, беспомощной, вставшей из могилы?

За колонной, стараясь не шуметь, танцуют А л е н а и К о л о с ё н о к. Колосёнок держит ее одной рукой, в другой транзистор, звучащий чуть слышно.

А л е н а. Вы хорошо танцуете. Практика?

К о л о с ё н о к. Угу.

А л е н а. По дворцам культуры?

К о л о с ё н о к. Главным образом.

А л е н а. Мне нравится, что вы хорошо танцуете.

Колосёнок старается изо всех сил.

А какая у вас специальность? Не очень, как видно, пыльная, если вы главным образом по дворцам культуры.

К о л о с ё н о к. Вот именно пыльная. Я инженер-строитель.

А л е н а. Строите дома?

К о л о с ё н о к. Мосты.

А л е н а. Я строителей мостов не такими представляла.

К о л о с ё н о к. А какими?

А л е н а. Суровыми и могучими.

К о л о с ё н о к. Я по утрам упражняюсь с гантелями. А на работе я достаточно суровый.

А л е н а. Нет-нет, вам не надо суровости! Мне как раз нравится, что вы такой несуровый строитель мостов. Что это за музычка, я ее не знаю.

К о л о с ё н о к. Что-то такое из-за океана.

А л е н а. Говорят, на обоих полушариях метель. Вообразите метель над океаном. Громадные, громадные, бесконечные волны, и над ними снег несется, и эта музыка, и все кружится... и мы с вами кружимся, как снег...

У окна. Бакченин и Шеметова.

Б а к ч е н и н. Обе были чужие. Я когда женился, думал: что ж, сейчас чужая, потом своей станет. Не стала ни одна! Кто вкусил, говорят, сладкого, не захочет горького. Я знал такое, что не перешибить ничем. Заслужил, не заслужил, но подарили мне однажды такое. Вот в чем дело. И уже никто твое место занять не мог. Возмездие мое в этом, должно быть. Говорю себе - есть же другие области, где я и хорош, и нужен, не сошелся свет клином на сердечных делах, на семейных! А старость передо мной стоит и говорит: все равно ты пустоцвет, все равно подохнешь - никто не заплачет...

Ш е м е т о в а. Иной раз, если вдруг нарушится привычный ход вещей... вроде вот сегодняшней вынужденной посадки... Словно шел-шел, и вдруг стоп, и смотришь... и дико станет - что это мной так распорядились?.. Но это на минутку, не думай. Знаете, как бывает заснешь, увидишь страшное и велишь себе проснуться.

Б а к ч е н и н. Милая моя! До чего мне все близко, что ты говоришь. И про страшные сны. И про остановки, когда оглянешься и думаешь - зачем я, что мне разум затмило, да я ли то был? Чтоб я предал эти руки родные, эти глаза? Вся ты родная, все в тебе мое кровное, до ужаса кровное!

Ш е м е т о в а. Что ты сделал!

Алена и Колосёнок танцуют.

А л е н а. Сказать, что мне в вас не нравится?

К о л о с ё н о к. Скажите, если не очень обидное.

А л е н а. Что в смысле поэзии у вас ничего за душой. Не обиделись?

К о л о с ё н о к. На правильную критику чего ж обижаться. Но, может быть, - каждому свое? У вас стихи, можно сказать, тоннами, а у меня зато вот этот маленький транзистор - сознайтесь, он веселей ваших стихов.

А л е н а. Транзистор ерунда, у каждого может быть. Хотя мне понравилось, как вы его кстати достали из чемоданчика - как раз когда мне захотелось танцевать.

К о л о с ё н о к. Я многое делаю кстати.

А л е н а. А что-нибудь еще у вас в чемоданчике есть развлекательное?

К о л о с ё н о к. Теперь придется завести. Мы ведь не навсегда расстанемся? Я буду приезжать в Москву.

А л е н а. Как мы летаем в Новосибирск! Даже чаще! Каждую неделю!

К о л о с ё н о к. Каждую неделю - затруднительно.

А л е н а. Ну, каждый месяц.

К о л о с ё н о к. Месяц - тоже не выйдет.

А л е н а. Я буду вас встречать на аэродроме и махать цветами! Вы по цветам издали увидите, что я тут!

К о л о с ё н о к. Я тоже хочу вам что-то сказать. (Волнуется.) У меня первый раз в жизни такая встреча. Вы верите в любовь с первого взгляда?

А л е н а. Конечно.

К о л о с ё н о к. А вы считаете меня человеком, который может дать счастье?

А л е н а. А какое счастье вы можете предложить?

К о л о с ё н о к. Могу, например, выучить наизусть все стишки этого, как его, который умер восемьсот лет назад.

А л е н а. Прекратите эти шутки. Что за серость, в конце концов. Для меня нет ничего выше искусства, знайте. Самое мое большое горе - что мне не дано таланта. Когда пробую писать, дрянь получается. Но я его все равно обожаю и буду обожать всю жизнь. Знайте!

К о л о с ё н о к. Я согласен. Вы будете обожать его, а я вас. Я постараюсь не быть серым.