Мелочи жизни

В воображении Чудинова "рисовалась деревня", куда нужно «прийти». Но "как будет принят его приход"? "Согласны ли будут скованные преданием люди сбросить с себя иго этого предания? Не пустило ли последнее настолько глубокие корни, что для извлечения их, кроме горячего слова, окажутся нужными и другие приемы? в чем состоят эти приемы? Быть может, в отождествлении личной духовной природы пришельца с подавленностью, охватившею духовный мир аборигенов?"

Таким образом, как здесь, так и в других рассказах о "молодых людях", Салтыков трезво вскрывает действительное содержание идеальных представлений демократически настроенной молодежи 60 – 70-х годов – о "личном труде", служении романтическому «несчастному», просветительной работе в деревне и т. п., – представлений, оказывающихся иллюзиями при столкновении с миром народной жизни, действительной жизни масс.

Значительность и сила социально-исторического анализа, развернутого Салтыковым в многообразных публицистических и художественных формах "Мелочей жизни", увеличивается оттого, что главным его предметом – как субъект и объект истории, как деятель и жертва исторической эволюции – является человек массы, "средний человек", «простец» в его повседневном быту, будничной жестокой жизни. Именно он столь безысходно опутай «мелочами», что даже и не помышляет о возможности иного, не «мелочного» существования. Занятый исключительно «самосохранением», он живет сегодняшним днем, в страхе ожидая дня завтрашнего, когда, быть может, его ждет «искалечение». Инстинкт самосохранения, заставляющий его «пестрить», менять окраску, ренегатствовать, делает его жизнь трагически безысходной, в иных случаях, при пробуждении сознания, тягостной нравственно.

Имярек, сказано в заключительной главе "Мелочей жизни", "не признавал ни виновности, ни невиновности, а видел только известным образом сложившееся положение вещей". Подчиненность «простеца», человека массы "сложившемуся положению вeщей", в сущности, исключает его сатирическое изображение.

"Время громадной душевной боли" – назвал Салтыков свое время. "Громадная душевная боль" охватывает автора при виде "душевной боли", фатально переживаемой его героями. "Тема о заступничестве за калечимых людей очень благодарна, но нужно ее развить и всесторонне объяснить. Ведь недаром же она не разрабатывается…" – писал Салтыков В. М. Соболевскому 13 января 1885 года. Цикл "Мелочи жизни" – поразительный по смелости и глубине акт "заступничества за калечимых людей", уродливо деформированных давлением повседневных жизненных мелочей. "Какие потрясающие драмы, – сказано в рассказе «Счастливец», – могут выплыть на поверхность из омута мелочей, которые настолько переполняют жизненную обыденность, что ни сердце, ни ум, в минуту совершения, не трогаются ими!"

Выше говорилось об особом способе типизации в "Мелочах жизни" явлений социально-политической жизни – условно его можно назвать «обобщающим», "классифицирующим". Иной способ типизации – «индивидуализирующий» – позволяет Салтыкову в этюдах о "молодых людях" и «девушках», наконец, в двух особо, помимо разделов, помещенных рассказах – "Портной Гришка" и «Счастливец» – раскрыть драматизм частных, индивидуальных судеб.

Последовательно нарастает и усиливается драматический конфликт в рассказе "Портной Гришка": бьется в тенетах мелочей бывший дворовый человек, ныне искусный мастеровой, самой "силой вещей" обреченный на постоянное битье. Страдания Гришки ужасны, мучительны, хотя вполне бессознательны: это естественный протест его не заглохшей, не способной к окончательному «юродству» человеческой природы.

Трагизм самодовольного и «счастливого» существования Валерия Крутицына обнаруживается во внезапной катастрофе – самоубийстве сына. Когда нет перспектив, когда будущее неясно, дети вершат суд над отцами, посылая себе "вольную смерть".

Трагическое, таким образом, открывается в обыденном, повседневном, в иных случаях вполне благополучном «мелочном» бытии.

Таков был итог творчества Салтыкова, таково было его гениальное художественное открытие в конце жизни. С подобного же открытия, сделанного, в сущности, одновременно с Салтыковым, во второй половине 80-х годов, начинал свой творческий путь как великий художник Чехов.

Эту особенность художественного «мира» "Мелочей жизни" отметили, хотя и не могли объяснить, современники Салтыкова. "В "Мелочах жизни" сатирик является как бы уставшим смеяться и негодовать. Он может только грустить…". [106] «Восьмидесятые годы были временем полного общественного затишья; жизнь начала однообразно и монотонно течь день за днем, бедная выдающимися событиями. Ничто уже в такой степени не волновало, не увлекало, не выводило из себя, как прежде. Понятно, что и характер и тон сатир Салтыкова значительно изменились: на место саркастического, желчного смеха прежних произведений является теперь величаво эпическое, степенное созерцание, исполненное то глубокой скорби, то восторженного пафоса». [107] Суждения современной критики, пораженной новизной салтыковской «манеры», в сущности, учитывали, да и то достаточно поверхностно, лишь «индивидуализирующие» этюды «Мелочей жизни». Критики не улавливали самого существа новой «манеры» Салтыкова, сочетающей в себе остроту критического освещения общественной действительности с талантом художника-психолога, крайне чувствительного к драматической стороне жизни современного человека.

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1886, № 11.

Стр. 65. Вместо того чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. – Лето 1886 г. Салтыков провел в имении Красная мыза в Финляндии. Дальнейшие строки автобиографичны: Салтыков был тогда тяжело болен и о своем состоянии почти в тех же словах сообщал в письмах июля – августа 1886 г.

Стр. 66. "Каким образом этот «вредный» писатель попал сюда?" – В обнародованном в 1884 г. списке книг, подлежащих изъятию из библиотек, значились «вредные» "Отечественные записки" за 1868–1884 гг., когда во главе журнала стоял Салтыков и где печатались все его произведения тех лет.

Один газетчик, которому я немало помог своим сотрудничеством при начале его журнального поприща, теперь прямо называет меня не только вредным, но паскудным писателем. – Речь идет о М. Н. Каткове, успеху журнала которого "Русский вестник" при начале его издания много способствовала публикация "Губернских очерков" Салтыкова (1856–1857).

…в родном городе некто пожертвовал в местный музей мой бюст. – Об этом Салтыков сообщал 27 сентября 1884 г. В. М. Соболевскому: "…в Твери есть какой-то музей, и там стоял мой бюст, яко тверского уроженца. Теперь этот бюст оттуда вынесли".

Стр. 66–67…злая волшебница Наина и добрый волшебник Финн. – Герои поэмы А. С. Пушкина "Руслан и Людмила".

…миновавши териокскую таможню… – Являясь с 1809 г. частью Российской империи, Финляндия в то же время сохранила особую форму автономии и была отделена от России таможенной границей. Таможня находилась в городе Териоки (ныне – Зеленогорск).

Стр. 68…провербиальная репутация – то есть репутация, вошедшая в поговорку (франц. – proverbial).

Стр. 69…вина здесь совсем нет, за редким исключением корчемства… – В Финляндии действовал сухой закон. Корчемство – подпольная торговля спиртными напитками.

…науке финской… отгорожено место в Гельсингфорсе… – Речь идет о Гельсингфорсском университете. Гельсингфорс – шведское название города Хельсинки, столицы Финляндии.

Стр. 70…с какого права признано необходимым, чтобы Сербия, Болгария, Босния не смели устраиваться по-своему, а непременно при вмешательстве Австрии? С какой стати Германия берется помогать Австрии в этом деле? – Вмешательство Австро-Венгрии на Балканах в ущерб национальной независимости славянских стран этого района, освобождавшихся от турецкого ига, было "признано необходимым" Берлинским трактатом 1878 г., в выработке которого принял участие германский канцлер О. Бисмарк. Летом 1886 г. борьба за влияние на Балканах обострилась. Это выразилось в многочисленных встречах европейских политических деятелей, о чем сообщалось в июле – августе в газетах. Особую активность вновь проявил Бисмарк, что и вызвало трения между Россией и Германией и побудило Россию к сближению с Францией.