Том 4. Лунные муравьи

Никодим (делая два шага). О. Пафнутий, благословите прикрыть ее.

О. Пафнутий. Поди, поди, там у меня в келье на гвоздике ряска старая, короткая. Принеси сюда.

(Никодим уходит.)

Не бойся, девочка. Мы тебе зла не сделаем. Скажи, ты чья?

(Русалочка медленно подымает на него глаза и молчит.)

Как звать-то тебя? Крещеная ты?

(Никодим возвращается с рясой. О. Пафнутий неловко и ласково старается одеть Русалочку. Никодим отвертывается.)

Никодим. Креста нет.

О. Пафнутий. Ну что ж, потеряла, верно. Мы ей крест дадим.

Никодим. Нельзя, если не крещеная.

(Русалочка смотрит и слушает. При последних словах точно вспоминает что-то и, подняв руку, пытается сделать крестное знамение.)

О. Пафнутий (радостно). Видишь, видишь, крестится, крещеная! Божья душа. Говорил я тебе! А ты ее чуть было не загубил от гордыни от своей. Ты сядь, сядь, девочка. Не бойся. Вот теперь хорошо.

(Русалочка обнимает о. Пафнутия и прижимается к нему.)

Ластится, как ребенок. Говорить не говорит. Может, несмыс-леная. Верно, и к тебе так, по ребяческому разумению, ластилась, а ты – искушение! Ты немая, девочка? Умеешь говорить?

Русалочка (едва слышно). Умею.

О. Пафнутий (весело). Вот и благо. Скажи нам, не бойся, ты откуда пришла?

Русалочка. Я… не знаю.

О. Пафнутий. Как не знаешь?

Русалочка. Не помню.

О. Пафнутий. И не помнишь, чья ты?

Русалочка. Не помню.

О. Пафнутий. А звать-то тебя как?

Русалочка. Не помню.

О. Пафнутий. Ну вот, все «не помню!» Ты постарайся-ка, припомни-ка, припомни. Как тебя звали? Аннушкой, что ли?

Русалочка. Да.

О. Пафнутий. И то благо, коли Аннушкой. Так и мы тебя звать станем. Вот, вспомни-ка еще что-нибудь. Никодим. Наваждение.

О. Пафнутий. Полно-ка, наваждение! Это Божье дитя. Бог ей разуму не дал, к блаженным приобщил. Она крестное знамение творит, а ты – наваждение. (К Русалочке.) Ты, Аннушка, не бойся. Дай я по головке тебя поглажу. Ряска-то не длинна?

Никодим. О. Пафнутий, благослови к обедне звонить.

О. Пафнутий. Постой, постой! У нас там хлеба не осталось? Принести бы: может, она поесть хочет. Хочешь поесть, Аннушка?

(Никодим молча скрывается и приносит хлеб. Русалочка берет хлеб из рук отца Пафнутия и ест с жадностью.)

Никодим. Ест, не перекрестясь.

О. Пафнутий. Ты Богу умеешь молиться, Аннушка?

Русалочка. Кому?

О. Пафнутий. Богу. Разве ты Бога не знаешь?

Русалочка. Бог? Нет, знаю. Который кровь свою за людей пролил?

О. Пафнутий (радостно). Слышишь, Никодимушка? Христа, истинного Бога нашего, знает! Знает, что Он, Батюшка, кровь за нас пролил. Блаженненькая, имя свое не помнит, а это помнит. Молиться-то Ему умеешь, знаешь какие молитвы?

Русалочка (тихо). Не знаю. Ты меня научи, расскажи.

О. Пафнутий. Научу, научу, девочка. Как же, надо молиться Царю Небесному. Коли ты заблудилась, мы тебе хлеба дадим, молитву тебе скажем, а потом домой тебя отведем, буде помнишь, где жила.

Русалочка. Я не помню! Не знаю! Я нигде не жила! Я здесь хочу жить, с тобой. Ты меня молитве научишь.

Никодим. Ее в лес надо выпустить.

О. Пафнутий (с укором). Опять ты за свое! Как это дитя в лес выпустить? Христос говорил: не мешайте детям приходить ко Мне, а я ребенка, голодного да холодного, в лес выгоню? Как хочешь, Никодимушка, а у меня рука не подымается. Мы дитя принять, обогреть, научить должны. Коли нет у нее дома – пусть с нами живет во славу Царя Небесного, Он же есть Покров, Сила и Милосердие!

Никодим (ровно). Аминь.

О. Пафнутий (гладя Русалочку по голове). Коли нет у тебя приюта, девочка, живи, Бог с тобой.

Никодим. Благослови, о. Пафнутий, к обедне ударить.

О. Пафнутий. Повремени. (К Русалочке.) Так молитв не знаешь, Аннушка? А что ж ты знаешь? Умеешь что-нибудь? Вспомни-ка.

Русалочка. Я… песни знаю. Разные песни я на поляне играла. Я тебе потом спою.

Никодим. Вместо молитв – игрища знает.

О. Пафнутий. Что ж? И песня молитва. Как кому дано. Чистой душе все чисто. Ты думаешь, жаворонок в поднебесье не молится Творцу? А ведь как звонко да весело заливается. Все земные голоса – Богу хвала. Иди, Никодимушка, Господь с тобой, благовестить время.

(Никодим подходит под благословение, не глядя на Русалочку, и удаляется по направлению к часовне.)

Вправду, Аннушка, не помнишь отца с матерью?

Русалочка. Отца с матерью? Не знаю. У нас все тетки… (Быстро.) У меня тетка была.

О. Пафнутий. Так. А где же она теперь?

Русалочка. Не знаю.

О. Пафнутий. Бедненькая ты! Родительской ласки не ведаешь.

Русалочка. Еще дядиньки были… Старенькие, как ты. Только ты лучше, добрее! Такого не было, – такого доброго! Я всегда буду с тобой. И молиться научи меня, дядинька! А я тебя песням своим, коли хочешь, научу!

О. Пафнутий (смеется). Ишь, какая шустрая! У нас свои есть песни, молитвенные. (Подумав.) А ты Никодима не бойся, Аннушка. У него душа Христу предана. Подвиг его строгий. Он послушание исполняет, а, верно, праведней настоятелей своих. Ему Господь в премудрости своей открывается, книги он святые читает, всякое слово Божие ему известно. А я по простоте Бога моего хвалю, былинки из земли подымаются, я слушаю и жизни радуюсь, о Творце думаю. Может, Господь не взыщет на моей простоте.

(Раздается удар колокола. О. Пафнутий крестится. Русалочка глядит на него и тоже крестится. Колокол звучит все громче, властнее и чаще. О. Пафнутий, незаметно для себя, начинает петь, дрожащим, старческим и тихим голосом. Русалочка чуть слышно вторит ему в конце, глядя на него и стараясь запомнить слова.)

О. Пафнутий.

(Колокол звучит.)

Занавес.

(То же место в лесу, у кельи. Послеполуденное жаркое время. Около стены кельи, на камушке вроде скамьи, сидит о. Пафнутий и с усилием плетет лапоть. У начала просеки стоит Никодим, и, приложа руку к глазам, внимательно смотрит вдаль, в сторону озера.)

О. Пафнутий. Что там глядишь, Никодим? Что видать? Идет, что ли, кто?

Никодим (после молчания). Нет, никого. Только она, никак, опять купается.

О. Пафнутий. Аннушка? А пусть купается, Христос с ней. Время жаркое.

Никодим. Как ни взглянешь в ту сторону, – все что-то белеет на озере. Все она купается. Все ей жарко. И после вечерен купается. Звезды уж вчера затеплились, роса пала, а она – на озеро пошла. Все ей жарко.

О. Пафнутий. Нет в воде Божьей греха. Пусть дитя купается во славу Господню. Мысли у тебя какие-то, Никодим. Не разберу какие, а только неладные. Полно, не враг ли тебя смущает? Искушения-то нам посылаются невидимые, от нашего сердца.

Никодим (молчит, смотрит, потом опускает руку и делает два шага к Пафнутию). Нет, отче… А вот я вчера о нас с тобой думал. Жили мы в селении… Люди к тебе приходили. Ты им помогал, молился с ними. И возлюбил тебя Господь за святую жизнь, силу исцеления болящих тебе дал…