Отверзи ми двери

- Я его излагаю, - скромно ответил Саша. - Быть может, не совсем буквально, но за верность мысли ручаюсь.

- Какая память у Сашеньки! А?.. Ну что ж ты гостям не наливаешь, очень серьезный разговор за столом, хотя и красиво - Суламифь, Соломон, девицы без числа, цыгане...

Лев Ильич посмотрел на Ангелину Андревну: "Куда это я попал?" - мелькнуло у него.

- Неубедительно излагаешь, - сказал он. - Потому хоть у Соломона, и верно, девиц было без счета, но Суламифь-то была одна, первая. И Библия ее канонизировала. Если, разумеется, Библию полагать Священным Писанием, а не просто материалом для исторических спекуляций.

- Священное Писание, согласен, но кем и для кого написано? В том и дело, что и "Бытие", и "Исход", и "Законы", и увлекательная история племени - все замечательно, но нам, прости, какое дело? У нас свои печенеги были, ну а у них филистимляне. А то, что она "единственная" или, ты сказал, "первая" - это ты откуда узнал? Это он ей на ушко прошептал : "Единственная моя!" Чего уж не шепчут в такие-то минуты. Всей любви у Суламифь - всему их роману, современным языком скажем, несколько дней, ну чуть больше - и году не было. А остальные годы? Где он - этот "избранный народ" - из Палестины куда? То в Испанию, то в Польшу, то к нам, то в Америку. Какой же "единственный", когда и передохнуть им Господь не давал? Да где их храм, где Иегова, по их же представлениям, только и обитает? Разрушен храм, уже две тысячи лет его нет - не на небесах же, в твоем горнем Иерусалиме - это у христиан там Храм, верно. Или, может быть, в современном Израиле - у Моше Даяна?

- Не понимаю, - сказал Лев Ильич, - ты в Бога веришь?

- Фи, Лева, что за вопросы? - Ангелина Андревна была явно шокирована.

- Простите, Ангелина Андревна, но я действительно не понимаю Сашу.

- Не понимаешь? Но почему-то все на свой счет воспринимаешь, извини уж за слабую рифму. Лишнее подтверждение мысли об обидчивости. А так ведь разговора не получится. Хотя тема серьезная, права мама, не для стола, и острая. Ну уж что делать. Ты отдаешь себе отчет в том, как опасно это сегодняшнее массовое а я не преувеличиваю, иначе б и не стоило разговора - массовое обращение евреев в православие?

- Действительно, не понимаю. Чем, кому опасно? Что здесь может быть, кроме радости, от того, что обетование сбывается?

- Да погоди ты со своим "обетованием" - тут не до мистики, когда к самому нашему сердцу подбираются!.. Мало нам растления политического, государственного, идеологического, научного, растления искусства, литературы, растления семьи, быта - что там еще осталось? Душа народа, несмотря на весь вековой ужас оставалась православной, то, что еще Иван Киреевский называл "народным началом", а здесь и верования, и народный быт, обычаи, понятия, та самая "неминуемая старина", заповедный круг мыслительности. То самое, что для Самарина всегда было сердцевиной - фокусом, из которого бьется народный русский ключ. Что старо, то свято, что старье, то правье, что исстари ведется, то не минется, ветхое лучше есть! Вот так-то. А потому я с вами, Костя, тут не вполне согласен, церковное сознание народа вопреки всему сохранилось - и Петровская реформа ничего с ним не в состоянии была поделать, то лишь насилие было, напугали наше духовенство, сделали из него чиновное сословие, но это все отдельные люди, как болезнь, эпидемия - реформы, вольтерьянство, нигилизм. Но в том же восемнадцатом веке уже и очнулись: и в масонстве очнулись, и в святителе Тихоне Задонском, и в Паисии Величковском - он уже в восемнадцатом веке перевел "Добротолюбие". Одним словом, чудом, но сохранилось, держалось, на ниточке, на волоске, а тут что?.. Да вот вам, кстати, исторический анекдот, да уж не смешной, простите - трагический. Проживал в Москве во времена Анны Иоанновны отставной морского флота капитан-поручик Александр Возницын, человек ищущий, но, по всей видимости, слабый. И вот, на беду свел его случай с неким откупщиком Ворохом, еще в Смоленской губернии прославившимся тем, что пытался в одном селе устроить их молельню, уничтоженную, впрочем, по распоряжению синода, изгнавшего вслед за этим евреев из края. Но ведь как с ними: их гонят в дверь, они - в окно влезают! Тот Борох объявился в Москве и сблизился с беднягой капитан-поручиком...

- Да не может того быть! - охнула Ангелина Андревна.

- Тем не менее. Уж чем он его соблазнил, кто знает, подходов у них много, в девятнадцатом веке так считали, что им даже законом их предписано совращать в свою веру, да и процессы возникали один за другим... Одним словом, как история свидетельствует, Возницын был соблазнен. Они отправились вместе в Смоленск, оттуда в Польшу, где несчастного Возницына подвергли милому и столь прославленному обряду.обрезания.

- Что же дальше-то, Сашенька? - любопытствовала Ангелина Андревна.

- А дальше, Возницын - за отпадение от христианской веры, а Борох за совращение в иудейство были преданы суду, во всем сознались и по решению Государыни Анны Иоанновны, чтоб сие богопротивное дело не продолжалось, обоих немедленно казнить смертью, сжечь, чтобы другие, смотря на то невежды и богопротивные от христианского закона отступать не могли. Они и были сожжены в Петербурге в 1738 году, 15 июня.

- Какая у тебя память, ну просто феноменальная! Вы только послушайте? восхищалась Ангелина Андревна. - Ну а моряк-то за что, офицер?

- Вот именно, - сказал Саша. - Моряк, офицер, вполне может быть и прекрасный человек. А ведь вокруг была православная страна, традиции, воспитание, страх Божий, наконец, Государыня Императрица, стоящая на страже чистоты веры... А сейчас, в этом море атеизма и совсем Бог знает что может произойти! Если сегодня евреи действительно хлынут в церковь, в православие, затопчут, запакостят больную, но все еще живую религиозную душу народа - как в нашей литературе или журналистике, как сто лет назад хлынули к только что освободившемуся от крепостничества мужику, воспользовавшись его слабостью, простотой, пусть пороками, чтоб тут же и оплести его, закабалить, да так, что он, небось, и помещика-самодура, коль был такой, со слезами умиления вспоминал - что ж тут-то будет? Чем еще заполнится русское сердце - этим вечным брюзжанием, жалобами, мелочной злобой, суетливостью, ненавистью? Чему они изнутри церкви нас научат - что все мы братья и все равны? Так мы еле-еле научились не слушать, когда нам про это наше радио с утра до ночи твердит. А уж здесь, если из церкви понесется этот гнилой, жалкий гуманизм, чтоб нам же потом - "братьям" и усесться на шею... Это, между прочим, пострашнее, чем кровь источать у младенцев. Там все на глазах - попробуй-ка! А тут исподтишка, незаметно, под маркой братского единения, соборности - вон как наш-то православный друг только что заметил! Мы так и проснемся однажды все евреями.

- Это как же так? - испугалась Ангелина Андревна. - Это какой-то у тебя образ, Сашенька? Ну помилуй, почему я стану ни с того, ни с сего еврейкой?

- А вот от того, мама, что еврей искони, онтологично, как богословы говорят, знает о своей избранности - что он один, видишь ли, у Бога - вон, как Лева единственность Суламифи защищал, что в связи с этим все остальные-прочие - рабы, которых смотря по обстоятельствам надо или эксплуатировать или истребить. Что ему, еврею, все равно будет дана победа над всем миром - потому как обещано. Что те обещания непреложны, как апостол Павел сказал, лучше б уж он Савлом оставался, да и остался, надо думать! Что пусть они своей земли лишились, потеряли храм, политическую личность, рассеялись по всему свету все равно, вопреки этой, ясной всем очевидности, они ждут своего часа - будет, будет! Мало чудес в Библии о том наворочено? Еще и сейчас подтверждения: государство еврейское - не чудо ль, наша эмиграция - не чудо? Вот оно сбывается пророчество! Так пусть бы и уезжали, - Сашу уже явно несло. - Так нет же! Они и тут, в последнем нашем прибежище, источники хотят замутить, напакостить...

- Сашенька, голубчик! Ну что ты так нервничаешь, тебе и вредно даже. Ну какие там евреи - их и всего-то - раз, два и обчелся. Сколько нас - я уж плохо знаю нынешнюю арифметику, но сколько-то миллионов, а их - вот, Лева - раз, ну кто там еще?..