Книга 2

А суд идет. Весь зал мне смотрит в спину, И прокурор, и гражданин судья. Поверьте мне, не я разбил витрину, А подлое мое второе "я".

И я прошу вас, строго не судите, Лишь дайте срок, но не давайте срок, Я буду посещать суды, как зритель, И в тюрьмы заходить на огонек.

Я больше не намерен бить витрины И лица граждан. Так и запиши. Я воссоединю две половины Моей больной раздвоенной души.

Искореню! Похороню! Зарою! Очищусь! Ничего не скрою я. Мне чуждо это "я" мое второе. Нет, это не мое второе "я".

Роза-гимназистка

---------------

В томленьи одиноком, в тени, не на виду, Под неусыпным оком цвела она в саду.

Маман всегда с друзьями, папа от них сбежал,

Зато каштан ветвями от взглядов укрывал.

Высоко или низко каштан над головой, Но роза-гимназистка увидела его.

Нарцисс - цветок воспетый, отец его - магнат

У многих роз до этой вдыхал он аромат.

Он вовсе был не хамом,- изысканных манер. Мама его - гранд-дама, папа - миллионер.

Он в детстве был опрыскан, не запах, а дурман

И роза-гимназистка вступила с ним в роман.

И вот, исчадье ада, нарцисс тот, ловелас - Иди ко мне из сада. - Сказал ей как-то раз.

Когда еще так пелось? И роза в чем была,

Сказала: - ах, - зарделась и вещи собрала.

И всеми лепестками он завладел, нахал... Маман была с друзьями, каштан уже опал.

Искала роза счастья и не видала как

Сох от любви и страсти почти что зрелый мак.

Но думала едва ли, как душит пошлый цвет... Все лепестки опали и розы больше нет.

И в черном цвете мака был траурный покой....

Каштан ужасно плакал, когда расцвел весной.

Невидимка

--------

Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, Приходит ли знакомая блондинка, Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, Но только не простой, а невидимка.

Иногда срываюсь с места, будто тронутый я, До сих пор моя невеста мной не тронутая. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.

Однажды выпиваю, да и кто сейчас не пьет? Нейдет она: как рюмка - так в отрыжку. Я чувствую, сидит, подлец, и выпитому счет Ведет в свою невидимую книжку.

Побледнев, срываюсь с места, как напудренный я, До сих пор моя невеста целомудренная. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.

Я дергался, я нервничал, на хитрости пошел: Вот лягу спать и поднимаю храп, ну Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол, Вот сядет он, тут я его и хапну.

Побледнев, срываюсь с места, как напудренный я, До сих пор моя невеста целомудренная. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.

К тому ж он мне вредит. Да вот не дале, как вчера, Поймаю, так убью его на месте, Сижу, а мой партнер подряд играет мизера, А у меня - гора, три тыщи двести.

Иногда срываюсь с места, будто тронутый я, До сих пор моя невеста мной не тронутая. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.

А вот он мне недавно на работу написал Чудовищно тупую анонимку. Начальник прочитал и показал, а я узнал По почерку родную невидимку.

Оказалась невидимкой - нет, не тронутый я Эта самая блондинка мной не тронутая. Эта самая блондинка - у меня весь лоб горит. Я спросил: - Зачем ты, Нинка? - Чтоб женился,- говорит. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.

Все относительно

---------------

О вкусах не спорят, есть тысяча мнений. Я этот закон на себе испытал. Ведь даже Эйнштейн, физический гений, Весьма относительно все понимал.

Оделся по моде, как требует век

Вы скажете сами:

- Да это же просто другой человек.

А я - тот же самый.

Вот уж, действительно

Все относительно,

Все-все. Все.

Набедренный пояс из шкуры пантеры... О да. Неприлично. Согласен, ей-ей! Но так одевались все до нашей эры, А до нашей эры им было видней.

Оделся по моде, как в каменный век

Вы скажете сами:

- Да это же просто другой человек.

А я - тот же самый.

Вот уж, действительно

Все относительно,

Все-все. Все.

Оденусь, как рыцарь и после турнира Знакомые вряд ли узнают меня. И крикну, как ричард я в драме шекспира: - Коня мне. Полцарства даю за коня.

Но вот усмехнется и скажет сквозь смех

Ценитель упрямый:

- Да это же просто другой человек.

А я тот же самый.

Вот уж, действительно

Все относительно,

Все-все. Все.

Вот трость, канотье... Я из нэп-а. Похоже? Не надо оваций! К чему лишний шум? Ах, в этом костюме узнали? Ну что же Тогда я одену последний костюм.

Долой канотье! Вместо тросточки - стэк.

И шепчутся дамы:

- Да это же просто другой человек.

А я тот же самый.

Будьте же бдительны, все относительно,

Все-все. Все.

Каменный век

-----------

А ну, отдай мой каменный топор И шкур моих набедренных не тронь, Молчи, не вижу я тебя в упор. Иди в пещеру и поддерживай огонь. Выгадывать не смей на мелочах, Не опошляй семейный наш уклад. Неубрана пещера и очаг. Избаловалась ты в матриархат.

Придержи свое мнение.

Я глава и мужчина я.

Соблюдай отношения

Первобытно-общинные.

Там мамонта убьют, поднимут вой, Начнут добычу поровну делить. Я не могу весь век сидеть с тобой, Мне надо хоть кого-нибудь убить. Старейшины сейчас придут ко мне, Смотри еще: не выйди голой к ним. Век каменный, а не достать камней, Мне стыдно перед племенем моим.

Пять бы жен мне, наверное,

Разобрался бы с вами я.

Но дела мои скверные,

Потому - моногамия.

А все твоя проклятая родня. Мой дядя, что достался кабану, Когда был жив, предупреждал меня: Нельзя из людоедов брать жену. Не ссорь меня с общиной, это ложь, Что будто к тебе кто-то пристает. Не клевещи на нашу молодежь, Она надежда наша и оплот.

Ну, что глядишь?

Тебя пока не бьют.

Отдай топор,

Добром тебя прошу.

И шкуры где? Ведь люди засмеют.

До трех считаю, после задушу.

Рай в аду

--------

Переворот в мозгах из края в край, В пространстве много трещин и смещений. В аду решили черти строить рай, Как общество грядущих поколений.

Известный черт с фамилией Черток,

Агент из рая, ночью, неурочно

Отстукал в центр: в аду черт знает что.

Что именно, Черток не знает точно.

И черт ввернул тревожную строку Для шефов всех лазутчиков, амура: "За мной следят, сам дьявол начеку, И крайне ненадежна агентура".

Тем временем в раю сам Вельзевул

Потребовал военного парада.

Влез на трибуну, плакал и загнул:

"Рай, только рай - спасение для ада!"

Рыдали черти и визжали: - да! Мы рай родной построим в преисподней! Даешь производительность труда! Пять грешников на нос уже сегодня!

- Ну, что ж, вперед! А я вас поведу,

Закончил дьявол, - С богом! Побежали.

И задрожали грешники в аду,

И ангелы в раю затрепетали.

И ангелы толпой пошли к нему, К тому, который видит все и знает. И он сказал, что он плевал на тьму, Лишь заявил, что многих расстреляет.

Что дьявол - провокатор и кретин,

Его возня и крики - все не ново,

Что ангелы - ублюдки, как один

И что Черток давно перевербован.

Не рай кругом, а подлинный бедлам! Спущусь на землю, там хоть уважают. Уйду от вас к людям ко всем чертям, Пускай меня вторично распинают!

И он спустился. Кто он? Где живет?

Но как-то раз узрели прихожане:

На паперти у церкви нищий пьет,

- Я - бог! - Кричит, - даешь на пропитанье!