Иринкино счастье

Домик этот стоял совсем одиноко, и Дарья Михайловна, избегавшая всякого шума и суеты, очень любила свой тихий, заброшенный уголок.

В глубине оврага струилась небольшая, но очень быстрая речка Черная.

Извилистые берега ее почти сплошь заросли высокой травой и густыми плакучими ивами, отчего вода в ней казалась всегда совсем темной.

В жаркую летнюю пору тут было хорошо и прохладно.

Тяжелые зеленые ветви, точно в истоме, низко склонялись над водой, а под ними тихо шумела осока, и пели кузнечики, и весело журчала темная речка…

Маленькая Иринка, сидя наверху в своем палисаднике, иногда часами прислушивалась к этим звукам, и ей казалось, что трава и плакучие ивы тихонько переговариваются с речкою и рассказывают друг другу длинные чудные сказки.

Впрочем, и над оврагом, около самой хатки Дарьи Михайловны, было также очень хорошо.

Небольшой палисадник у крыльца оканчивался за домом зеленой лужайкой, откуда узенькая тропинка вела прямо вниз к речке.

Посреди этой лужайки стояла обособленно группа из трех молодых березок, а под ними Лева сам пристроил для Иринки низенькую скамейку из зеленого дерна.

Кусты высокого белого тмина окружали эту скамейку почти со всех сторон и окончательно скрывали собою Иринку, когда девочка играла там со своею куклой или усаживалась плести венки.

Вся лужайка была усеяна полевыми цветами, и у ног Иринки всюду пестрели одуванчики, анютины глазки, желтый цикорий, колокольчики, дикая гвоздика, незабудки… но больше всего тут было ромашки и белого тмина, отчего вся лужайка казалась тоже белой. Это особенно нравилось Иринке.

— Смотри, Лева! — говорила она юноше, слегка прищуривая глаза. — Смотри, точно мы с тобою в саду у Снегурочки, а вокруг нас все снег, снег, снег!.. Правда?

— Да, да, правда!.. — машинально соглашался Лева, зачастую не отрываясь даже от своей книги и еле слушая, что болтала около него Чернушка.

Но Иринка и не требовала большого внимания; она была кротким, тихим ребенком, привыкшим к одиночеству, и ей доставляло удовольствие уже одно присутствие Левы: все же она могла, хоть изредка, поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями…

С этих пор дети прозвали свою лужайку «Садом Снегурочки»; но это название было известно только им двоим и держалось в тайне.

И Лева и Иринка очень ревниво охраняли свой тихий уголок под сенью белых березок, и в «Сад Снегурочки» никто из посторонних не допускался.

Лева даже отыскал новый, кратчайший путь, который вел от дачи Субботиных прямо лесом к оврагу. Правда, этот путь был не из особенно удобных: приходилось дорогою два раза перелезать довольно высокий плетень и один раз перепрыгивать через небольшое болотце. Но Лева был силен и ловок и не смущался такими ничтожными неудобствами.

Зато теперь ему не нужно было проходить мимо знакомых дач, по большой дороге, где он всегда мог встретить Милочку Назимову.

— Куда ты, Лева, по такой жаре? — заботливо спрашивала бабушка, когда он сразу же после завтрака забирал свои книги и направлялся в лес. — Неужели тебе не нравится в нашем саду, смотри сколько тени! Читай себе спокойно!

— Да как же, посидишь тут спокойно! — хмурился Лева. — Разве вы не знаете, бабушка, что у Лизы с утра до вечера гости и что приходится целыми днями с ними из пустого в порожнее переливать!!! Много тут начитаешь, нечего сказать! Нет уж, спасибо, с меня и одного воскресенья довольно!

По воскресеньям Надежда Григорьевна не позволяла детям расходиться в разные стороны. Все члены семьи должны были проводить этот день вместе, и волей-неволей Леве приходилось сидеть дома и, к немалой досаде своей, занимать молоденьких подруг Лизы.

— Пожалуйста, бабушка, если кто будет спрашивать обо мне, то не говорите, что я пошел в лес, направо… — добавлял он скороговоркой, и с этими словами Лева быстро исчезал за калиткой сада.

Он спешил к оврагу.

А наверху, в «Саду Снегурочки», его давно уже ожидала Иринка.

Девочке не позволялось сходить вниз одной, речка была быстрая, и Дарья Михайловна, да и сам Лева боялись, что она упадет в воду.

Иринка с куклой обыкновенно усаживалась на свою дерновую скамейку начинала нетерпеливо прислушиваться к знакомым шагам внизу.

Она ждала…

Но вот в конце лужайки, у спуска, появлялся сначала околышек гимназической фуражки, потом кусочек белого кителя, потом…

— Лева! — радостно вскрикивала девочка, срываясь с места и бросая в сторону куклу. — Лева, Лева!

И она неслась навстречу своему другу.

Иринка каждый раз с одинаковым восторгом встречала его, словно после долгой разлуки.

— Тише, тише, Жучок, не свались! — улыбался Лева.

Он быстро подхватывал ее за талию и, смеясь, несколько раз высоко-высоко поднимал над головою.

— Еще, еще, Лева! — с восторгом кричала Иринка, размахивая руками в воздухе, как крыльями. — Улечу, улечу, улечу!!

— Ну как же, так я и дам тебе улететь! — шутил Лева, усаживал малышку себе на плечи и так нес до их любимого места под белыми березками.

Девочка снова усаживалась со своими игрушками на скамеечку, и Лева с наслаждением растягивался у ее ног под сенью деревьев, доставал из кармана книгу и совсем погружался в свое любимое чтение.

Иринка никогда не мешала ему, только изредка, когда уж чересчур надоедало молчать, она робко и осторожно спрашивала у него:

— А что, Лева, это очень ученая книга, тебе нельзя мешать?

— Очень, очень ученая! — серьезно отвечал мальчик, увлеченный романом Достоевского. — Нельзя мешать, детка.

И девочка покорно смолкала и снова принималась за свою куклу, или шла собирать цветы, или просто молча смотрела в синее небо, где носились легкие, прозрачные облачка, и в воображении ее рисовались самые причудливые, самые фантастические картины.

Тихо и незаметно летело время в «Саду Снегурочки», тихо клонился день, и когда в шестом часу Леве необходимо было спешить домой к обеду, он всегда уходил неохотно.

— Пойдем со мной, Черный Жук! — нередко говорил юноша. — Скажи своей маме, что после обеда я тебя сам домой отведу!

Впрочем, Лева не всегда только читал в присутствии Иринки. Иногда он брал ее с собою кататься на лодке, и они вместе удили рыбу, а то уходили в соседнюю рощу за грибами или забирались в самую чащу леса и там разыскивали разные виды мха, интересовавшие Леву.

Он страстно любил природу и с увлечением занимался ботаникой; разумеется, Иринка помогала ему сушить цветы и составлять его будущий гербарий.

Если дорога в лесу оказывалась почему-нибудь неудобной или вела через болото, то мальчик сажал девочку себе на плечи, и оба таким образом спокойно продолжали свой путь.

В лесу они разыскивали какой-нибудь тенистый уголок и усаживались там для отдыха.

Случалось, однако, что утомленная Иринка сладко засыпала, и Лева приносил ее тогда сонную домой, где бережно сдавал с рук на руки Дарье Михайловне.

— Нет, даже удивительно, бабушка, до чего глуп этот Лева! — говорила Лиза. — Ну что за удовольствие он находит всюду таскать за собою этого пучеглазого цыганенка?! Точно нянька возится с ней; право, Дарья Михайловна должна быть очень благодарна ему!

— Иринка тихий ребенок, ее нельзя не любить! — недовольным тоном замечала бабушка. — К тому же она никогда не мешает Леве заниматься делом, не то что вы с Милочкой, две вертушки, целыми днями готовы торчать перед зеркалом или висеть на заборе! Лева вам не товарищ, Лева умный, серьезный мальчик! — И бабушка нетерпеливо поправляла очки и, не желая дальше продолжать разговор, сердито удалялась из комнаты.

Так протекали эти два последних лета, пока Лева был в шестом и седьмом классах гимназии.

Чудное то было время для Иринки, оставившее навсегда неизгладимый след в ее маленьком любящем сердце.

Но вот Лева перешел в восьмой класс и собирался весною сдавать последние, выпускные экзамены.

В этом году он уже не мог, как бывало прежде, переезжать в начале мая со всеми остальными на дачу; занятия его задерживали в городе до конца месяца, и на время экзаменов он переехал к одному товарищу, семья которого жила летом в городе.