За завесой 800-летней тайны (Уроки перепрочтения древнерусской литературы)

Традиционное представление мирового дерева обычно связывается с солнцем и месяцем по обе стороны от него. Само же дерево отчетливо делится на три части, в верхней из которых, как мы помним по вьюнишным песням, свивал гнездо соловей и располагались соколы. Но там же, в вершине дерева, находится и Див - "збися дивъ, кличетъ ВРЪХУ ДРЕВА" - и если допустить, что переписчиками поэмы была потеряна выносная буква "к" и вместо "древа" в первоначальном тексте было "древКа", то Див удивительным образом сольется с вышеупомянутым столбом, на котором установлено колесо-солнце, то есть окажется одним из древних вариантов некоего ШТАНДАРТО-СКИПЕТРА - этакого солнцеобразного опознавательного знака на высоком шесте, оповещавщего всех о том, что Игорь движется с мирными и вполне конкретными целями. Если же вспомнить, что индо-европейский Дейвос является полной аналогией тюркского бога Тенгри, то можно с уверенностью сказать, что знак этот был понятен всем - как русичам, так и случайно встреченным на пути половцам...

Не менее интересный материал, дающий очередную проекцию на висящее над поэмой солнечное затмение, представляет рассказ А. Афанасьева об украинской богине Сиве, чей день - ПЯТНИЦА, что тоже немаловажно, ибо "пятокъ" имеет для поэмы отнюдь не второстепенное значение... Так вот, злой Локи, пишет Афанасьев, обрезал Сиве её роскошные волосы и, чтобы избежать мщения грозного её супруга, велел подземным карликам выковать ей волосы из чистого золота. "Древнейшее значение, принадлежащее корню "сив", было таким образом: сияющий..."

Что же касается разницы в написании корней, то между СИВ и ДИВ не такое уж большое и отличие; у Б. Рыбакова, например, в связи с этим находим: "Праздники 1-2 мая (как раз, кстати, день перехода Игоря через Оскол, когда его застигло солнечное затмение, случившееся 1 мая - Н.П.) проводились в честь богини, имя которой - "Maja", "Zywie" - ведет нас к глубокой индоевропейской старине. Крито-микенские надписи знают богиню Ма мать богов, архаичную владычицу мира; её же называют и "Zivja" (форма от "Deiwo"). Отсюда же идет древнерусская Дива, Дивия..."

Пожалуй, Б. Рыбаков является одним из немногих исследователей "Слова", кто сумел принять взгляд на Дива как на "симпатизирующего отнюдь не половцам, поганым, а Игорю и Русской земле". О благоволении Дива к русским говорят также названия таких растений как "дивосил" (девясил) и "диванка". Для нас представляет особый интерес и украинское обозначение ритуального СВАДЕБНОГО хлеба - "дивень".

В летописи Даниила Галицкого под 1252 годом при описании крещения литовского князя Миндовича встречается ещё одна разновидность Дива Диверикъз, что значит - заячий бог. "Поставленный на третье место после бога неба и божественного кузнеца, заячий бог оказывается покровителем растительного мира, без ведома которого нельзя сломить ни одной ветки. Добавим к этому, что заяц был в античности зверем Афродиты, нередко выступавшей в роли богини плодородия", а в фольклоре заяц рассматривается как "символ мужской оплодотворяющей силы; с ним связано множество эротических песенок и присловий, широко применявшихся у славянских народов в процессе СВАДЕБНОЙ обрядности".

Кроме того, по мнению Б. Рыбакова, заяц расценивался славянами и литовцами ещё и как представитель "кощьного мира", что объясняет нам его роль в сказках: заяц - охранитель КОЩЕЯ (что пригодится, когда Игорь "выседе из седла злата, а въ седло КОЩИЕВО...").

Ну и в довершение нельзя не вспомнить о таком мифологическом персонаже как Дид, которому, согласно древнеславянской мифологии, молились о благополучном СУПРУЖЕСТВЕ и деторождении и который являлся в то же время и хранителем рода, блюстителем главных родовых принципов морали (для Ольговичей такими принципами явлалась дружба с половцами).

Таким образом, мы и в этом случае имеем дублирование системы Див Тенгри, где "благожелательное божество Руси" накладывается на охранителя кощея (а "кощей" - это ведь ещё и КОЧЕВНИК), являя собой понятный обеим сторонам охранно-предупредительный образ, служащий Игорю своеобразным пропуском для беспрепятственного прохождения через Степь к месту свадьбы. (К похожему выводу приходил и Г. Карпунин, писавший в своей книге "По мыслену древу", что "Дива можно истолковать и как русский воинский знак: древо - древко стяга, Див - навершие в виде какого-либо изображения или полотнища". О том же говорит и параллель из "Задонщины": "Уже бо ввержен СКИПЕТР на землю...")

Конечно же, двигаться ночами, как это предполагают в своих рассчетах сторонники воинского прочтения поэмы, русичи не могли: помимо того, что они вели с собой обоз и гнали табуны животных ("галици стады"), они еще, во избежание случайных столкновений с некоалиционными Кончаку половцами, должны были обеспечить видимость своего охранного знака. Помните, мы задержали наше внимание на компоненте Divo, совпадающем с "индоевропейским названием обожествляемого ДНЕВНОГО света"?.. Это - тоже подтверждает то, что Игорь не мог передвигаться по Степи ни в какое другое время суток, кроме дня, и шел он, не прячась от взоров, а наоборот - стараясь, чтобы его не просто обнаружили, но и хорошо разглядели высоко несомое на шесте изображение Дива. Дива, объяснявшего степнякам, куда, к кому и зачем ведет своих спутников Игорь.

Именно так ими этот знак и был понят: едва над обозом стал различим опознавательный контур Дива, как половецкие дозорные "неготовами дорогами побегоша къ Дону великому", - причем, сказать, что они тоже это сделали незаметно, как того требовала бы стратегическая ситуация, имей Игорь и вправду агрессивные цели, нельзя, ибо поэма прямо сообщает, что при этом у них "крычатъ телегы полунощы, рци, лебеди роспущени..."

Что касается "неготовых" дорог, то особенных трудностей для понимания этого термина нет - это степная целина, "дорога, которая не проложена заранее", хотя нам это место может быть интересно также сопоставлением круга сходных терминов, включающих соотношения латинского pons - мост и армянского hun - брод, которое, по наблюдениям Потебни, может вывести нас на русское МОСТЫ - СЕНИ, играющее большую роль - опять-таки! - в свадебных текстах.

"Кричащие" телеги - это, как очень верно подметил Г. Сумаруков, не столько поэтический образ, сколько реалистическое описание половецкой степной эстафеты, передающей весть о появлении Игоря от кордона к кордону, от кибитки к кибитке. Это не тележные оси скрипят в ночи подобно лебединому крику (хотя сам по себе этот образ и достаточно красив), это - кричат сами погонщики, глашатаи, завидевшие в Степи русский обоз и поспешившие доложить Кончаку, куда нужно идти, чтобы приготовить свадебные вежи: "Скажите лебедям распущенным, что Игорь к Дону своих родичей ведет!..."

(Вот что пишет по этому поводу Л. Наровчатская: "Рци - древний "телеграф": ручей звуковых сигналов, световых (костры-маяки) древних, который варьируется у народов: свист, крик "на всю Ивановскую", костры, барабанный звук и тому подобное... Скорость "звуковой депеши" у галлов и римлян от поста к посту равнялась 100 км/час.)

Лебеди - тотемный знак рода Кончака, чье племя после неудачного приближения к русским границам в марте 1185 года откочевало куда-то в глубь Степи, то есть - было РАСПУЩЕНО на весенние пастбища ввиду того, что встрече Кончака с Игорем на берегах Сулы помешало вышедшее из Киева войско Святослава.

"Рци лебеди распущени," - вполне допустимая для XII века форма написания фразы "скажи лебедям распущенным", что подтверждается массой примеров употребления именительного падежа множественного числа взамен всех прочих:

"...начати старыми словесы трудныхъ повестей..."

"...а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони..."

"...летая умомъ подъ облакы..."

"...не буря соколы занесе чрезъ поля широкая..."

"...великая поля чрьлеными щиты прегородиша..."

"...подъ шеломы възлелеяни..." - и так далее.

Таким образом, из данного эпизода текста следует, что степная эстафета просто сообщала Кончаку о продвижении русского обоза по Степи, которая - и этого все-таки забывать нельзя, - являлась для русичей в XII веке территорией чужой и небезопасной.