Смерть Вазир-Мухтара

похоронах друга засияет солнце, человек здоров - и неожиданно с ужасом иногда замечает: счастлив. Странное дело: он был счастлив. И Маша, то и дело просившая взглядом подарков, была настоящая женщина. Уже из грибоедовского сундука перешли в ее кованый сундучок полотенца, шаль, которую вез на Кавказ, а в самом углу спрятался браслет. Носить его Маша не решалась.

5

- Дед, почему ты не живешь в станице? -спросил Грибоедов. - Обида была, - спокойно отвечал дед. - Годов тридцать назад отселился, Машки на свете не было. - Какая обида? - А что вспоминать? - сказал дед и пошел куда-то. Была лет тридцать тому обида, дед был молод, отселился, купил себе домок, нажил Машу, потерял жену, потом Маша вышла замуж за казака, ушла в станицу, он сам побобыльничал с год, казака услали в походы, и Маша пришла к нему на лето. Чего тут спрашивать? Трава не спрашивает, бычок не спрашивает, только проезжие казаки воротят нос, а то и заезжают. В четыре дня завязалось грибоедовское бытие. Сашка спозаранок уходил с дедом на косьбу - у деда был покос неподалеку, - а днем больше спал. Странная была Сашкина косьба! Грибоедов как-то раз встал пораньше, пошел на покос. Дед ходил с косой, как маятник, по полосе, взмахивал косовищем, блестящим, как лак, от лет и рук, останавливался, и опять махал, и гнал перед собой траву. Он быстро запотевал, пятнами по белой рубахе. А Сашка лежал задрав ноги и читал смятую, грязную, тоже блестящую, как лак, от кармана, книжку. Впрочем, он не читал, а пел. Книжка была песельник. Сашка пел:

Смолкни, ветер, хотя на минуту, Дай мне полную волю рыдать. Старик не обращал на него никакого внимания. Однако каждое утро, как будто это само собою разумелось, говорил Сашке: - Вставай, что ль. Пойдем. И беспамятный дед уходил, а за ним плелся Сашка, и тогда в доме начиналась эта самая Машина походка. Уже тридцатитрехлетнее тело решало и думало за себя. Оно решило тайком и втихомолку: не неделю и не месяц, а сколько богу будет угодно проживет он здесь. Родофиникин с Нессельродом пускай живут в Петербурге или едут на театр военных действий. Кавказская девочка пусть растет. Все они казались далекими, вряд ли они даже существовали. Тысяча верст от Петербурга, тысяча верст от Кавказа. А он исчезнет. Но, стало быть, он беглец, в бегах, в нетях, он дезертёр? Ну и что же, беглец. Человек отдыхает.

6

Он лежал во дворе, в траве, как ящерица, было свежо, ему нездоровилось. Было уже очень поздно. Луна стояла, как тарелка. В стороне от дома сидели дед и Сашка. Они его не видели. - Работница она хорошая, по двору, или, как говорится в крестьянстве, по хозяйству, - говорил Сашка. - Хорошая, - отвечал дед неохотно. Потом он спросил Сашку: - А барин твой богат, што ли? - Барин завсегда имеет деньги, по чину, - ответил Сашка отрывисто. Они персиянские министры. - Ну? - удивился дед. - А ты что думал? - Рука у него сухая, - сказал чего-то дед. - Это прострелено на дуелях, - медленно произнес Сашка. Удивительное дело. Никто, ниже он сам, в Петербурге и на Москве