Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

L’homme de beaucoup de mérite пожал плечами и взглянул на итальянца, как будто он говорил: «что ж после этого говорить с таким человеком?» Но Pierre не заметил отчаяния своего собеседника.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

* № 16 (рук. № 54. T. I, ч. 2).

Часть 2.

Глава I. Поход.

[1407]<Nicolas Ростов шел с своим полком в первой из пяти колонн пятидесятитысячной русской армии, шедшей через Германию к Баварии, под начальством Кутузова на помощь австрийцам. Передовая колонна, состоящая из двух полков пехоты, двух рот артиллерии, полка казаков и Павлоградского гусарского полка, находилась под командой генерал-майора князя Багратиона, тогда еще мало известного генерала. [1408]

Двенадцатого сентября 1805 года рано утром павлоградской гусарской полк выступал со своего ночлега немецкой деревни недалеко от Тешена. Первый эскадрон, в котором юнкером служил Николай, стоял, выстроившись на дороге за деревней, видимо чего то ожидая. Гусары, спешившись, держали в поводьях лошадей. Эскадронный командир с четырьмя офицерами, разговаривая, сидели на краю дороги. Из ворот деревни вышли и приближались к ним чиновник немец и гусарский юнкер. Долохов подошел к Ивану Захаровичу>.

— Молоденькой какой этот граф Ростов. — сказал пехотный офицер смеясь Ивану Захаровичу. — Молодец. И очень обходительной. Что он, богат?

У Ивана Захаровича в углах губ образовалась складка. Глаза немного сузились и всё лицо приняло то степенное, спокойно задумчивое выражение, которое всегда сопутствовало про — явлению его странной склонности беспричинно и безвыгодно лгать.

— У его отца душ немного, — отвечал он, — но земли и леса такие, что на три сажени чернозем и пшеница сам тридцать каждый год родится, а леса на 30,000 десятин, всё мачтовые деревья.

160,000 доходу каждый год...

<Долохов подошел к ним.

— У гусарика у этого? — спросил он. Иван Захарович продолжал.

— 160,000 доходу> с одной пшеницы....

— Вот бы в банчик с ним поиграть, [1409]— заметил смешливый офицер. — Вы его пригласите, Иван Захарович. Мы с вами банчик ему заложим.

— Я его отцом обласкан, и сам в карты не играю и вам с ним не дам играть, — сказал Иван Захарович и опять продолжал описание, в его голове только существовавших, богатств Ростовых. — Леса они сплавляют по Оке в Волгу...

— <Что ж. Надо поиграть будет. Что ж, что кому повезет. Может и он меня вздует. Фортуна — куда колесо повернется.

— Знаем мы ваше колесо, — строго, но тихо, как всегда, сказал Иван Захарович, видимо нисколько не боясь оскорбить Долохова. — У меня с ним не поиграете... И в самом деле Долохов не оскорбился.

— Ну, полноте вздор, — сказал он. — Тысячки три нам на голодные зубы не худо бы.

— Извольте итти к месту, — сказал Иван Захарович. — Рота трогается, неравно начальник, батальонный командир или сам полковник проедет. — Долохов пошел.

— Смирно! — скомандовал он. Рота тронулась и к вечеру догнала свой полк>. Иван Захарович на ходу досказал офицеру все подробности выдуманного им богатства Ростовых. [1410]>

Войска в начале октября пришли в Брюнн. <На следующий день была дневка. Третий эскадрон Павлоградцев стоял [1411]в самом городе. Эскадронному командиру была отведена квартира в купеческом доме. Хозяева [1412]вышли [1413]вниз. У Гардона был весь верх.

— Пойдем ко мне. — Они вошли. В большой комнате были установлены две кровати и постели, с которых только что встали. Были раскиданы офицерские вещи и платья. На одной постели спал ротмистр, который теперь в десять часов только встал и в красном шелковом архалуке пил чай из стакана, на другой постели спал Топоров, который уж рано поднялся и ушел шляться [1414]в город и к полковому командиру.

<— Bonjour, mon cher Rostoff. [1415]Здравствуй, милый, хочешь чаю? — обратился, как всегда красивый, расчесанный Гардон к входившему юнкеру. — Ну что, где ты ночевал? Эй, чаю Ростову.

— Ничего, нам отвели славную квартеру, а у тебя дворец,— отвечал Ростов.

— Можешь себе представить, — рассказывал Гардон между разговором. — Вчера рано еще было, мы и пошли с Топоровым по городу. Тут нам сказали лучший трактир «Zum goldenen Adler», [1416]подсел к нам какой то шустер. Ваське (Топорова звали Васькой друзья и товарищи), Ваське ведь всё нужно пронюхать. Узнал, что тут игорный дом. Пойдем, да пойдем, посмотрим. Он там какую то Амалию зацепил, немца чуть не прибил какого то. По своему веселился, — говорил Гардон с красивой и слабой улыбкой, — а я сдуру стал играть, выиграл сначала, да и спустил всё до чиста. Два золотых осталось. Да и того, кажется, нет. Эй, Никитин, — прибавил Гардон, обращаясь к деньщику, который только подал чай Ростову. — Дай ка сюда кошелек из под подушки. — Гардону лень было перейти два шага до своей постели.

— Чтож, возьми у меня, — сказал Ростов.

— Вот это [1417]эскадронные фуражные, — говорил Гардон, высыпая на стол с полсотни империалов. У него все деньги всегда бывали вместе и он ничего не записывал. — Должно быть привезут жалованье к [1418]воскресенью. А у тебя сколько?

— Золотых десять есть, возьми, — отвечал Ростов, краснея, как всегда краснеют молодые люди, говоря об деньгах, и, чтоб делать что нибудь, укладывая стопочками золотые и считая их. Он счел [1419]четыре стопочки ровных, два новых осталось на пятую стопочку и четыре старых белесых золотых он наложил на ту же кучку.

— Да, я возьму. Кто там? — обратился Гардон к дверям другой комнаты, из которой слышались по паркету шаги толстых сапог с бренчаньем шпор.

— Вахмистр, — сказал Никитин.

— Ростов, сочти, голубчик, и брось пожалуйста кошелек под подушку, — сказал Гардон, вставая, — да не уходи. Я сейчас отпущу его да и [1420]пойдем лошадь посмотрим.

Ростов слыхал еще дома, как опасны бывают люди в полку, берущие взаймы и большей частью без отдачи, и как у всех, очень молодых людей, не имеющих опыта для того, чтобы знать, где надо и где не надо иметь недоверия, ему мелькнула дурная мысль о своем эскадронном командире, которого он, однако, очень любил и уважал. Вслед за дурной мыслью пришел стыд, он покраснел [1421]и стал стыдить себя. В три месяца, которые он пробыл в полку, он [1422]встречал только честных, благородных людей, вполне рыцарей. Его все любили, положение его — юнкера, которое могло бы быть так неловко, было так приятно. Ему отводили квартеры офицерские, обедал он в офицерском обществе, от тяжелых назначений, несмотря на то, что он отчаянно требовал, чтоб его равняли с унтер офицерами, его отменяли. Полковой командир, старый, атлетического сложения служака-немец, известный своей храбростью и грубостью, с ним был всегда учтив. Гардон, свой эскадронный командир, при первом же знакомстве выпил с ним на тыи держал себя товарищем. Топоров был искренним другом, так казалось Ростову, один только миловидный и комильфотный офицер их эскадрона, переведенный из гвардии, был неприятен Ростову. Другие офицеры полка и полковой адъютант все обращались с ним ласково, учтиво и доброжелательно. И ему могла войти в голову такая мысль. Ему было стыдно на себя и досадно. Похаживая по комнате, чувствуя краску в лице и делая невольные жесты сам с собою, Ростов прислушивался невольно к разговору вахмистра с Гардоном. Видно было, что вахмистр всё делал и придумывал и Гардон только соглашался <и поддакивал и выдавал деньги.