Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

   Посмотрю на свово сына,--

   Сердце оборвется...

   Пьяные голоса точно обрубают последнюю ноту, гармоника подхватывает мотив... Низкие минорные тоны... но они кричат и чередуются друг с другом быстро-быстро, точно в разудалой, плясовой песне... Это -- пьяное рыдание, это -- ужас перед судьбой, это -- беспросветное, полусумасшедшее отчаяние...

   А потом опять нестройно орут пьяные голоса:

   Та же горькая судьбина

   Ему достается...

   -- Спиридон и есть,-- различает Касьян в хоре голос своего хозяина.-- Дюже весел... Будет бабе...

   Толпа с пеньем и криком проходит мимо. От нее отделяется темная фигура и, шатаясь, приближается к собеседникам.

   -- Кто сидит?!-- раздается сердитый и хриплый окрик. Кажется, что Спиридону нужно сорвать на ком-нибудь свою злость, и своим вызывающим окриком он хочет вызвать такой же задорный и злой ответ.

   -- Это я... мы...-- робко отвечает Касьян.

   -- Вы, черт вас дери... А по какому полному праву огонь в избе горит... без хозяина? -- опять придирается Спиридон. Касьян молчит.

   Спиридон, ругаясь, вваливается в ворота и с шумом, что-то роняя по дороге, проходит в избу. Касьяну и сторожу сначала слышно только, как Спиридон ругается, а потом до слуха доносится дикий крик Елены:

   -- Убил!.. Уби-ил... Добрые люди-и...

   Касьян вскакивает. Он крепко струсил и дрожит.

   -- Убьет бабу...-- шепчет он.-- Дюже весел...

   -- Не наше дело, -- спокойно удерживает его сторож.-- Семейное дело... Ох, грехи... грехи! Ихнее дело... Уйтить от греха... Ишь, как кричит... Со всех печеней кричит...

   Он поднимается и, побрякивая колотушкой, уходит. Крики в избе затихли: не слышно ни Спиридона, ни Елены. С полминуты тянется неприятная тишина, а потом слышно, что в избе опять начинается какая-то возня. Что-то упало с треском и звоном... Кто-то рычит, как зверь... Потом заглушённый и отчаянный стон...

   Касьян в ужасе бежит в избу. На крыльце он сталкивается со Спиридоном.

   -- Тебя куда черт несет? -- рычит он на Касьяна.

   Касьян еле держится на ногах от здоровенного удара по голове. Он быстро сбегает с крыльца и выбегает на улицу.

   -- Господи... Упаси, господи... Борони, господи...-- бормочет он. Он не знает, что ему делать, и в изнеможении опускается опять на завалинку. Немного погодя, выходит за ворота Спиридон и, тяжело дыша, садится рядом с Касьяном.

   -- Ничего, отдышится... не впервой,-- говорит он.

   Касьян, собственно говоря, тоже склоняется к этому мнению,-- он живет у Спиридона почти месяц и уже четвертый раз наблюдает сцену его мести, которая повторяется, как по стереотипу, каждую субботу. "Прошлые разы отдышалась, отдышится и теперь... Бабы -- народ живучий..." Тем не менее ему жаль бабы, и он робко говорит Спиридону:

   -- Напрасно ты ее этак... Жалко бабу-то...

   -- Не блуди! -- отрывисто и сердито отвечает Спиридон.-- Будет, нахлебался я сраму-то.

   -- Алена, будто, ничего живет... Честно, благородно...

   -- Много ты понимаешь... Честно, благородно... Когда девкой была, у управителя жила -- раз. С Ванькой таскалась -- два... Честно, благородно!..

   Молчание. Касьян опять погружается в раздумье. Мало-помалу его мысли принимают определенное направление: на завалинке он может думать только о "Расее"... Опять встает перед его глазами заколоченная сирота-избенка, улица родной деревеньки... Спиридон сидит, тяжело дыша и вздыхая, и тоже о чем-то думает.

   Где-то кричит петух. Ему отвечает другой, третий...

   -- Идтить уснуть,-- поднимается Касьян с завалинки и уходит во двор. Там, в углу, в санях, помещается его ложе. Он укладывается спать, долго ворочается с боку на бок, но уснуть не может. Его воспоминания и мечты о далекой "Расее" перешли в тихую и сладкую грусть. Щемит сердце и как будто хочется плакать... Касьян тихонько затягивает песню. Он выводит один только мотив, заунывный, тоскливый, настоящий "расейский"... От пенья ему становится еще грустнее; он чувствует, как по его щеке пробежала слезинка. Слезы слышны и в его мелодии.

   На дворе раздаются шаги. Это, должно быть, Спиридон пробирается на сеновал, тоже спать. Касьян обрывает свою песню: он не любит, когда другие замечают, что он плачет... Им овладевает дремота.

   Тишина. Небо заметно побелело.

ПРИМЕЧАНИЯ

Г. БЕЛОРЕЦКИЙ (Г. П. ЛАРИОНОВ)

   Григорий Прокопьевич Ларионов родился 19 января 1879 года в Белорецком металлургическом заводе на Южном Урале. Отсюда и его псевдоним -- Белорецкий, которым подписаны все его произведения. В те годы Белорецка, как города, еще не было, существовал около завода небольшой рабочий поселок. Здесь и прошло детство будущего писателя. В Белорецком поселке он окончил начальную школу, получив похвальный лист за отличные успехи. Затем Г. П. Ларионов учится и успешно кончает гимназию в Уфе. В школе и в гимназии Григорий Прокопьевич выделялся своими отличными способностями. Он занимался изданием рукописного литературно-художественного журнала, в котором помещал свои рассказы, очерки и стихотворения. К сожалению, эти журналы не сохранились.

   После окончания гимназии Г. П. Ларионов решает стать врачом и поступает в медико-хирургическую академию в Петербурге. Он продолжает свои литературные опыты и завязывает довольно близкое знакомство с журналом "Русское богатство" и лично с В. Г. Короленко, поэтом П. Ф. Якубовичем-Мельшиным и другими. За время учебы Г. П. Ларионов почти все летние месяцы проводит на практике на Урале и в станицах Оренбургской губернии, часто навещает родной Белорецк. Он мечтает работать на Урале. Но это ему не удается. В начале русско-японской войны его призывают в армию. Г. П. Ларионов служит в санитарной летучке при одной из казачьих частей, участвует в боях. Почти в самом конце войны он получает тяжелое ранение -- пулей в грудь.

   В короткие минуты передышки Г. П. Ларионов пишет очерки и рассказы о русско-японской войне. Они печатаются в журнале "Русское богатство".

   После окончания русско-японской войны писатель возвращается на Урал, некоторое время живет в Белорецке, ходатайствует о получении места врача. Но местные власти отказывают ему в этом. Тогда он уезжает в Петербург, занимается подготовкой к изданию своей книги рассказов и очерков. В 1906 году его книга "Без идеи" вышла в издании журнала "Русское богатство". Но вскоре она была запрещена царской цензурой и затем уничтожена. Судя по некоторым данным, имя автора было занесено в "черные списки". Полиция устанавливает за писателем неусыпное наблюдение. Все это приводит его к тяжелому нервному расстройству. В 1913 году его мрачные настроения значительно усилились. Г. П. Ларионов видел, как ненавистное самодержавие лихорадочно готовилось к трехсотлетию дома Романовых, что оживило черносотенные настроения эксплуататорских классов. Известно стало, что дума постановила ассигновать на празднование полмиллиона рублей. Трудящиеся активно протестовали против подготовки и проведения этого праздника. В начале марта в здании Калашниковской биржи в Петербурге, а затем на улицах прошли демонстрации протеста. В связи с этими событиями были выпущены революционные листовки.

   В день пышного празднования трехсотлетия дома Романовых -- 6 марта (21 февраля ст. ст.) 1913 года -- Г. П. Ларионов покончил жизнь самоубийством. Надломленный морально и физически, он как бы демонстративно ушел из жизни именно в день этого "праздника". Так, в самом расцвете таланта оборвалась жизнь этого даровитого писателя.

* * *

   Многие очерки и рассказы Г. П. Белорецкого (Ларионова) посвящены родному Уралу, жизни и быту крестьянства и рабочего класса Оренбургской губернии. На примере Белорецкого завода, на примере деревень, затерянных в горах Южного Урала, он видел тяжелое положение народа. Молодой писатель старался понять и описать жизнь такою, какою он наблюдал ее непосредственно.