Викинг (не вычитано!)

- Я - поэт, - сказал он. - Лауреат. Неужели вам мое лицо не знакомо по газетам?

- Извините, - растерялась она. - Я припоми'наю... где-то видела... Вы не назовете ваше имя?

- Альгирдас Пожера. Уверяю вас, эти американские литовки, что сейчас аппетитно едят в ресторане, знают мое творчество. В Америке мое имя хорошо известно в литовских кругах. Но они не подозревают, что их любимый поэт и национальная гордость стоит голодный перед закрытой дверью ресторана,

Она вдруг рассмеялась, и под слоем розовой пудры на щеках проступил румянец.

- У меня есть идея. Я вас приглашаю обедать с туристами, а вы с ними побеседуете за столом. Ответите на вопросы. Идет?

- Согласен. Но... Я надеюсь, вы знаете, как надо отвечать?

- Знаю, знаю, снисходительно улыбнулся он.Не первый раз.

- Отлично. Только извините... по долгу службы... я была бы вам признательна... если б вы мне показали ваши документы.

И все это ради обеда?

- Her, для первого знакомства, - рассмеялась она. - Меня зовут Тамара. Тамара Георгиевна. Она протянула ему лодочкой руку, и когда он, пожав, не сразу выпустил ее, зарделась и даже потупила взор.

- Пойдемте. Не надо документов. Английским владеете?

- Нет. А как же будете объясняться?

- На родном языке. Они ведь литовки. Ах да, я совсем забыла. Вы - член партии?

- Разумеется, Тамара. Еще несколько вопросов, и я уже буду бывшим коммунистом, скончавшимся от истощения. И вы будете повинны в моей негеройской гибели.

Она заглянула ему в глаза мягко, по-женски и, казалось, сейчас доверчиво и покорно положит ему ладошки на грудь. Альгис знал этот взгляд, как сигнал полной капитуляции перед его мужским обаянием.

- Пойдемте, я представлю вас, товарищ Пожера. - Она обернулась к скромно дожидавшемуся их, сложив пухлые ручки на животе, шефу-армянину:Еще один прибор. За мой столик. Запишите в общий счет. Двери больше не открывать.

- Милости просим, дорогой товарищ, - грациозно, как балерина, показал обеими пухлыми руками направление шеф и посмотрел на Альгиса томным взглядом черных, как маслины, глаз. - Вы будете один мужчина на весь ресторан. Как в букете роз. Они пошли по узкому проходу мимо кухни, откуда несло острыми раздражающими запахами. Она впереди, покачивая бедрами под туго натянутой юбкой, а он - чуть позади, слегка напрягшийся, как бывало перед публичными выступлениями, и уже недовольный тем, что согласился превратить обед в пресс-конференцию, на которой придется говорить избитые банальности под строгим оком дуры из "Интуриста" и не замечать, что ешь. Слава Богу, она литовского не знает, а то пришлось бы взвешивать каждое слово, как на допросе.

- Кстати, товарищ Пожера, - сказала она, не оборачиваясь, и словно угадав его мысли. - Я литовского не знаю, а мне бы не хотелось быть лишней при беседе. Вы переведете мне... в общих чертах? Альгис не ответил, сдержался, чтоб не выдать тоном закипающего в нем раздражения.

Вагон-ресторан был разделен посредине ковровой дорожкой на два длинных ряда столиков. Американки, как дети, занимали левый ряд. Правый пустовал. И только где-то на среднем столике сиротливо виднелся один-единственный прибор с дымящейся тарелкой чего-то красного. Должно быть, борща. Это было место Тамары. Как наблюдательный пункт, откуда было удобно обозревать всех своих подопечных, отвечать каждой, в каком бы конце ресторана она ни сидела.

Пока Тамара торжественно, вкусно выговаривая английские слова, представляла обедающим Альгиса, официант проворно ставил второй прибор в пустом ряду рядом с тамариным

- Дорогие дамы. Позвольте представить вам совершенно случайно оказавшегося с нами в одном поезде необычайно интересного вам человека - гордость современной литовской советской литературы, лауреата Государственной премии товарища... - она сделала неловкую паузу и, лишь скосив глаза на Альгиса, углом губ спросила по-русски свистящим шепотом,повторите ваше имя.

- Пожера... Альгирдас... - также шепотом и чувствуя, что краснеет при этом, повторил, как школяр Альгис, разглядывая устремленные на него молодые и старые, но все с каким-то единым литовским обликом, лица американских туристок.

- Альгирдаса Пожеру! - громко, как в цирке, возвестила Тамара, и Альгис с ужасом подумал, что она их вынудит этим возгласом на цирковые аплодисменты.

Но, к счастью, все обошлось. Ему лишь вежливо заулыбались, засверкали очками. Больше половины женщин было в очках, в оправах самых замысловатых форм и оттенков. И Альгис почему-то подумал, что за границей слишком много людей страдает недостатками зрения, значительно больше, чем в Советском Союзе. Если судить по количеству людей, пользующихся очками. Правда, его вильнюсский приятель, врач-окулист, имел свое мнение относительно этого преимущества советского образа жизни. Он считал, что у нас так мало людей в очках не потому, что у остальных здоровое зрение, а из-за отсутствия регулярных профилактических осмотров населения.

Появление Альгирдаса Пожеры в ресторане не вызвало сенсации у американских литовок. Они доброжелательно и с любопытством рассматривали его, пока он раскланивался, словно на сцене, и продолжали есть, вполголоса переговариваясь.

Тамара подвела Альгиса к своему столику. В его тарелке уже тоже дымился красный борщ. Он положил па колени салфетку, взял хлеб из тарелки посреди стола и стал есть, отведя глаза на пустой ряд, в конце которого у кухни стоял шеф в белой, не сходящейся на животе, куртке, с полотенцем, перекинутым через руку,

и своими черными оплывшими глазами с удовлетворением обозревал склоненные к тарелкам головы и жу ющие рты.

Тамара толстым слоем накладывала ложкой икр на хлеб и глубоко откусывала, ощерившись, чтоБ'. не смазать краску с губ. У нее была неприятная., плебейская манера есть и при этом разговаривать с набитым ртом.

- Не люблю такие группы, доверительно пожаловалась она Альгису. - Они же, кроме английского еще и на своем тарабарском языке лопочут. А я, как дура. Стой и хлопай глазами. Может, смеются надо мной или какую гадость про нашу страну говорят. Они же все нас, русских, ненавидят.

Тамара забыла, что Альгис тоже не русский, а литовец, и делилась с ним, как со своим человеком, ища сочувствия. В этот момент она поразительно напоминала полковника, тщетно прорывавшегося в ресторан. Тот же шовинизм. Высокомерный, брезгливый. В лучшем случае - покровительственный.