Мой брат Антон Семенович

1. Чернышев В. - сын бригадира кузн. цеха Крюковск. мастерских.

2. Скавинские Никол. и Виктор - сыновья мастера кузн. цеха Крюковск. мастерских.

3. Родионов - сын столяра Крюковск. мастерских.

4. Бубенко Н. - сын ж. д. десятника.

5. Афанасьев М. - сын ж. д. десятника.

6. Загребельный - сын ж. д. кондуктора.

7. Случановский К. - сын ж. д. машиниста.

8. Шкапенко - сын кондуктора.

9. Зимин В. - сын нач. станции Крюков.

10. Бардачевский - сын сапожника (освобожден от платы за обучение).

11. Кикис Альберт и Роберт - сыновья мелочного торговца.

12. Бриллиантов С. - сын смотрителя зданий на ст. Крюков.

13. Горонович Б. - сын конторщика Крюковск. мастерских.

14. Филатов - брат учительницы А. П. Сугак.

Здесь я привел список только моих товарищей по старшим классам реального училища (6 и 7). Фамилии же малышей - детей железнодорожников я, конечно, не запомнил, как не запомнил и фамилии всех гимназисток детей железнодорожников из Крюкова. Во всяком случае нас было около 60 человек, учащихся средних школ, которые уезжали каждое утро ученическим поездом в Кременчуг и в 3 часа возвращались в Крюков.

Антон не мог простить отцу, что по приезде в Крюков его отдали не в реальное училище, а в городское. Отцу он не смел об этом заикнуться, но маму он неоднократно упрекал: "Витьку отдали в реальное, а меня "сунули" в городское".

Но не надо забывать, что в 1900 г. у отца на руках были жена и трое детей и он зарабатывал 60 рублей в месяц; в реальное же надо было платить 60 рублей ежегодно. Когда же в 1908 г. я поступил в реальное, отец был уже мастером, получал 100 р. в месяц и Антон и Саша были уже на стороне. Кроме того, это, конечно, не входило в расчеты отца - реальное училище было А. ни к чему. Ему нужна была классическая гимназия и потом университет. (В Кременчуге мужской гимназии не было). Из реального же надо было идти в высшие технические школы, А. же математикой не интересовался, и я не вижу А. в роли инженера-технолога или архитектора.

Семья наша была патриархальной, как и большинство семей в эту эпоху. К родителям мы обращались на Вы, но руки после обеда целовал только я. Попов не любили, но в главной комнате висела в углу икона, и перед ней накануне воскресных и праздничных дней зажигалась лампада. Отец каждое утро и каждый вечер совершал перед иконой короткую молитву. В Белополье он даже был церковным старостой.

Характеры у родителей были разные, но спокойные и у отца, и у матери. Мама была шутница, вся пронизанная украинским юмором, подмечавшая у людей смешные стороны.

Отец был вообще сдержан. Он очень уставал на работе, и в особенности он изменился после 1905 г. Сказалась усталость после напряженной работы 1904-1905 гг., обострился ревматизм, которым он страдал уже несколько лет, и, конечно, по-моему, конфликт с Антоном, который произошел в 1907-1908 гг., наложил на него тоже свою печать. Отец стал еще сумрачнее и молчаливее. Этот конфликт не был изжит до конца его жизни в 1916 г.

Разнообразие в наше мирное существование вносили приезды Саши, у которой было уже две девочки - Тася и Лела. Саша скучала в захолустной Знаменке и была рада приехать в Крюков. Обыкновенно она приезжала накануне Рождественских праздников, приезжала на неделю, но проходила неделя, другая, третья, и, наконец, папа вмешивался и говорил: "Знаешь, я рад тебя видеть, но у тебя своя семья, и мне кажется, тебе пора уже уезжать домой".

Для Сашиных детей мы всегда устраивали елку, что создавало уют и праздничное настроение. Но у Антона по отношению к Саше и ее детям существовало непонятное презрение, почти ненависть. "Все это - мещанство", - бормотал он. А. и так почти никогда не был дома, но с приездом Саши совершенно исчезал и только изредка приходил ночевать, нашим семейным радостям он был подчеркнуто чужд. Если же случайно он оставался дома, то Тася и Леля забивалась куда-нибудь в дальний угол и переговаривались шепотом.

Саша уезжала, но летом снова приезжала, на этот раз уже не на 3 недели, но на два месяца. Мама была очень рада, так как ей одной было очень трудно вести все хозяйство, а Саша ей помогала. Мы ходили купаться на Днепр, варили в саду варенье и на своем велосипеде я по очереди с Тасей и Лелей уезжал в окрестности и ездил вдоль полотна железной дороги.

Вечером накрывали стол в саду и оставались за столом до наступления ночи. Антона с нами, конечно, никогда не было.

АНТОН

Наша большая дружба с Антоном началась лишь с тех пор, как я вышел из отроческого возраста и мог ближе подойти к нему, то есть к моим 17-18 годам. Раньше он меня просто не замечал, так как я был на 7 лет моложе его. Когда он начал уже учительствовать - ему было уже 17 лет, а мне только 10. Когда я поступил в 1908 г. в реальное училище, то как-то получалось так, что мы почти никогда не видели друг друга. Когда я возвращался около 4 часов из училища А., уже пообедав, уходил из дому до позднего вечера. Мама оставляла ему в столовой холодный ужин, и мы укладывались спать, а А. приходил только к 11,5-12 часам и обыкновенно, ужиная, читал книгу и засиживался до 1 часу ночи. В 1911 году он переехал в Долинскую и приезжал только на летний отдых, потом он поступил в Полтавский педагогический институт, и мы снова были в разлуке.

Сколько я ни помню А. - я вижу его постоянно с какой-нибудь книгой. Он обладал колоссальной памятью, и его способность ассимиляции была, прямо, неограниченна. Без преувеличения можно сказать, что в то время он, конечно, в Крюкове был самым образованным человеком на все 10 000 населения. Что он читал? - Я затрудняюсь сейчас вспомнить все научные книги, прочитанные им, так как в то время эти книги были для меня недоступны по содержанию, - тут была и философия, и социология, и астрономия, и естествознание, и художественная критика, но, конечно, больше всего он читал художественные произведения, где он прочел буквально все, начиная от Гомера и кончая Гамсуном и Максимом Горьким.

Среди научных книг А. больше всего прочел книг по русской истории. Запомнились имена Ключевского, Платонова, Костомарова, Милюкова, Грушевского ("История Украины"), Шильдера ("Александр 1", "Николай 1"). Всеобщей историей А. не интересовался, кроме истории Рима (он прочитал всех древних римских историков) и истории Французкой революции, по которой он прочел несколько трудов, из них один довольно солидный в 3 томах, перевод с французкого ("Французкая революция") - имя автора я не запомнил.