Старик

Встал я подавленным. Ничего себе, сон! А я - ничего, молодцом. Даже испугаться не успел. А ведь не знал, что мне все это только снится. Как я их всех взул - "я сейчас просто усну!" Это не они мне, а я сам себе обезболил процесс. Безо всякого наркоза. Медсестра, сучка рассеянная. Врачи, называется. Стоп! На кого я злюсь? Это же мне приснилось! Вспомнилась одна хрестоматийная байка: В редакцию одного издательства пришел мужик. В лаптях, с рукописью. Дело было при царе-батюшке. Редактор прочитал, заинтересовался и принял у себя мужика. Оказалось, это был Лев Толстой. Но ему надо было, чтобы рассказ приняли не от графа Льва Николаевича, а от простого русского крестьянина. Здорово это напоминает и мою затею! Пушинский и Бранцотти беседуют со мной, то да се. Надо обязательно попросить у итальянца автограф - для доказательства. А потом я "молодой-зеленый" прихожу на студию и говорю: "Ну, что, берете меня на роль?" Они, естественно: "Нет, вы еще слишком молоды..." А я тогда с торжествующим видом вытаскиваю автограф и спрашиваю... Целый день вожусь у зеркала со своим лицом. Хорошая вещь коллодий. Морщин - хоть отбавляй. Неужели я когда-то таким стану? Немножко тертого графита на веках не помешает. Бороду и усы - распустил, к черту, по волоску, иначе вида - никакого. Клеил потом, часа два кряду. Из остатков удлинил себе брови и кое-что налепил в уши. Недельную щетину - a la George Mikchael, тоже обесцветил. Вышла характерная пенсионерская "небритость". Поработал с шеей. В нос затолкал ватные тампоны, он сразу преобразился картошкой. Из пластмассовой линейки на свечке согнул дужку - за нижнюю губу. Она оттягивает вниз щеки. Брыла, как у бульдога. А тарахтит во рту, как вставная челюсть. Видос у меня, конечно!.. Пожалуй, пора перейти к полевым испытаниям!

16.

Под вечер я решился на вылазку, в полной экипировке. Больше всего я боялся, что какая-то досадная мелочь может меня выдать. ("Товарищ лейтенант, у вас ус отклеился!") И меня тогда в лучшем случае поднимут на смех, а в худшем - ... В театре я много раз бывал дедом: Старик Хоттабыч, Папа Карло, мало ли. Но там я не боялся разоблачения - ведь зрители идут на этот обман добровольно. Но и не сидеть же мне вечно на этой даче! Заветной мечтой крысы Чучундры из "Рикки-Тик-ки" было - когда-нибудь отважиться и выползти на средину комнаты. Нет, лучше оскандалиться сейчас, чем потом. Надеваю очки и все мутнеет в глазах. Отражения своего не вижу - так, смутные очертания. Однако, я знаю, что мои глазища сейчас - огромные, на все стекло, и из-за этого у лица сердитое выражение. Проверив все, от шляпы до сандалий, нахожу, что все в порядке. Накладное брюшко хорошо держится под френчем. Какое мучение - ходить по жаре в носках! Но что поделаешь - старики не нося обувь на босу ногу, а мои стопы без признаков подагры, меня бы выдали. Я достал носовой платок и пропитал его корвалолом. Второй платочек я сбрызнул змеиным ядом (это растирание такое) и теперь излучал вокруг себя такой аптекарский аромат, что это не могло не надавить на подсознание. Любое сомнение будет гаситься этим запахом. Ведь мы настолько привыкли доверять своим ушам и глазам, что усомниться можем именно втом, что видим и слышим, а не в том, что чуем носом. Парадокс? Но говорят же: "Я носом чую...", когда речь идет об интуиции. Вот и обычное наше чутье (обоняние, то бишь): мы его не осознаем, не контролируем , а ощущение, полученное таким образом, принимаем за интуицию. Другое дело - собаки. Как-то раз я приходил к одному захворавшему родственнику в больницу. Это было осенью вечером, тогда еще рано темнело. Ища выход, я долго бродил между корпусами, пока не оказался на пустынной темной алейке. Наконец, я увидел искомый пролом в стене и устремился туда. В голову ненавязчиво вползла мысль: "А тоскливо, наверное, было бы умереть в больнице, хотя, казалось бы, здесь созданы для этого все условия..." С чего бы это вдруг? Утром следующего дня я снова отправился туда с целым пакетом домашней жратвы, минералкой и т.д., что носят обычно больным. Как раз тогда у родственника не было ничего угрожающего жизни, чтобы навести меня на такие мрачные мысли. Чтоб не делать крюк, я решил найти вчерашний пролом - так было ближе, чем через центральный вход. Я нашел это место. Когда влез туда, то при свете дня увидел одноэтажный корпус с табличкой: "Патолого-анатомический отдел" и ниже: "Выдача трупов родственникам с 11 до 13." Я вспомнил о своей вчерашней ассоциации на этом самом месте. Но ведь таблички я тогда точно не видел. А вы говорите: "Чутье". Вопросы есть?

17.

Было еще светло, но духота стала спадать. Я прошелся к "пятачку" так дачники называли место недалеко от станции, где были сосредоточены все здешние ценности культуры: дискотека, шашлычная, магазин. В беседке по вечерам собирались пенсионеры - любители шахмат. Иногда разворачивались доминошные баталии, споры о политике. Словом, форум. Я шел, шаркая и с одышкой. Людей в беседке было совсем немного: двое доигрывали партию, да еще трое следили за игрой и давали ценные советы. Я в шахматах понимаю, как свинья в бананах, встревать не стал. Одышка моя почти прошла. (Все-таки премьера, как-никак!) Все пятеро дедов подняли головы на меня, но не увидев ничего интересного, отвернулись и продолжали. Неужели они приняли меня за "своего"?

- Добрый вечер, - просипел я им. Они сосредоточенно кивнули головами, не отрываясь от шахмат. ("Ур-р-р-р-р-р-а!!!"- загремело в голове) От волнения, я трясущимися руками вытащил из кармана "Приму", размял сигарету и сунул ее в мундштук. Похлопав себя по бокам, я обнаружил, что спички оставил дома (когда укладывал платочек). И тут - о, чудо! Один из дедов, что сидел поближе, поднялся, чиркнул спичкой и дал мне огня. Язычок пламени плясал и двоился в моих диоптриях. Но я удачно прикурил и мелко затряс головой в знак благодарности. Честное слово, я просто боялся, что голос меня подведет. Ай, да сукин сын! Чтобы издать хоть какой-нибудь звук, я затянулся, выпустил дым и разразился (это мой коронный номер) изысканнейшим туберкулезным кашлем, со свистом, хрипом и мокротами. Поверх очков я заметил, как они глянули на меня: примерно, как мои конкуренты на кинопробах, но какой это был теперь бальзам на душу! Мне хотелось петь. Задерживаться я не стал. Помявшись с минуту, я зачем-то достал из кармана газету и, гнусавя под нос "Нас утро встречает прохладой", пошел к станции. Если б я был уверен, что среди этих пенсионеров нет сердечников, я б, наверное, прошелся колесом у них на глазах. Ладно! Не нужен мне дешевый триумф. Единственное, что я себе позволил - сменил мотивчик на "I Love The De-ad" Элиса Купера.