Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

— Ну-ка, почини, чтобы играла.

— Этого я не умею сделать.

— Так чего же треплешься здесь?

Всё время слышны глухие удары тарана в стену. В общем для большинства скучно. Ребята валяются на дворе группами, кое-где пробуют петь. В одной группе беседует Куманёк, в другой — Узбек.

На дворе появились Яков и Сергей.

Стену протаранили, образовалась большая дыра. Один из мальчиков лезет в неё, но раком пятится назад. Вылез, отряхивается.

— За стеной — мент с прутом в руке. Зря долбили.

Идут двое ребят. У одного на поясе шесть ложек, на шее несколько полотенец. Другой обёрнут простынёй, одеялом. Сергей спрашивает их:

— Куда же вы?

— Гуляем.

— А это — вещи куда?

— Выиграли в карты. Продаём. Купи?

Человек триста собралось в церкви. Яков на амвоне. Ловит муху: ему рукоплещут. Кто-то кричит: «Эх, гармошки нет! Сплясать бы».

Яков. Вы бы, черти, работали, тогда и музыка будет.

Крики: — Ребята — «Берёзку»!

Явился Лёнька с трубой, ещё один с барабаном, третий — с гитарой. Всё это вместе звучит дико. У Лёньки отняли трубу и сломали.

Крик. Ребята — спать!

Яков. Давайте завтра займёмся, организуем хоришко.

Голоса:

— Дело! Можно! Идёт!

Разошлись. На амвоне остался Яков, его окружают Куманёк, Узбек, подошёл Лёнька и ещё четверо, затем явился Сергей.

Яков. Ну, что?

Куманёк. Поддаются.

Узбек. Не очень.

Сергей. Вы говорите им: будете работать — всё будет!

Спальная. Ребята укладываются на койках, но некоторые на полу.

Входит Ленька с паршивенькой собачкой на руках, подошёл к своей койке, подумал. Положил собаку на койку, окутал её одеялом, сам лёг на пол. Сосед спрашивает его:

— Ты что это?

— Ничего. Мне — всё равно, как спать, а она никогда на постели не спала.

Все спят. Лёнька встал, подошёл к окну, открыл. Сел на подоконник, ноги за окно.

Стена дома. Окно. В нём Лёнька сидит и тихонько поёт.

Показать Николо-Угрешу в его современном виде. Затем — так же Болшево. Дать цифры производства.

[Картины к инсценировке П.С. Сухотина «В людях»]

[Первая картина]

Десятка полтора грузчиков, большинство — спит. Грохало чинит подушку, в руке — шило, дратва, рядом с ним — молодой парень негромко играет на гармошке, повыше их — Сергей.

Грохало. Брось, надоел.

Парень. Не любишь музыку-то?

Грохало. Весёлую — люблю.

Парень. Весёлая, она — трудная.

Сергей. Чем — трудная?

Парень. Быстроты требует.

Сергей (передразнил). Быстроты требует!

Парень. Чего дразнишься?

Сергей. Не люблю вот эдаких кислых чертей.

Парень. Мы — не черти, а крестьяне, значит — хри-стияне, да-а!

Сергей (дразнит). Да-а! Бя-а!

Парень. Опять драку затеять хочешь? (Встаёт, отходит прочь.)

Грохало. Зачем ты дразнишь их, в самом деле? Изобьют, как прошлый раз.

Сергей. Зря ты трёшься тут. У них у всех — душа милостину просит, душа просит, а рука — не даёт. В каждом таком бычке — мироед сидит. Я их — знаю, работал по деревням. Трое суток потерпишь, на четвёртые — думаешь: не поджечь ли деревеньку-то? И уходишь от соблазна дальше… Ничего ты, Лексей, не понимаешь.

Грохало. Кое-что, пожалуй, могу понять.

Сергей. Ну, а что?

Грохало. Вот понимаю, что ты анархист.

Сергей. Чего-о? Какой там мархист?

Грохало. Я тебе объяснял…

Сергей. Ах, это… Ну, это — врёшь. Ты — дай мне власть, так я те покажу, какой я безвластник! Сделай-ко меня губернатором, а то хоть исправником, я тогда…

(Женщина выбегает из-за склада, прыгает через спящих, Сергей схватил её за подол, она даёт ему пинок ногой…)

Сергей. Ух ты, чёрт! Тпру… (Свалил её рядом с собой.)

Женщина. Пусти!

Сергей. Куда?

Женщина. Пусти, говорю!

Грохало. Не балуй, Серёга, подожди. (Женщине.) Как будто мы встречались…

Сергей (крепко обнял женщину, она вырывается). Тише… тихонько… ту-ту-ту.

Женщина. Чего тебе надо, дикая рожа? Чего? Пу-усти!

Сергей. Ну, куда я тебя пущу? Заплутаешься!

Грохало. Вы не бывали в будке Никифорыча в Казани?

Женщина (перестав сопротивляться Сергею, присматривается, удивлена, обрадовалась). Ой, милый, я тебя узнала! Слушай, скажи ему… Мне спрятаться надо.

Сергей. В реке? В Волге? Там, радость моя, сыровато.

Грохало. Пусти, Сергей. Идём.

Сергей. Ты её в Карс веди…

Грохало. Знаю.

(За время этой сцены проснулись грузчики, не все.)

Старый грузчик. Чего случилось?

Сергей. Звезда с неба спустилась.

Другой грузчик. Украла она, что ли?

Сергей. Ощупай себя, всё ли цело?

Старик. Чего ты, милачок, вертишься около нас, а? И вчерась был, и сегодня явился?

Грузчик. Мало ему наложили вчера.

Сергей. Земля эта — не ваша.

Старик. Земля — не наша, а место — наше. Ты иди-ко прочь!

Сергей. Можно.

Старик. Во-от! Иди. А то — украдёшь чего.

Сергей (уходя). Украл бы ума, да у вас его нема.

Парень с гармонией. У этого, грамотея нашего, знакомые-то все как будто жулики. (Наигрывает.)

Старик. Грамотеи — все жуликоваты, для того и учатся. У нас, в селе, парнишко один учился, потом — в город, в Симбирской, поехал, через некоторо время вернулся, так уж сам в чине учителя, да-а! А через четыре, что ли, года подал прошение, чтобы в дьякона его вписали. А тепериче он — попом в Промзине; живодёр — на сто вёрст в округе не найти равного.

Грузчик. Способный, значит, оказался.

Старик. Наука им способствует…

Грузчик. Вот трактирщики тоже…

Старик. Поп трактирщика умнее. Попы да землемеры — самый опасный народ.

Грузчик. Учёному — легко. Сдал экзаменты, и готово дело, хошь — иди в судьи, хошь — в добрые люди.

Старик. В добрые-то люди не больно легко идут. Судей-то больше, чем докторов…

Молодой грузчик (напевает частушку).

Гармонист. Споём, что ли, Митя?

Молодой грузчик. Можно!

Старик. Дурак кудрявый! Придумал бы чего новое.

Молодой грузчик. Тебе, дядя, ничего нового не требовается, окромя гроба.

Гармонист (запевает).

Вдвоём.

Старик. Завыли! Ещё когда вас призовут…

Гармонист (поёт).