Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки

Письмо было написано в тоне журнальной статьи, и Воейков использовал его в печати. Оно было воспроизведено в рецензии на „Вечера“ Л. А. Якубовича („Литературные прибавления к Русскому Инвалиду“ 1831, № 79 от 3 октября). От себя рецензент замечал, что „повести свои рассказывает пасичник Рудый Панек без вычур, без хитрости, без требований на ученость и славу. Лица его не подмалеваны, нет общих мест, пошлых и тошных, происшествия не притянуты за волосы, веселость неподдельная, остроумие не выкраденное: в них всё просто — и потому всё прекрасно! — ибо первое условие прекрасного — простота“. Заключалась статья обращенным к автору „Вечеров“ приглашением „не замедлить изданием 2-ой части своего прекрасного сочинения“ и обещанием „поговорить, при случае, побольше… о повестях русских, в числе которых Вечера занимают одно из мест почетнейших“.

Вторично отзыв Пушкина был напечатан в переводе в издававшемся в Петербурге журнале „Le Miroir, journal de littérature et de théâtres“ (1831, № 35 от 28 октября) — в обозрении текущей литературы. Анонимный обозреватель (кажется, О. М. Сомов) писал по поводу „Вечеров“ (передаем текст в русском переводе): „Необычно название, под каким только что вышел занимательный сборник украинских повестей. Они довольно многочисленны и все носят наивный и правдивый национальный характер. Под псевдонимом пасичника Рудого Панька автор описывает нравы, обычаи и язык добрых обитателей Украины. Какой рудник для разработки представляет собою наша народность!“

Содержание обеих рецензий определялось отзывом Пушкина. В частном письме, неизбежно лаконичном, Пушкин не мог развернуть широкой характеристики „Вечеров“, но он отметил несколько характерных, существенных черт, подхваченных другими критиками — юмор, поэтичность и лиризм книги. Предвидя нападения литературных староверов на „неприличие выражений“ и „дурной тон“ (что и сбылось), он считал необходимым защитить Гоголя от таких нападок. Однако Пушкин уже тогда не закрывал глаз на некоторые недостатки книги. Впоследствии, рецензируя в 1836 г. в первой книге „Современника“ второе издание „Вечеров“, он писал: „Мы так были благодарны молодому автору, что охотно простили ему неровность и неправильность его слога, бессвязность и неправдоподобие некоторых его рассказов“. Но и в 1836 г. Пушкин подчеркивал то, что „так необыкновенно в нашей нынешней литературе“ — „это живое описание племени поющего и пляшущего, эти свежие картины малороссийской природы, эту веселость, простодушную и вместе лукавую“.

В короткой рецензии французского журнала любопытна одна фраза — вырвавшееся у анонимного критика по поводу „Вечеров“ восклицание: „какой рудник для разработки представляет собою наша народность“. Эта мысль осталась не раскрытой, но она была существенна и неизбежно возникала у других рецензентов. Она была поставлена в первом по времени появления в печати отзыве о „Вечерах“, в рецензии В. А. Ушакова в „Северной Пчеле“ [29] (1831, №№ 219 и 220 от 29 и 30 сентября).

Независимо от Пушкина Ушаков высказывает сходные с его суждениями соображения о юморе и лиризме Гоголя, но отмечает, что язык „Вечеров“ — „не совершенно отделанный“, что „автору нашему недостает творческой фантазии“. Он выделяет у Гоголя простоту рассказа и заявляет: „Мы не знаем ни одного произведения в нашей литературе, которое можно бы сравнить в этом отношении с повестями, изданными пасичником Рудым Паньком“. Ушаков связывает „Вечера“ с целым движением украинской литературы и ее включением в общерусскую. Он пишет: „Небольшое литературное общество, издавна составившееся в Малороссии и постоянно действовавшее в духе местного патриотизма, сколько можно судить по первым трудам оного, имело сперва целью сохранить во всей чистоте особенность своего наречия и оригинальность давнопрошедшего быта… Но в последнее время малороссийская школа оставила сию слишком местную цель свою и обратилась к мысли более глубокой — удерживать только характерное отличие своего наречия, поставляя главнейшею целью раскрывать народность во всей обширности этого понятия… Повести, изданные пасичником Рудым Паньком, представляют нам новый, изящный плод этого же умного и истинно народного усилия“.

В. А. Ушаков не развернул своих понятий о народности, но проблема была поставлена, и дальнейшее обсуждение „Вечеров“ постоянно к ней возвращалось.

Три изложенные вполне благоприятные рецензии составили первый круг критических отзывов о „Вечерах“. Но предусмотрительный Пушкин „с нетерпением ожидал отзыва остренького сидельца“ — Н. А. Полевого, редактора „Московского Телеграфа“, находившегося тогда в зените популярности. Незадолго перед тем Полевой напечатал статью „Малороссия, ее обитатели и история“ („Московский Телеграф“ 1830, №№ 17 и 18), с которой полемизировал в „Литературной Газете“ (1830, № 8) приятель Гоголя — О. М. Сомов. Полевой одно время думал, что под псевдонимом Рудого Панька скрывается Сомов. Можно было опасаться резкой критики.

В небольшой по объему рецензии („Московский Телеграф“ 1831, № 17) Полевой выписывает несколько неудачных по его мнению тирад из „Вечеров“, сопровождая их насмешливыми замечаниями: „воля ваша, мы своим русским умом не понимаем этого высокопарения“, „желание подделаться под малоруссизм спутало до такой степени ваш язык и всё ваше изложение, что в иных местах и толку не доберешься“. „Недостатки слога“, „бедность воображения“, „неуменье увлекать читателя подробностями“ — вся рецензия состоит из подобных сентенций. Даже фольклоризм, о котором Полевой заговаривает как-то определеннее других критиков („клад малороссийских преданий и присказок“), нужен критику лишь затем, чтобы уколоть автора. Только гиперболизм и неправильности слога и языка „Вечеров“ подмечены чутко, и указания на них могли быть полезны автору. В общем отзыв был беспринципен, пристрастен, недостоин Полевого.

В отличие от предыдущих рецензий, статья Полевого ставила задачу раскрыть недостатки в книге молодого автора. Начинание Полевого было подхвачено литератором-украинцем, задавшимся целью произвести специальную этнографическую экспертизу. В журнале „Сын Отечества и Северный Архив“ (1832, т. XXV, № 1–4) была напечатана под псевдонимом „Андрий Царынный“ статья А. Я. Стороженко под следующим длинным названием: „Мысли малороссиянина по прочтении повестей пасичника Рудого Панька, изданных им в книжке под заглавием: Вечера на хуторе близ Диканьки, и рецензий на оные“. Большой, достигающий 70 страниц, объем статьи, растянувшейся в четырех книжках, свидетельствует об обостренном интересе к „Вечерам“ в тогдашней журналистике и обществе.

С готовностью присоединившись к стилистической критике Полевого и отводя хвалебный отзыв Пушкина как „кратковременную прихоть поэта“, Царынный, неожиданно для самого себя, находит в „Вечерах“ немало достоинств, отмечая „живописные картины“ и „занимательно рассказанные“ народные поверья. Из частных оплошностей Гоголя Царынный отмечает неправильное истолкование выражения „попа в решете“, ошибочное утверждение, „будто бы понамарь каждый день отправляется с кошельком по церкви“, ошибочную деталь, будто бы молодой Левко играет на бандуре: „у нас играют на бандуре или слепые, или козачки, выученные на сем инструменте для утехи праздных панычей и панов“. Ошибочным считает Царынный использование Гоголем известной песни „Сонце низенько“, где говорится о зимнем морозном вечере, в монологе Левка — в теплый летний вечер. Не без основания указывает Царынный, что песня, пропетая парубками под окном головы, есть „смешение наречий малороссийского с русским“. Но такими частностями и ограничилась этнографическая критика Царынного.

В литературной борьбе, возникшей вокруг „Вечеров“, Царынный занял среднюю позицию: он не одобрил хвалебного тона первых рецензий, вместе с Полевым критиковал „высокопарность“ стиля, выдвинул от себя несколько возражений этнографического и композиционно-логического характера, но, в противоположность Полевому, признал и многие достоинства „Вечеров“. Других критиков пристрастность Полевого вызвала на протесты.