Перстень старой колдуньи

И три бесконечных дня и три ночи он собирался с силами. Он не раз спрашивал себя: а готов ли он к тому, что неизведанное станет его врагом? Что он не знает, кто поджидает его во мраке ночи? Не ведает, какие козни готовят те, кому подчиняется мерзкий котище и странное светящееся кольцо. Никита никогда не молился, не умел этого, но тут - в эти три дня перед битвой он пытался молиться... он начал учиться этому.

Наконец, он настал, этот день. День переезда. До Рождества оставалось ещё два дня, и Никита торопил время: ему хотелось, чтобы Рождество поскорее настало. Он ходил, сутулясь, пряча взгляд, весь какой-то напряженный, зажатый. Даже папа как-то ему сказал: "Слышь, старик, расслабься! Чего ты такой смурной? Переезд - это, конечно, не сахар, - говорят, что один переезд равен двум пожарам и наводнению... Но и не такое бывает прорвемся!" Санчо просто не узнавал своего сына. А тот думал: вот-вот что-то случится, что-то произойдет. Останется Ева такой, какой он впервые увидел её, или душа её скорчится. И станет потерянной для него...

Машина была заказана на восемь утра. По папиным предположениям она должна оказаться возле подъезда в Сыромятническом где-то к половине одиннадцати. Пока все погрузят на Брестской, пока доедут... И Никита решил встать пораньше, чтобы до приезда машины с мебелью - до того момента, когда их лодка пристанет к новому берегу, повидать Еву. И поговорить с ней.

Однако, как назло именно в это утро его сморил крепкий сон. Он проспал! И когда, приподнявшись на локте, взглянул на часы, было уже начало одиннадцатого, а под окном призывно гудел знакомый гудок Овечкинского шофера - условный сигнал. Приехали!

Он выбрался из спальника - и тут же раздался звонок в дверь. Неужели так быстро успели подняться на лифте? Он на ходу натянул джинсы, напялил свитер, и кинулся открывать.

На пороге стояла Ева.

Она была смущена и в то же время глаза её доверчиво улыбалась ему. На ней была новая белая кофточка с перламутровыми пуговками и очень модные черные брючки. Куда девалась та сумрачная колючая девочка, которая так пугала его? Глаза её волшебно сияли и вся она была теперь - воплощение радостного волнения. Казалось, ей ничего не стоит оторваться от земли и взлететь, подобно эльфийской принцессе. Она держала что-то перед собой на вытянутых руках. Это была картонная коробка, перевязанная шелковой ленточкой.

- Здравствуй, - она потупилась на мгновение, - вот... это тебе.

- Мне? - он взял коробку и они какое-то время стояли молча, не отрывая глаз друг от друга.

Наконец, Никита опомнился.

- Ох... извини! Проходи, пожалуйста. И... спасибо.

- А ты погляди, что там.

- Я... да, конечно. Только понимаешь - сейчас тут будет самое настоящее столпотворение - там внизу машина.

- Какая машина? Ваша?

- Нет. То есть да. То есть... в общем, наши вещи приехали. Сейчас их таскать начнут.

- Ой, тогда я пойду.

- Нет, погоди. Давай я тебя с родителями познакомлю.

Он так и не успел открыть коробку с подарком, когда на площадке лестницы появился Сергей Александрович с огромным тюком, в который мама упаковала постельное белье.

- Здорово, - приветствовал Никиту Овечкин и, пронося тюк в открытую дверь, немного зацепил Еву. Та как пушинка отлетела в сторону.

- Ох, простите пожалуйста... мадемуазель! - Овечкин бросил тюк, снял свой отделанный мехом картуз и слегка поклонился. - А что ж это вы стоите тут на дороге? Никита, ты нас не познакомишь?

- Конечно, - всполошился Никита, понимая, что сейчас произойдет нечто совершенно невразумительное: набежит толпа грузчиков, папиных друзей, которые вызвались помочь с переездом, появятся мама с папой... а тут Ева. И ещё этот странный Овечкин - то ли глава бригады ремонтников, то ли рафинированный галерейщик... от которого ничто не укроется - такой уж у него взгляд.

Кит не хотел, чтобы кто-нибудь из его родных и знакомых сейчас видел Еву - не тот был момент - знакомство получится смазанным и каким-то... ненастоящим. Он заметно нервничал, и Ева поняла, что она тут явно не к месту...

- Вот, Сергей Александрович, это - Ева, наша соседка. А это наш друг Сергей Александрович.

Она смущенно кивнула.

В этот момент распахнулись створы лифта и на площадке показался папа. Он принялся выгружать на пол многочисленные коробки. Из поднимавшегося второго лифта слышались голоса - там ехала мама. А снизу по лестнице, пошатываясь, к ним направлялся Евин отец.

Дверца второго лифта открылась, мама выпорхнула на площадку и, увидев сына, крикнула:

- Привет, ротозей! Мы тебя внизу ждали. Спускайся вниз - будешь вещи во дворе караулить.

- О-о-о, какие лю-юди! - громко провозгласил на весь коридор Евин папа. - Соседи, значит. Давайте я вам помогу. Меня Михалыч зовут, будем знакомы.

И он шагнул к опешившей Ольге, дыша на неё перегаром.

- Папа! - пташкой кинулась к отцу Ева. - Пойдем домой. Не нужно тут твоей помощи, ты только мешаешь.

- К-как это? Волошин не может мешать! Я пом-могу. Давай это мне, - он без церемоний выхватил у Никитиной мамы из рук тяжелую сумку и потащил к дверям.

- Э, любезный! - крикнул Санчо и ухватил "дорогого соседа" за рукав. Ты это - того... Мы тут сами управимся - иди отдыхай.

- Поч-чему? - пошатываясь не понял Волошин. - Яне устал.

- Слушай, друг, - задушевным голосом шепнул Санчо соседу, - давай как-нибудь в другой раз. А?! Ну, не до того нам, потом познакомимся.

- Это дело надо отметить - переезд и... того - новоселье, - гнул свое Евин папа.

- Отметь, пожалуйста, - кивнул Санчо, - только без нас.

И протянул соседу двадцатку.

Ева кошкой метнулась к отцу, выхватила у него из рук деньги, вернула Никитиному папе и, вцепившись в отцовский рукав, потянула его к лестнице.

- Вы извините его, пожалуйста, - со слезами на глазах крикнула она, обернувшись. - Он больше не будет вас беспокоить.

- Надеюсь, - жестко парировала Ольга, с неодобрением глядя девочке вслед. - Никита, - обернулась она к помертвевшему сыну. - Что это... кто такая эта девица? Ты, кажется, с ней знаком?

Но подоспевший Овечкин быстро отвлек её внимание.

- Оль, там внизу все без присмотра. Может, ты во дворике посидишь?

- Нет, это сделает Никита, - с тем же неуклонным выражением в голосе ответила Ольга. - Сережа, сколько нужно твоим ребятам дать?

- Не беспокойся, с ними я сам разберусь.

Он взял Ольгу под руку и увлек в квартиру. На ходу обернулся к Никите и, делая страшное лицо, кивком указал в сторону лестницы, куда ушла Ева: мол, догоняй!

Парень не стал долго думать - бросился следом за ней. А Ева - она пыталась поднять рухнувшего на пороге отца - и плакала, плакала... Он подбежал к ней, но она зарыдала ещё пуще.

- Уходи отсюда! - крикнула она сквозь слезы. - Пузырь надутый!

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вездесущий Овечкин. Он уже спешил к ним по лестнице и, мгновенно оценив ситуацию, подхватил под мышки Евиного отца, быстро оттащил его в комнату, захлопнул дверь и шагнул к Никите, который не решался ни приблизится к Еве, ни уйти прочь...

- Так, что тут у нас? - бодрым и деловитым тоном вопросил Овечкин, без лишних слов забирая у парня из рук коробку, которую тот так и не выпускал из рук. - Можно мне посмотреть? Понимаете, любопытный я страшно - это у меня с детства порок такой!

Его улыбка была такой открытой и столь неподдельно искренней, что девочка чуть-чуть успокоилась, перестала сверлить Никиту гневным взором и молча кивнула в ответ.

- Тут... это вертепчик. На Рождество.

Сергей осторожно снял крышку с коробки и ахнул. Там, на слое из ваты помещалась крошечная скульптурная группа, сделанная из глины: под навесом Иосиф и Дева Мария с младенцем, перед ними - волхвы в остроконечных шапках, а возле - куры, овечки, собаки... Это был Рождественский вертеп, изображающий рождение младенца Иисуса. Над головкой его на тонкой пружинке покачивалась, сияя, Вифлеемская звезда. Она была сделана из перламутровой пуговицы...