Кот

Соловей сокрушенно покачал головой, пошатнулся и неловко перевалился с ноги на ногу.

- Большая у меня на тебя была надежда, Егор. Зря ты так... Талантом папа тебя не обидел... Я думал, ты потише будешь... Долго присматривался... Сначала мне сказали, что ты серость. Потом выяснилось, что нет. Я спрашивал у специалистов... Они удивляются. Как ты это делаешь - взломы эти?.. Говорят, для этого ты сам должен быть вирусом... Ослы... Да, жалко... Такие комбинации... Карабан... Думаешь, ты просто так его развел, без моей помощи? Ха!.. Он ведь артист... А ты, наверное, решил, что это ты сам такой крутой, да?.. Эх, ты, дурилка. Работал бы на меня, не рыпался... до конца дней думал бы, что супермен... Почему ж вы такие несговорчивые-то, гении?.. Теперь и тебя убивать...

Соловей выпрямился и подмигнул Егору пустой глазницей, то есть на мгновенье зажмурил ее, и это мгновенье показалось вдруг Мельникову самым страшным в жизни: бледное, широкое, как луна, лицо с одним маленьким слезящимся глазом и черным, живым провалом вместо другого.

Егор понял, что проиграл. Все проиграл: Принцессу, жизнь... Он стал медленно подниматься, но Саша его опередила.

Она быстро вскочила и снова бросилась на Соловья.

И опять, как в первый раз, Соловей легко отшвырнул ее. Только теперь немного не рассчитал или уже не хотел ничего рассчитывать: прокатившись по крыше, Саша соскользнула с края и, не сумев уцепиться руками за металлический уголок, исчезла.

Егор с криком бросился к кромке.

Подошел Соловей. Наклонился. Углы его рта опустились, лицо налилось кровью.

Задыхаясь, Егор глянул вниз. Каким-то неслыханным чудом, уже в скольжении вниз, Принцесса успела схватиться пальцами за вырезы внешней конструкции галереи, на уровне нижних балок, и теперь висела почти над самой опорой, над одной из полукруглых площадок, которые выступают у моста по бокам.

Егор потянулся было к Принцессе, но увидел, что Соловей сделал полшага к нему, и понял, что вытащить Сашу этот боров не даст. Значит, нужно... "Держись", - шепнул Принцессе Егор.

Убийца отца... Боковым зрением Егор отыскал свою шпагу и бросился к ней. Соловей прыгнул наперерез.

Но Егор успел. Он схватил шпагу, крутанулся по крыше и быстро встал на ноги. Перед ним уже стоял Соловей со шпагой-тростью в руке. Клинок треугольного сечения. Егор вспомнил, что говорил следователь, - у Мельника-старшего в боку была треугольная рана...

Соловей больше не злился и не улыбался, его лицо превратилось в бесстрастную маску. Похоже, ситуация перестала его развлекать.

Толстяк сделал выпад, потом еще. Прошло несколько дерганых перемен соединений, хлестких батманов, две-три раздраженные фехтовальные фразы, и вдруг - та же самая атака с действием на оружие, прыжками и "флешем", как в спортзале, стремительная, молниеносная, точная.

Время остановилось.

Егор увидел, как тонкая игла приближается к его открытой груди. Он удивленно посмотрел на противника.

Лицо Соловья расцветало ухмылкой. Голос звучал, как из трубы, и был похож на магнитофонную запись, пущенную с замедленной скоростью.

- Где же твой бронежилет, мушкетер?....

Бронежилет?.. Какой бронежилет?.. Егор еще пытался поднять руку со шпагой, чтобы закрыться...

Сейчас это сверкающее жало войдет ему в сердце, и все прекратится: ненужный поединок, ненужная глупая жизнь, одолженная у кого-то другого...

Егор ощутил касание, сильный толчок, но не почувствовал боли. Глухой звяк... как будто острие шпаги уткнулось в теплый мягкий металл...

Клинок согнулся и отскочил от груди. Шпага ушла по инерции вправо и слегка оцарапала кожу на ребрах. Резкая боль... Приблизилось удивленное лицо Соловья, на миг потерявшего равновесие.

Не задумываясь, Егор со странным наслаждением ударил по этому лицу эфесом и поддался движению тела назад. Соловей по-лошадиному тряхнул головой и с ужасом уставился на грудь Егора.

В этот момент Егору почудилось, что на башенке за спиной Соловья появился Феликс. Учитель с улыбкой кивнул и сделал рукой особый знак, привычный сигнал к началу атаки. В голове Егора словно прозвучало знакомое: "К бою!"

Егор удержал равновесие, встал в позицию, дождался, когда Соловей будет готов к атаке, и начал. Автоматически, почти не осознавая.

Сперва это была обычная фехтовальная фраза, но после первого же выпада Мельников низко присел, опустил голову, замер на несколько секунд, как неживой, а потом вдруг подпрыгнул и вертикально завис в воздухе, поджав ноги.

Перехватив шпагу в левую руку, Егор заскользил ею вниз, как по проводу, по неподвижному клинку Соловья, словно плетя филигранную вязь. Точным движением Егор заставил противника на мгновение опустить трость и, приземляясь, уколол его в правую кисть, в строго определенную точку.

Соловей выронил шпагу. Боль вывела его из оцепенения, и он осознал, что смазанное движение перед ним - это и есть его враг.

Егор обернулся вокруг оси и в конце поворота вонзил клинок в грудь Соловья, завороженного этим кошачьим балетом.

Выдернув шпагу, Егор еще раз подпрыгнул - уже не размазываясь, не выходя за пределы оптической видимости, скорее, замедляясь, превращаясь в аэростат, наполненный гелием, - и, набрав в этом зависающем, словно компьютерном прыжке новую силу, взмахнул тяжелым клинком...

Голова Соловья, брызнув Егору в лицо пЄтом и кровью, со звуком созревшей капусты свалилась под ноги.

Последний удар не входил в комбинацию Феликса, но шпага была тяжелой и острой, как сабля...

В последние мгновения перед прикосновением клинка к шее на лице Соловья проступил вдруг панический ужас, его словно парализовало; он смотрел в лицо противника и не мог пошевелиться - слишком страшно было то, что творилось с этим лицом...

Трижды скакнув к краю крыши (как будто упала не одна), голова на мгновение замерла, словно задумавшись, а потом ухнула вниз.

Мешковатое тело сделало несколько тяжелых шажков и отправилось вслед за головой. В это время мост внизу был разведен - недавно проходил теплоход.

Голова Соловья упала на палубу парусной яхты, проплывавшей под мостом со скоростью похоронной процессии.

Тяжелое тело рухнуло в воду и сразу пошло ко дну.