Литконкурс Тенета-98 (сборник рассказов)

Пошло! Почему-то пошло!

Я просто стою и смотрю. Меня не замечают. А я смотрю. Весь разбитый. Помятый в неравном поединке со своим здоровьем. Контуженный и больной. Но с эрегирующим членом.

Я не животное. Я просто человек.

Долго падаю в никуда. Сон, как отвар из ромашки.

Утро. Я лежу на диване, вымотанный, как грузчик после бессонной ночи.

Андрюша сидит за столом. Рядом полная рюмка. С усмешкой смотрит на меня.

-- Ну как, Экш? Здоровье не хочешь поправить?

-- Да пошел ты!

-- Ну как хочешь. А я выпью. А то во рту сто пятьдесят мышей насрали.

Выпивает и морщится. Хорошее лекарство всегда горькое. Хватает ломтик сыра и кидает его в рот.

-- Ну вот, гораздо лучше. Экш! Что ты такой, как сама смерть? Скрюченный стручок. Ты чо? Правда выпить не хочешь?

-- Слушай, Андрюша, отстань ты от меня. Без тебя тошно.

Входит Мила и Катенька.

-- Смотри на него, -- обращается к ним Андрюша. -- Пить не хочет. У самого на лбу пацифик, пить не хочет.

-- Какой пацифик? -- удивленная Катя.

-- Да глянь на его лоб!

Все смотрят. Потом начинают смеяться. Один за другим. Потом все вместе.

Я смотрю на них, как на идиотов и не могу понять, почему они смеются. Что такое они увидели? Встаю и еду к зеркалу в прихожей. Разглядываю свой лоб. Ухмыляюсь. Затем смеюсь. Ржу. Давлюсь от смеха.

-- Ну ты гад, Андрюха! Ну ты скотина!

От давления на моем лбу вздулась вена. Ветвящееся как река с притоками на географической карте. Как куриная лапка. Похожая на знак пацифистов.

Сложившись от хохота в двое едва-едва добираюсь до кровати и плюхаюсь на нее. Смех рвется через губы. Даже больно. Кровь стучит в висках. Наконец смех начинает утихать. И ни какой обиды. У меня на него. Он рожден, чтобы подкалывать людей, но так, чтобы ни кто не ушел обиженным...

Хочется курить. Залезаю в карман брюк. Достаю пачку. Пуста. Ни хрена. Вот в падлу!

-- Андрюш! У тебя курить есть?

-- Опух что ли? Я весь вечер у тебя стрелял.

-- Митька где?

-- Жрет, анафема, на кухне. Весь салат, что остался с вечера сожрал. И корытце с окороками.

-- Ну в этом то я ему еще вчера подмогнул.

-- С них и блевал...

-- С чего ты взял, что я блевал?

-- Да ладно, Экш! Я аж проснулся, когда ты в ванной ежиков пугал.

Ну гад! А мне то как стыдно. Стыдно. Хоть под стол лезь.

Входит Митя. Слава богу! Можно выйти из положения.

-- Мить, дай сигаретку.

-- Киски съели.

-- Что?

-- Нет, говорю.

-- Что?! Вообще нет?

-- И вообще и в частности.

-- Вот, блин! Что делать то будем?

-- Ты что? Первый день как родился? -- усмехнулся Андрюша. -- Для таких случаев и строят лестничные площадки. Пойдем, Митя. Бычар пошукаем.

Я не очень понял о чем он. Но промолчал, чтобы не быть в дураках. К тому же в голове завывает, как метель в вьюжную ночь.

-- Иди один, -- нехотя отозвался Митя.

-- Ты чего? Курить не хочешь?

-- Хочу.

-- Ну тогда пойдем.

Идут к входной двери. Одевают ботинки на носки с грязными пятками от пролитого вина и раздавленного зеленого горошка.

-- Катрин! Иди сделай, чтобы дверь не закрывалась. Мы сейчас придем.

-- Когда вернетесь -- тогда позвоните.

-- Ну и хрен с тобой. Пойдем! -- уже обращаясь к Мити.

Уходят.

Я лежу и смотрю в потолок. Он как старый снег. Спекшийся и грязный.

-- Экш! У тебя глаза ввалились. Как ты себя чувствуешь? -Мила смотрит на меня, склонив голову немного на бок.

-- Дерьвомо. Ну неужели это не заметно? -- вспылил я. Всегда раздражаюсь из-за пустяков.

-- Тебе плохо, да? -- Катя.

-- Я же сказал -- не плохо, а дерьмово.

-- Тебе не надо было пить вчера так много.

-- Я и не пил ... много.

Мила что-то хотела сказать, но осеклась. Осеклась, словно побоялось обжечься... Я же такой вспыльчивый, когда мне плохо (дерьмово).

Они уплыли и оставили меня одного. Теперь стало еще хуже. Закрыл глаза и стал считать до десяти. Раз, два, три... Эй, Экш, наливай! Четыре, пять... Да ты тут самый трезвый!.. шесть, семь, восемь... Смотри не проблюйся! Смотри! Ты слышишь меня? Ты! Рой голосов в голове взорвал мое терпение. Я встал и подошел к стеклянной балконной двери. Несколько кирпичных домов и густой туман. Такой густой, что не видно телебашню, которая совсем рядом. Только тень. Может быть просто рябит в глазах. Покурить бы сейчас.

Звонок в дверь. Катя прибежала из кухни и открыла. Ввалились веселые кладоискатели.

-- Да, сегодня с бычками ну просто облом. Едва отыскали два. Зато королевских. Экш, курить будешь?

-- Буду.

-- Я оставлю тебе добить.

-- Окей.

Он открывает дверь и выходит на балкон. В его руке полураздавленный окурок, на котором явно проступают протекторы чей-то подошвы. Прикуривает и сладко затягивается, словно это "PALL MALL".

-- А что, лучше ни чего не было?

-- Иди и поищи. Эти то за радость.

-- Тогда я не курю.

-- Тебя ни кто не заставляет. Нам больше достанется, -- Это Митя. Уже тянет своего уродца, так, что дым чуть ли не из ушей. Я стою и смотрю на них, как дурак. Потом подхожу к дивану и опять ложусь

-- Смотри не помри, -- с балкона.

-- Иди к черту!

В комнату возвращаются Катя с Милой. Всего нас в квартире пятеро. Остальные ушли. Уехали. Расползлись. Растаяли, как краски под сильным дождем. Остался только грифель карандаша. И тот скоро кончится. Чем буду дальше рисовать?..

-- Андрюша прикрой дверь, а то холодно.

-- Да ладно тебе! Смотри. Видишь, какая Москва кругом. Ленивая...

Мила подходит к окну.

-- Действительно! Ленивая... как не выспавшийся ребенок, под пушистым одеялом... он не хочет из под него вылезать.

-- Ты меня понимаешь. Люблю такую Москву. Так бы вот сидел здесь, на балконе, и, не отрываясь, смотрел бы на город.

Я лежу и смотрю на них. Вот так! Все просто! Ленивая Москва... Сказал легко. Случайно. Между прочим. Запросто. Не надо напрягаться, переживать, вынашивать, как ребенка, мысль, а потом в муках рождать. Не надо. Достаточно вот так просто кинуть пару слов... Вот она -- самородная красота. Наивысшей пробы... Я так не могу.

Раз, два, три... Эй! Эй, ты! Ты! ТЫ!

Надо меньше пить.

Надо меньше пить.

Надо меньше пить.

-- Знаешь, она еще спит. Ее не разбудили, -- Андрюша.

-- Забыли разбудить, -- Мила.

-- Да, забыли, -- Андрюша бросает докуренную сигарету и входит в комнату. За ним молчаливый Митя.

Катя убирает со стола.

-- Погоди, я тебе помогу, -- Мила подходит к ней.

-- Вы чего это? -- хитрость. Хитрость -- вот что в глазах Андрюши частый гость.

-- Со стола убираем. Сейчас посуду мыть будем.

-- Зачем?

-- Что зачем?

-- Зачем посуду мыть? Все равно жрать из нее будем.

-- Как это?

-- А мы, по-твоему, водку не закусываем что ли?

-- Андрей, хватит! Нам уже пора собираться. Скоро Катины родители вернуться. Ты что, не понимаешь? -- Мила делает вид, что обижена.

-- Ну и что? Разве мы им не нальем? -- и начинает ржать, широко раскрывая рот и харкаясь утробным "га-га-га". Вторыми голосами ему помогаем мы с Митькой.

-- Дураки! Ну ей богу, дураки!

-- Дураки -- не дураки, а после стакана закусываем.

-- Ну хватит уж! Подурачились и будет, -- теперь Мила действительно обижена.

-- Да не обращай ты на них внимание, -- успокаивает ее Катя. -- Пусть дурачатся.

Убирают со стола.

Андрюша чувствует, что проиграл. Это его не расстраивает. Он хватает полупустой пузырь "Русской", взбалтывает и с возгласом: "... и вновь продолжается бой!" залпом выпивает до дна.

Я отворачиваюсь к стене и рыгаю, чтобы сдержать позывы желудка. Ну и здоровье! Луженая глотка!

"Эй, вставая мужик! Пропивает, что есть!" -- завопил из динамика солист "Сектора газа". Андрюша включил магнитофон.