Интервью и беседы с Львом Толстым

Комментарии

И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне. - Южный край, 1908. Иллюстрированное прибавление к No 9472 от 28 августа. Иван Александрович Бодянский, художник-гравер, сын единомышленника Толстого помещика А. М. Бодянского (1842-1916), заплатившего пятилетней ссылкой за верность своим взглядам. Впервые И. А. Бодянский был у Толстого в последних числах августа 1903 г., в дни его 76-летнего юбилея. Второй раз - 16 сентября 1905 г.

1* Бодянский приехал в Ясную Поляну в компании Антона Петровича Щербака (Щербакова, 1863-1936), крестьянского деятеля, уроженца Харьковской губернии; доктор - Д. В. Никитин. 2* Художник Николай Алексеевич Касаткин (1859-1980) незадолго до этого, 2 августа 1903 г., посетил Толстого и услышал от него о своем творчестве "много ...неприятного", (Гольденвейзер А. В. Вблизи Толстого. М., 1969, с. 135). 3* Ошибка: по-видимому, 15 сентября 1905 г. 4* Брошюра "Единое на потребу" вышла в свет в Лондоне в издательстве "Свободное слово" в августе 1905 г. 5* Ошибка; речь идет о Н. В. Орлове.

"Речь". А. Хирьяков. После юбилея

Четвертый день после юбилея. После праздника наступают дни будничных забот, и хотя все еще везут и письма, и телеграммы, но уже не в прежнем количестве, и можно подвести некоторый итог тем откликам, которыми отзывалась родина на торжество ее великого сына. Можно хоть немного разобраться в этом потоке любви. Думаю, что читателям будет интересно узнать мнение самого Толстого о полученных им приветствиях. Вот мнение Льва Николаевича, записанное во время нашей беседы стенографом: "В огромном большинстве писем и телеграмм, - заметил Толстой, - говорится, в сущности, одно и то же. Мне выражают сочувствие за то, что я содействовал уничтожению ложного религиозного понимания и дал нечто, что людям в нравственном смысле на пользу, и мне это одно радостно во всем этом - именно то, что установилось в этом отношении общественное мнение. Насколько оно искренно - это другое дело, но когда установится общественное мнение, большинство прямо пристает к тому, что говорят все. И это мне, должен сказать, в высшей степени приятно. Разумеется, самые радостные письма народные, рабочие". Сначала Толстой читал получаемые приветственные письма, но потом их оказалась такая масса, что, во избежание чрезмерного утомления, можно было прочитывать только особенно интересные, но тут оказалась другого рода опасность: интересные письма слишком волновали. Я могу сказать по собственному опыту, что мне трудно было удерживаться от слез при чтении некоторых писем. Так что и избранные письма можно читать лишь небольшими порциями. Говоря о приветствиях, нельзя умолчать и о высказанных Толстому порицаниях, другими словами - ругательных письмах. Характерно, что все те, которые мне пришлось пересматривать, - анонимные. Все они производят впечатление написанных с чужих слов, без какого-либо знакомства с произведениями Толстого. Надо признаться, что письма эти производят весьма жалкое впечатление. Нет ни яду, ни остроумия. Одно сквернословие.

Комментарии

А. Хирьяков. После юбилея, - Речь, 1908, 4 (17) сентября, No 211. Александр Модестович Хирьяков (1863-1946), литератор, последователь Толстого, сотрудник издательства "Посредник". Хирьяков посетил Ясную Поляну 8-9 сентября 1908 г.

1* 28 августа 1908 г. широко отмечалось 80-летие со дня рождения Толстого. О поздравительной почте дает представление такой факт: 28 августа в Ясной Поляне было получено 600 телеграмм, 29 августа - еще 1000.

"Русские ведомости". Н. Морозов. Свидание с Л. Н. Толстым

(Письмо к редактору)

Глубокоуважаемый В. M.! Спешу вам сообщить обещанные при сегодняшнем разговоре в Думе новости о Толстом. 28 сентября я посетил его вместе с моим другом В. Д. Лебедевой. Наш великий писатель совершенно оправился от своей недавней болезни, и только нога по временам побаливает, если долго приходится сидеть в одном и том же положении; но он ходит так свободно, что этого совершенно незаметно. Он поразил меня энергией и силой своей умственной деятельности. Через 2-3 часа беседы о разных интересных предметах он вырисовался предо мной как человек, всецело занятый вопросами умственной и нравственной жизни. Я ясно понял, что эти вечные вопросы высоко развитых умов, - вопросы о том, каковы наши отношения к остальному миру и к окружающим людям, до того поглощают его, что все обыденные события окружающей жизни кажутся ему совершенно ничтожными, проходят на его умственном горизонте как мимолетные тени. Ему все равно, в чем ему подадут чай или обед: в деревянной чашке или в золотом блюде, пишет ли он на деревянном обрубке или на мраморном столе с инкрустациями. Не все ли это равно перед лицом тех великих мировых вопросов, которые наполняют всю его жизнь, не оставляя места для обыденных житейских мелочей? В осеннем наряде Ясная Поляна при въезде в парк оставляет впечатление старинной запущенной богатой усадьбы. Дом, где живет Лев Николаевич вместе со своей женою и дочерью, меблирован очень просто. Все семейство, не исключая и графини, - вегетарианцы и не употребляют ничего мясного. Те, кто посещали Льва Николаевича ранее меня, рассказывали мне, что он обладает острым, пронизывающим взглядом, но я, как ни вглядывался, не мог заметить решительно ничего подобного. Он смотрел на меня таким добрым и ласковым взглядом, что я решительно даже и представить не могу, каким образом этот взгляд кому-нибудь мог показаться острым или пронизывающим насквозь... Разговор весь вечер не прерывался, и казалось, что никогда в моей жизни он не бывал таким легким и свободным, как в этот вечер. Мы говорили о всевозможных философских вопросах и в результате согласились на том, что хотя изучение природы и не дает в настоящее время полного ответа на все волнующие нас мировые вопросы, но если смотреть на современную научную деятельность как на простую закладку фундамента для работ будущих поколений, которые, опираясь на наш труд, могли бы ближе подойти к познанию вечной истины, то современная наука находит себе полное оправдание и заслуживает полного сочувствия. Говорили также о моей книге, об Апокалипсисе (*1*), которую Лев Николаевич не читал, считая ее чисто астрономическим произведением, но, узнав, что она на две трети историческая и написана в астрономической части популярно, обещал прочесть и написать мне свое мнение о ней. Говорили о современной деятельности министра народного просвещения (*2*), причем Лев Николаевич выразился, что его способ действий есть простой результат "дурного воспитания". Я не могу вам рассказать в этой коротенькой заметке всего, о чем мы говорили. У Льва Николаевича такая глубокая и разносторонняя натура, что в предметах для разговора никогда не чувствуешь недостатка, а чувствуешь только недостаточность времени для того, чтобы обсудить детально все возникающие из разговоров вопросы. Все семейство было очень приветливо с нами, и вся поездка оставила по себе самое приятное воспоминание. Сердечно преданный

Николай Морозов.

1-го октября 1908 г.

Комментарии

Н. Морозов, Свидание с Л. Н. Толстым (Письмо к редактору). - Русские ведомости, 1908, 3 октября, No 229. В примечании к публикации говорилось: "Встретившись на торжественном открытии университета Шанявского с Николаем Александровичем Морозовым, только что вернувшимся из Ясной Поляны от Л. Н. Толстого, редактор "Русских ведомостей" В. М. Соболевский просил Н. А. Морозова сообщить некоторые подробности этого свидания". Письмо Н. А. Морозова перепечатано в кн.: Морозов Н. А. Повести моей жизни. В 3-х т. М., 1947, т. 3, с. 310-314. Николай Александрович Морозов (1854-1946), народоволец, узник Шлиссельбургской крепости, ученый и литератор. Выл у Толстого 28 сентября вместе с В. Д. Лебедевой, родственницей Софьи Перовской. Лебедева впоследствии вспоминала: "Весь вечер... граф расспрашивал Морозова о жизни в крепости". Сказал, что в первый раз ему "приходится видеть человека, проведшего 20 лет жизни в тюрьме" (Лебедева В. Встреча с Л. Н. Толстым. Современник, 1912, No 4). Толстой весьма сочувственно относился к Морозову и в письме Н. В. Давыдову от 28 сентября 1908 г. характеризовал его так: "Он очень почтенный и милый человек, кроме своей учености" (т. 78, с. 239). Мемуарные записки Морозова Толстой читал "с величайшим интересом и удовольствием" (т. 77, с. 78).