Том 10. Рассказы, повести 1898-1903

Имя Чехова еще при жизни становится известным европейскому и мировому читателю.

В 900-е годы особенно возрастает число переводов произведений Чехова на европейские языки. Во Франции выходят отдельными изданиями переводы его рассказов и повестей — «Мужики» (1901, пер. Дени Роша) и «Убийство» (1902, пер. Клэр Дюкрё). С большой статьей «Антон Чехов» выступил в 1902 г. в парижском журнале «Revue des Deux Mondes» академик Мельхиор де Вогюэ.

Из многочисленных немецких переводов следует отметить четырехтомное издание избранных произведений Чехова, вышедшее в Лейпциге в 1901–1902 гг. (перевод В. Чумикова). Экземпляры этих и других немецких изданий хранятся в библиотеке писателя в Доме-музее А. П. Чехова в Ялте. «Вы теперь положительно самый популярный писатель-иностранец в Германии», — писал Чехову В. А. Чумиков 9 мая 1900 г. (ГБЛ).

В Англии первый сборник рассказов Чехова вышел в 1903 г. — «„Черный монах“ и другие рассказы» (пер. Р. Е. К. Лонга).

Один из ранних переводов Чехова, вышедших в Соединенных Штатах, — «Страшная ночь» («Tugitive Cottins», пер. Грейс Элредж. — «Short Stories», 1902, июль).

«А. П. Чехов своими многочисленными сочинениями давно уже овладел общественным вниманием. Его рассказы и повести вызвали значительную критическую литературу, стали предметом горячих споров и самых разнообразных, нередко диаметрально противоположных суждений. <…> Произведения Чехова переведены на иностранные языки и за границею привлекают внимание критики. Нельзя потому не признать, что, судя по всем таким внешним признакам, мы имеем дело с писателем далеко не заурядным, хотя и не „великим“ и не „европейским“, как его величают у нас не в меру усердные отечественные хвалители». Эти слова Е. А. Ляцкого, открывавшие этюд «А. П. Чехов и его рассказы» («Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 104), характерны для критических отзывов о писателе конца XIX — начала XX века: они свидетельствуют о том, как возросла роль Чехова в литературной жизни, усилилось внимание к нему читателей и критики, и о том, что подлинные масштабы чеховского дарования во многом еще оставались недооцененными.

В хоре критических отзывов тех лет по-прежнему выделялся голос Н. К. Михайловского, одного из самых активных представителей либерально-народнического направления. В печати не раз цитируются и оспариваются его слова о безразличном по духу, «сумеречном» творчестве Чехова.

Между тем сам Михайловский, внимательно следивший за творческим развитием Чехова, во многом отошел от своих прежних категорических заявлений. В ряде статей и особенно в статье «Кое-что о г. Чехове» («Русское богатство», 1900, № 4), написанной в связи с выходом первого тома собрания сочинений, он отмечает серьезные перемены в художественном мировосприятии Чехова, который, начиная с повести «Скучная история», опровергает представление о нем как равнодушном художнике. В этой статье Михайловский устанавливает три основных периода в творчестве Чехова: «благодушное веселье», «безразличное воспроизведение» жизни и отказ от реабилитации действительности. Вывод о переломе «в отношении к действительности» (стр. 133) он подтверждает разбором «Палаты № 6» и «Черного монаха», а также произведений конца 90-х — начала 900-х годов: «Человек в футляре» и «О любви», «Дама с собачкой» и «В овраге» (стр. 140).

Еще более определенно и развернуто говорит Михайловский о перемене своих оценок творчества Чехова, отражающей его эволюцию, в статье «О повестях и рассказах гг. Горького и Чехова» («Русское богатство», 1902, № 2).

Изменения претерпевают и взгляды другого критика — А. М. Скабичевского, автора унизительных слов о молодом Чехове, якобы рискующем превратиться в одного из «легковесных балаганщиков, смехотворных „клоунов“» («Пестрые рассказы А. Чехонте…». — «Северный вестник», 1886, № 5, стр. 123). В статье «Есть ли у Чехова идеалы?» Скабичевский откажется от упреков в «художественном индифферентизме» (А. Скабичевский. Сочинения, т. II, 1892, стр. 793–823). И всё же мысль об отсутствии у Чехова цельного миросозерцания остается, хотя и претерпевает серьезные изменения. В ноябрьской книжке «Русской мысли» за 1901 г. Скабичевский выступает со статьей «Новые течения в современной литературе». Здесь он снова говорит о «конкретности изображения» у Чехова как своеобразной эмпиричности.

К еще более безотрадным выводам приходил Созерцатель (Л. Е. Оболенский). В критическом этюде — «Максим Горький и причины его успеха (опыт параллели с А. Чеховым и Глебом Успенским)». СПб., 1903 — он тоже оспаривал прежнюю точку зрения Михайловского — о чеховском «безразличии к изображаемому». Главное в писателе, на его взгляд, любовь к маленьким людям. «Всех героев Чехова вы жалеете, потому что он умеет показать вам их маленькие, жалкие души» (стр. 23). С этой точки зрения рассматривался и герой рассказа «Крыжовник». Вообще герои Чехова — «слабые, безвольные, инертные, отупевшие»; «смеясь над ними, он плачет и над всей окружающей их средой» (стр. 39). Отсюда — ощущение исчерпанности Чехова, которому противостоит жизнеутверждающий Горький.

В 80-е годы либерально-народническая критика обвиняла Чехова в общественном индифферентизме, безыдейности — теперь она видит истоки его пессимизма в безнадежном противоречии идеала и действительности. Вторая точка зрения, связанная с представлением о Чехове — певце тоски и печали, «сумерек» русской жизни, — сложившаяся еще при жизни писателя, окажется особенно долговечной.

Мысль о переломе в творчестве Чехова положена в основу критического очерка В. Альбова «Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова» («Мир божий», 1903, № 1). Автор ставит задачу «проследить развитие, постепенный рост художественного таланта» (стр. 85). Вслед за Михайловским и, возможно, опираясь на него, Альбов говорит о трех обликах Чехова: «В сущности его произведения есть история его души, сначала беспечной, потом глубоко тоскующей и наконец, по-видимому, нашедшей удовлетворение» (там же). «В последние годы в творчестве г. Чехова намечается новый и очень важный перелом, — утверждает автор. — Временами прорывается еще прежнее настроение (имеется в виду пьеса «Три сестры»), но нет уж и следа прежнего уныния, подавленности, отчаяния. Напротив, всё сильнее слышится что-то новое, бодрое, жизнерадостное, глубоко волнующее читателя и порой необыкновенно смелое» (стр. 103).

Интересно отметить, что статья Альбова понравилась Чехову. В письме к Батюшкову от 11 января 1903 г. он говорит, что прочел ее «с большим удовольствием. Раньше мне не приходилось читать Альбова, хотелось бы знать, кто он такой, начинающий ли писатель или уже видавший виды».

Мысль Альбова, опиравшегося на работы Михайловского о творческой эволюции Чехова, о трех периодах его развития, продолжил Батюшков (статьи в «Мире божьем», 1904, № 8; 1905, №№ 6 и 7; 1906, № 4). Позднее концепция трех периодов в творчестве Чехова (от Антоши Чехонте к Антону Чехову. 1880–1886; период хмурых дум и «пересмотра». 1887–1893; вера в человека и в устойчивую правду. 1893–1904) будет изложена Батюшковым в статье «А. П. Чехов» («История русской литературы». Под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Т. 5, 1910). Представление о «триедином» облике Чехова разделялось В. Г. Короленко (см. его статью «Памяти А. П. Чехова». — «Русское богатство», 1904, № 7).

Либеральная критика с разных сторон подходила к вопросу о взаимоотношениях чеховского героя с окружающей средой. Скабичевский, разбирая рассказ «Человек в футляре», решительно оспаривал традиционные представления о всесилии обстоятельств и условий жизни героя («среда заела») — см. в примечаниях к рассказам «О любви» (стр. 386) и «Ионыч» (стр. 367).

Это положение развивает Р. И. Сементковский: «По мысли Чехова, не в условиях дело, а в самих людях» (Р. И. Сементковский. Что нового в литературе? — «Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к „Ниве“», 1904, № 8, стлб. 616–617). Вывод этот получает под пером критика общелиберальное истолкование.