Марафон

и или я псих, но, по-моему, у них еще много сил, и если так, я буду шестым, и если Джимми тоже, то все станет на свое место,

как будто главное - вежливость, откуда у них хороший тон, и такая любовь к табели о рангах,

разгадал я тебя, милый, и хоть не притворяйся,

ты доволен, ну и ладно, ты обо мне такого не скажешь, милый мой

Джимми, приготовил рывок, это прекрасно и вовсе не твое личное дело и только если ты сделаешь это не слишком рано

и, само собой, не слишком поздно, мы поменяемся ролями ты сам же меня потащишь.

Почти половина. Сейчас будет двадцать один,

это же искусство, но оно, это, ведь на то есть не непредвиденное, чтобы хоть чуточку уравнять шансы, и он приготовился бороться с одним, и

с его манерой справился бы, но ведет другой и выиграть может третий и так далее, а то же один на один он выиграет у любого

и тут все прозрачно, и он еще лет десять будет бить рекорды, кстати, не понимаю, почему он бегает только марафон, тут либо самолюбие довлеет, либо дурость, на него не похоже, мог бы стать самым лучшим

стайером в мире,

да он и так,

только это не все знают, даже Сергеич качает головой, а ведь он доброжелательный, но надо посмотреть, как он делает самые трудные вещи, и как он идет, когда очередной прилив усталости. Мое счастье, марафон - он есть такой?

с марафоном вообще так - сила не главное, потому что каждые два бегуна воюют не между собой,

и каждые двое бегут разные дистанции без как бы нет ничего проще

каждый считает эти сорок с чем-то километров по-своему, и

свою дистанцию каждый бы выиграл, и надо сделать так, чтобы он соревновался не со мной, а с другими и бежал больше,

я как раз бегу сорок два, иначе нечего было бы начинать, к сожалению,

некоторые меньше, но вообще-то бег за ним следом не очень способствует, просто выбора нет, глупая мысль, не то

что бегут не машины, хотя бы и машины, но разные по устройству,

не только по мощности, и если бы были одинаковые, он бы выигрывал

у всех,

а если бы чуточку изменить саму конструкцию, выигрывал бы Джиба,

и никак не я.

Я уже в знакомых местах,

Греция огромна, целый материк, и странно,

что можно пробежать значительную ее часть. У нас свои представления о пространстве

он меня учил.

Это, и правда, видимо, легче, чем я думал,

или главное еще впереди,

так как легче становится время от времени

в знакомых местах, так как

здесь не очень далеко

и купил участок земли мой дядя Подас,

но он в плохих отношениях с мамой сейчас можно бежать и вроде не

страшно это все, хотя вроде почти ровно или даже чуточку вверх, и

моя обувь потрепана и не очень подходит для камней,

велика, но камениста.

Бег, это, наверное, то, что следует делать в одиночку,

слишком вообще похоже на жизнь и на жертвоприношение.

Одно из тех дел,

Много их или немного, где никто не может помочь.

Высшие силы им покровительствуют.

Вот так свет может быть только желтый,

Я проверил, заглядывая в щели.

Заглушить его невозможно

Однако к любовнику до поры до времени ревнуешь больше, чем к мужу, вопреки рассудку, и вопреки

тому, что всего умнее с привычками не бороться.

Горячая ванна с благовониями, не знаю, если это не отправит меня немедленно на тот свет

разве это мера длины

Ты, атлет, диск поднимай и бросай,

Сам же беги за ним, отлитым из меди тяжелой,

Отлитым из меди,

Я наверняка перевираю

Странная работа. Я не ожидал, думаю, и не мог ожидать, думал, либо уже буду там, но это неумно, либо буду полумертвый,

уставший всерьез отсюда, конечно, не добежит, а я бегу, ничего, и не думаю, что она меня остановит,

и все-таки это хуже, чем в мясорубке, они пытались нас атаковать, но не вытягивали жилы,

может быть, только у пленных

Меня учил почтенный Финес из Коринфа, или не из Коринфа,

Жаль, что недолго, я чувствую, тогда бы я

к счастью, я не знаю толком, сколько осталось,

но думаю, если еще буду бегать так далеко,

буду снова бежать так мысленно, по приказу главнокомандующего,

не спросившего, вообще могу ли я

от Марафона до Афин.

Но неужели нет

странное дело, никакого лучшего способа, ведь и нужно-то

всего лишь передвинуть самого себя в пространстве, что на маленькое расстояние и труда никакого не стоит, или хоть только одно слово, а создать при этом ничего не надо, а стоит больше сил, чем любая полезная работа.

Ну и что сейчас делают в армии? Он не настолько дурак, чтобы не следить за персами, но я

Охотнее

заняться делом

гонять по берегу или даже на море, и узнавать, захватывающе, может, буду,

все-таки охотнее вечером буду в Афинах спать с женщиной, или просто спать дома в постели

я уверен, однако, что они больше не высадятся, и это известие я

принесу Совету, опередить события - и это дороже, чем известие о победе, тем более что победа не невесть какая, и битва чуть не была проиграна,

как говорил мой начальник,

да и в конце мы смяли их, но не смогли прорвать, и они отошли к воде и уплыли. И мы не смогли их опрокинуть даже во время посадки,

хотя он говорит теперь, что не захотел.

По-моему, они больше струсили,

но тем лучше для нас

и мне нужно добежать как угодно, но до заката,

и странно, что он не послал гонцов раньше, ждал, и пока не убедился, что они ушли,

опять полегче, и я начинаю

вроде с каждой минутой остается все меньше и меньше

но только ли бежать? Жить тоже.

Вроде непохоже, что я теряю силы с каждым шагом, но ведь новые взять негде, а уходить

они должны.

Мне не мешает то, что меня ждут

и там и здесь, по сути дела вся Греция.

Виноградник,

Как тот, который,

где был желтый и этот самый,

и я работал недолго,

до меня им дела нет, и даже птицам, то ли потому, что я бегу, или живу,

если это только можно делать одновременно.

Сколько же там?

Можно было заранее расставить людей - если знать, что будет победа, и обратно бежала бы целая

толпа, но тогда меньше была бы честь,

и я бежал бы или вообще не бежал

И меня не ждал бы никто.

Страшная вещь

в нормальном состоянии чего-то хочешь, так в нормальном состоянии

главная мечта - теплый душ, самая естественная вещь, даром,

что нельзя. Когда хочется чего-нибудь, уже нельзя,

даже спать с женой,

а другого, уже плохо.

И все мы потускнели. Жалеть не о чем, рекордов не будет.

Бежим как пляшем, все вокруг партнера. Осталось одиннадцать человек. Абракадабра - Джиба, болгарин,

это, немец, и так далее, национальный состав.

А вот,

это и все, сломался, зеленый грек, вот так, не надо было, только жалко,

опять мука на лице и спасения нет. Нас десятеро, даже оглядываться не надо. Шея плохо гнется, подбородок поэтому вверх, как у Людовика в кино. Двадцать три.

Время заплясало, я бы его не угадал.

Корыто, а не машина,

каждый шаг - маленькое сотрясение мозга, пружинишь, и в мышцах гуд. Как в английских стишках.

Опять притиснуло. Шмидт технарь, иначе от него остались бы рожки да ножки, хуже, чем от грека, ведь Джиба все время сзади, я бы не согласился ни за какие ковржики, а болгарин просто двужильный. Но ведь притормозили понемножку и мы все укладываемся в сто метров, это на сорок две тысячи

и сто девяносто пять,

капля в море, интересно, действительно сто девяносто пять,

ничего, сбросить бы Джимми с хвоста, он меня нервирует,

уже больше часа, подумать только, а до конца

через два километра,

и там посмотрим, Сергеич будет обязательно и, нужно будет, вмешается, хоть понять, доволен ли, представления не имею.