Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг.

Волшебный мальчикъ и дѣвочка смотрѣли на дѣтей, которые пришли, и дѣти смотрѣли на нихъ и шептались между собой.

— Смотрите же сюда, дѣти, вотъ гдѣ сцена, — сказала мамаша, указывая внизъ въ одну сторону. Дѣти посмотрѣли туда, и имъ не понравилось. Тамъ сидѣли музыканты, всѣ черные, съ скрипками и съ трубами, а повыше были нехорошіе простые доски, какъ въ домѣ въ деревнѣ полъ, и на полу ходили люди въ рубашкахъ и красныхъ колпакахъ и махали руками. А одна дѣвочка безъ панталонъ въ коротенькой юбочкѣ стояла на самомъ кончикѣ носка, а другую ногу выше головы подняла кверху. Это было нехорошо, и дѣтямъ стало жалко этой дѣвочки.

— Который театръ, мамаша? — спросилъ Николинька.

— Этотъ самый, — отвѣчала мамаша, въ трубку глядя на дѣвочку и указывая на нее.

Дѣти стали смотрѣть туда; дѣвочка прыгала, вертѣлась, и другія прыгали и танцовали съ ней, и ничего не было смѣшнаго. Правда, сзади дѣвочки было сдѣлано точно море и мѣсяцъ, это было хорошо.

— Неужели это настоящія дѣвочки? — спросила Лизанька, которой было страшно отчего-то и хотѣлось плакать.

— Разумѣется, настоящiя! — отвѣчала Варинька, — посмотри, какъ она ходитъ; какъ туда зайдетъ за эти перегородки, очень видно, что настоящія.

Лизанька обидѣлась.

— Которыя съ нами рядомъ сидятъ, я вижу, что настоящія, a тѣ — я не знаю.

Но и Варинькѣ было веселѣй смотрѣть на ложи и на люстру и особенно на сосѣдку дѣвочку и мальчика, чѣмъ на самый театръ. Маленькіе сосѣди тоже смотрѣли на нихъ, a старшіе все заставляли смотрѣть на танцовщицъ. Было смѣшно только, когда вдругъ всѣ начинали бить въ ладоши, да еще передъ самымъ концомъ было хорошо и смѣшно, когда на сцену пришло много людей съ алебардами, стали бить другъ друга, сдѣлался пожаръ, и одинъ провалился, только жалко — тутъ-то и закрылась занавѣсъ. —

Сосѣдніе дѣти встали и вышли изъ ложи съ офицеромъ, который былъ съ ними.

— Какъ жарко! — сказала мамаша и тоже вышла съ дѣтьми въ коридоръ и стала ходить. Лизанька держалась за нее, чтобы не потеряться, другіе ходили сами. Офицеръ съ волшебными дѣтьми тоже ходилъ. Встрѣчаясь, дѣти смотрѣли другъ на друга и смотрѣли такъ пристально, что ничего не видали подъ ногами, и Лизанька такъ заглядѣлась, что спотыкнулась и упала. Но она не заплакала, a покраснѣла и засмѣялась. И наши дѣти, и волшебныя дѣти захохотали. Волшебныя дѣти еще показались лучше, когда смѣялись.

— Такія хорошенькія, веселыя, особенно дѣвочка, — думалъ Николинька. — Особенно мальчикъ, — думали Лизанька и Варинька. — Quels charmants enfan[t]s! [183] проговорила мамаша гувернанткѣ, но такъ, чтобы офицеръ и дѣти слышали. В душѣ жъ она думала: хороши дѣти, но мои лучше. Дѣтей очень испугало и удивило то, что рѣшилась сказать мамаша; однако она это хорошо сказала. Отойдя на другой конецъ коридора, офицеръ тоже самое сказалъ своимъ дѣтямъ.

— Ну, подите познакомьтесь съ ними, — сказалъ онъ имъ.

— Поди сам, коли тебѣ хочется, — сказал онъ имъ.

— Что же, я пойду, — сказалъ мальчикъ, глядя вверхъ на офицера. — Только что сказать имъ?

— Спроси, не ушиблась ли эта дѣвочка.

— Хорошо, я скажу! — рѣшительно сказалъ мальчикъ.

— И я скажу, — сказала дѣвочка, и они пошли имъ навстрѣчу.

Мальчикъ все смотрѣлъ на дѣвочку, которая упала, пріостановился около нее, открылъ было ротъ, но не рѣшился и весь покраснѣлъ — и лицо и шея; скрыпя новыми сапожками, побѣжалъ къ своимъ и схватилъ офицера за руку.

— Острамился, — сказалъ офицеръ.

Съ другаго конца опять сошлись дѣти. Мальчикъ остановился противъ Лизаньки, и она остановилась.

— Какъ васъ зовутъ? — спросила она.

— Саша!

— Ахъ, Саша! — сказали и Николинька, и Варинька, и Лизанька, и всѣ засмѣялись.

— Мы играемъ въ Сашу, — сказалъ Николинька.

— А мы играемъ въ воланы, — сказала волшебная дѣвочка.

— Вы въ первый разъ въ театрѣ? — спросила Варинька.

— Нѣтъ, мы видѣли «Корсара», и въ циркѣ два раза были: тамъ клауны, и «Волшебную флейту» видѣли и послѣ завтра съ бабушкой поѣдемъ. —

Варинькѣ сдѣлалось стыдно.

— «Волшебная флейта» хорошо, должно быть.

— Нѣтъ, Циркъ лучше всего, всего!

— А вы говорите пофранцузски?

— Говоримъ, и понѣмецки говоримъ, и поаглицки учимся.

— А васъ какъ зовутъ?

Ужъ по коридору меньше стало ходить народу, мамаша ушла въ ложу, и музыка заиграла, a дѣти все разговаривали. —

— Ну, вотъ и познакомились, теперь пойдемте въ ложу, — сказала гувернантка.

— Проститесь, поцѣлуйтесь, — сказалъ офицеръ, улыбаясь.

Дѣти стали цѣловаться. Только Варинька не успѣла поцѣловаться съ волшебнымъ мальчикомъ, и ей это было досадно. Въ ложѣ опять дѣти смотрѣли больше другъ на друга, чѣмъ на балетъ, и улыбались, какъ знакомые.

Только скучно было, что гувернантка все сердилась, что измяли платья. Что за дѣло, ужъ пріѣхали.

Во второмъ антрактѣ дѣти опять сошлись и, схватившись за руки, все ходили вмѣстѣ и все разсказали другъ другу. Офицеръ купилъ имъ винограду, и они испачкали всѣ перчатки, все ѣли.

— <А мы съ вами забыли поцѣловаться, — сказалъ мальчикъ, и они прожевали, выплюнули шелуху и поцѣловались.>

— Когда же мы увидимся еще? — спросила Варинька.

— Можетъ быть, въ театрѣ, — сказалъ мальчикъ, — а вы къ намъ не можете развѣ ѣздить?

— Нѣтъ, можемъ, ежели мамаша захочетъ, а когда будемъ большіе, тогда ужъ все будемъ дѣлать, что хотимъ, будемъ ѣздить къ вамъ.

— Нѣтъ, къ намъ лучше, у насъ зала большая.

— А знаете, меня нашъ знакомый училъ, какъ большимъ сдѣлаться. Только я не могъ. Надо вырвать свой волосокъ, привязать себѣ на ночь вокругъ шеи или такъ положить, и ежели онъ до утра не соскочитъ, то большой будешь.

Очень было весело. Такъ было весело, какъ никогда не было весело.

— Мы будемъ всегда друзья? — сказалъ мальчикъ Варинькѣ, когда они уходили.

— Всегда, — отвѣчала Варинька.

И тоже самое Николинька сказалъ волшебной дѣвочкѣ.

И Лизанька тоже сказала дѣвочкѣ.

— Всѣ, всѣ всегда будемъ друзья! — чтобы сократить дѣло, сказалъ Саша, и всѣ остались очень довольны. —

Послѣ театра дядя пришелъ пить чай съ мамашей, a дѣти разсказывали ему и нянѣ все, что они видѣли, и больше разсказывали про дѣтей, чѣмъ про театръ. — Мамашѣ нездоровилось, и она устала и соскучилась въ театрѣ.

— И чтожъ, хороши дѣти были? — спросилъ дядя у Лизаньки.

— Очень хороши, — отвѣтила она.

— И вы подружились?

— Очень подружились.

— И тебя полюбили?

— Д-д-да!

— Даромъ что безъ зубъ?

— И безъ зубъ полюбить можно.

— Разумѣется, можно и безъ зубъ, — подтвердила Варинька.

— Они всѣ тамъ влюбились, — сказала гувернантка.

— Да, я влюбилась! — сказала Варинька и замялась.

— Ахъ ты моя прелесть! — сказала мамаша.

Варинька удивилась, что ее за что-то хвалятъ.

— Хочешь выйти за него замужъ?

— Хочу, — сказала она.

— Коли бы ты была большая, то можно бы было, — сказала Лизанька, — а теперь нельзя.

— Разумѣется, нельзя. Однако идите спать, дѣти.

Дѣти перекрестили мать, и она ихъ перекрестила, поцѣловались со всѣми, кто только былъ въ комнатѣ, и побѣжали наверхъ. Покуда они снимали платья и панталоны и покуда молились Богу, они все думали и говорили о волшебныхъ дѣтяхъ. И долго няня еще не могла ихъ угомонить, они все переговаривались изъ своихъ кроватокъ. Наконецъ они затихли, няня поправила лампадку и вышла изъ комнаты.

— Николинька! — сказала Варинька въ полусвѣтѣ лампадки въ спущенной съ плечъ рубашечкѣ, высовы[ва]я изъ-подъ полога свою головку. —

Николинька вскочилъ на колѣни.

— А я хочу видѣть во снѣ Сашу.

— А я Машу, — сказалъ Николинька.

— А я всѣхъ двухъ, — пропищала Лизанька.

— Вотъ я пойду мамашѣ скажу, — послышался голосъ няни изъ-за двери.

Дѣти притихли.

— Лучше всѣхъ, всѣхъ! — себѣ въ подушку проговорила Варинька.

Ей такъ видѣлся Саша съ своими черными курчавыми волосами и веселымъ смѣхомъ.