Три страны света

– Мальчик! – кричит старичок.

Является мальчик.

– Позови Максима.

Приходит Максим – человек среднего роста, лет сорока, в белой куртке и белом фартуке. Он низко кланяется и робко стоит в дверях.

– Ты что такое? – спрашивает его старичок.

Максим молчит.

– У тебя есть язык?

Молчание.

– Да говори же: есть у тебя язык?

– Как же сударь, как же! – отвечает с пугливой поспешностью Максим.

– Покажи!

Максим плотнее сжимает губы.

– Ну!

Максим нерешительно переминается.

– Мальчик! – кричит старичок.

Является мальчик.

– Скажи ему, чтоб он показал язык.

– Ну, покажи язык! – говорит повару мальчик.

После долгой нерешительности повар с крайней застенчивостью неловко высовывает язык.

– Отчего же ты молчишь? – спрашивает старичок.

Максим молчит.

– Что, ты глух?

– Нет-с.

– Что ж, у тебя пенька в ушах, что ли? Мальчик! вынь ему пеньку из ушей.

– Ну, говори! – говорит мальчик повару.

Повар молчит.

– Ты что такое? – спрашивает его старичок.

На лице молчаливого повара выражается мучительное недоумение.

– Ты будешь мне сегодня отвечать?

Максим издает губами неопределенный звук.

– Я тебя спрашиваю! ты что такое: кузнец, плотник, слесарь…

– Повар, судырь, повар, – с радостной поспешностью отвечает Максим.

Мальчик уходит.

– Ты изготовил сегодня все, как я тебе приказывал?

На лице Максима выражается беспокойство.

– Все, – отвечает он почти шепотом.

– Ты что сегодня готовил?

– Суп, холодное…

Максим запинается.

– Ну?

– Соус, – быстро и глухо произносит Максим и тот час же прибавляет: – жаркое, пирожное…

– Стой, стой… зачастил!.. соус?

– Соус, – робко отвечает Максим.

– С чем?

Максим молчит.

– Говори!

– С красной подливкой… жаркое-с…

– Да нет! ты постой! с чем соус?

– С красной подливкой.

– А еще с чем… ни с чем больше… а?

– Ни с чем, судырь, ни с чем! – отвечает обрадованный Максим.

– А грибов в соусе не было?

Максим бледнеет и молчит.

– Не было грибов?

Максим издает неопределенный звук.

– Ну?..

– Немножко, судырь… так… только для духу, – отвечает дрожащим голосом повар.

– Немножко?.. Ты что такое?

– Повар, судырь.

– Чей?

– Вашей милости.

– Ты должен меня слушаться?

– Как же, судырь, как же.

– Я тебе что приказывал?

Молчание.

– Говори: приказывал я тебе класть в кушанье грибы?

– Нет, судырь.

– Зачем же ты положил их?

Максим молчит.

– Ну, говори: зачем? А?..

– Да я так… немножко… я думал… только…

– Стой! что ты думал?

Максим молчит.

– Что ты думал? – повторяет старичок.

– Да я, судырь, думал, – отвечает Максим, – что он вкуснее будет.

– Вкуснее! прошу покорно, вкуснее будет!.. Ему и дела нет, что барин нездоров… Он рад мухоморами накормить… валит грибы очертя голову, а тут хоть умирай… Знаешь ли, что ты со мной наделал?

– Не могу знать-с, – отвечает повар.

– Мальчик!

Является мальчик.

– Подведи его сюда!

Мальчик подводит повара к столу.

– Видишь? – говорит старичок и показывает повару язык.

– Вижу-с.

– Белый?

– Белый-с.

– Как снег?

– Как снег.

– Что мне с тобой сделать? – спрашивает старичок.

Максим молчит.

– А?

– Не знаю, судырь.

– Как думаешь?

– Не знаю-с.

Долгое молчание.

– Ступай! – говорит старичок, – да положи у меня еще раз грибов!!!

Максим поспешно уходит.

– Мальчик! – кричит старичок.

Входит мальчик.

– Который час?

– Половина осьмого, – докладывает мальчик.

– Ух! – говорит старичок и с отчаянием опускает голову на подушку.

Тишина. Старичок снова начинает себя ощупывать, повторяя: "Отравил! совсем отравил, разбойник! и желудок тяжел, и под ложечкой колет… уж не принять ли пилюль? не поставить ли мушку?.."

– Мальчик!

Является мальчик.

– Энгалычева подай!

Мальчик приносит несколько старых книг в серо-синей бумажной обертке.

– Очки!

Надев очки, старичок читает. По мере чтения лицо его делается беспокойнее. Наконец в волнении он начинает читать вслух:

– "При ощущении тяжести в животе, урчании…"

Старичок прислушивается к своему животу. "Урчит! урчит!" – восклицает он с ужасом и продолжает читать:

– "…боли под ложечкой, нечистоты языка, позыву к отрыжке…"

Старичок насильственно рыгает. "Так, и отрыжка есть!" – говорит он.

– "нервической зевоте…"

"Ну, зевота страшная целый вечер! – восклицает пугливо старичок и потом с наслаждением зевает несколько раз сряду, приговаривая беспокойным голосом: – Вот и еще! вот и еще!.."

– "…жару в голове, биении в висках…"

Старичок пробует себе голову. "Так и есть: горяча! Ну, биения в висках, кажется, нет, – говорит он, пробуя виски. – Или есть?.. да, есть! точно, есть!.. Прошу покорно… начинается тифус, чистейший тифус… Ай да грибки! угостил!.. Не поставить ли хрену к вискам? или к ногам горчицы?.. а не то прямо не приплюснуть ли мушку на животе?.." Кричит:

– Мальчик!

Является мальчик.

– Скажи повару… нет, поди, ничего не надо.

"Лучше подожду, – говорит старичок, – пока начнется… Вот и Энгалычев пишет: не принимать решительных средств, пока болезнь совершенно не определится".

Старичок закрывает глаза и ждет. Проходит минут десять. "Начинается… или нет? – говорит он, приподнимаясь; и вся фигура его превращается в вопросительный знак, он прислушивается к своему животу, пробует себе лоб‹ виски, живот… – А, вот началось! началось! – кричит он так громко, что мальчик в прихожей вздрагивает и просыпается… – Нет, ничего, – продолжает старичок тише и спокойнее. – Лучше я чем-нибудь займусь, так оно тем временем и начнется… определится… тогда и меры приму… А чем бы заняться?.. А!.."

– Мальчик! – кричит старичок.

Является мальчик.

– Ты что делаешь?

– Ничего-с.

– Который час?

– Тридцать пять минут девятого.

– Тебе хочется спать?

– Хочется.

– И если тебя пустить, ты вот сейчас и заснешь?

– Засну-с.

– Поди вон.

Мальчик уходит. Старичок закрывает глаза и делает усилие заснуть. Но усилия его напрасны.

– Сонуля!

Является мальчик.

– Подай Удина.

Мальчик приносит книгу. Старичок берет ее и через минуту оставляет… "Вот и Удин, – говорит он, – советует не принимать решительных мер, пока болезнь не определится…", затем им овладевает неестественная зевота. Он зевает с вариациями и фиоритурами, вытягивая бесконечные: "а-а-а-а о-о-о-о у-у-у-у…"

– Мальчик!

Является мальчик.

– Который час?

– Сорок три минуты девятого.

Тишина.

– Мальчик!

Является мальчик.

– Подай станок!

Мальчик приносит небольшой токарный станок. Старичок начинает пилить и строгать. Мальчик светит, стоя перед станком. Однообразное визжанье подпилка скоро убаюкивает его. Он спит, слегка покачиваясь. Наконец рука его ослабевает и раскрывается, подсвечник с резким звоном падает на пол. Мальчик вздрагивает, спешит поймать подсвечник и опять становится на прежнее место. Старичок поднимает голову и дает ему легкий щелчок. Снова раздается однообразное визжанье подпилка. Но через минуту старичок оставляет свою работу.

– Возьми прочь.

Мальчик уносит станок.

– Ты что видел во сне? – спрашивает старичок, когда он возвращается.

Мальчик, переминаясь, молчит, но старичок, уже не спрашивает – ни есть ли у него уши и слышит ли он, ни есть ли у него язык: он уж позабыл свой вопрос.

Он снова начинает зевать глухо, протяжно, убийственно…

Так проходит минут пять.

Старичок обращается к потолку: видит серых птиц, амуров и муз с арфами; к стене: видит желтое пламя, а над ним черный ус дыма, то сокращающийся, то вырастающий почти до потолка; видит нагорелую шапку светильни, которая то черна, то вдруг покраснеет, то вместе и красна и черна… Апатия, глубокая апатия выражается на лице старичка. Он обращается к самому себе: снова прислушивается к своему желудку, ощупывает себя до последнего ногтя; заглядывает то в Энгалычева, то в Удина, требует еще медицинскую книгу, известную в доме под именем Пекина, читает… Беспокойство, заснувшее на минуту, снова с страшною силой пробуждается в нем: лицо его покрывается смертельной бледностью.