Проза о стихах

Скорее соглашусь, смиря свою отвагу,

Стихами белыми весь век чернить бумагу,

Чем слепо вклеивать в конец стихов слова,

И написав их три, из них мараю два.

Рифма не способна заменить отсутствующую мысль. Это только бездарному щелкоперу кажется, что "Где рифма налицо, смысл может быть в неявке!"

Послание "К Жуковскому" имеет подзаголовок - "Подражание сатире II Депрео". В самом деле, Вяземский в этом стихотворении развивает эстетические идеи Буало-Депрео, которые, как мы помним, отчетливее всего формулированы в трактате "Поэтическое искусство"; взаимоотношения между Смыслом (или Разумом) и Рифмой просты:

Он - властелин ее, она - его раба.

Жуковский не ответил Вяземскому. Но в стихотворном "Письме к А.Л.Нарышкину" (1820), написанному вскоре после послания Вяземского, он шутливо высказал свои мысли о рифме. Обер-гофмаршала Нарышкина Жуковский просил о хорошо отапливаемой даче в Петергофе и между прочим писал:

Итак, прошу вас о квартире,

Такой, чтоб мог я в ней порой

Непростуженною рукой

Не по студеной бегать лире!

Рифма "квартира - лира" смелая - ее можно было допустить только в шуточном послании. Письмо Нарышкину кончалось строками:

Нельзя ль найти мне уголок

(Но не забыв про камелек)

В волшебном вашем Монплезире?

Признаться, вспомнишь лишь о нем,

Душа наполнится огнем,

И руки сами рвутся к лире.

Через некоторое время Жуковский снова написал Нарышкину, на этот раз озаглавив свое письмо "Объяснение"; он передумал, о чем и извещал обергофмаршала:

Когда без смысла к Монплезиру

Я рифмою поставил лиру,

Тогда сиял прекрасный день

На небе голубом и знойном,

И мысль мою пленила тень

На взморье светлом и спокойном.

Но всем известно уж давно,

Что смысл и рифма не одно

И я тому примером снова.

Мне с неба пасмурно-сырого Рассудок мокрый доказал, Что Монплезир приют прекрасный, Но только в день сухой и ясный...

Значит, соединение слов в рифме "Монплезира - лира" обманчиво: соединяются они только на бумаге, потому что в дождливую и холодную погоду в павильоне "Монплезир" жить и писать стихи нельзя. Жуковский шутливо, но и вполне здраво напоминает о старой формуле Буало, разработанной Вяземским в его недавнем послании к нему:

...всем известно уж давно,

Что смысл и рифма не одно.

"Парадокс рифмы"

Послание Вяземского "К В.А.Жуковскому" привлекло внимание Пушкина; прочитав его в "Сыне Отечества", Пушкин воздал ему должное. В своем кишиневском дневнике (3 апреля 1821) он записал: "Читал сегодня послание князя Вяземского Жуковскому. Смелость, сила, ум и резкость..." (Правда, далее Пушкин с досадой отмечает: "...но что за звуки! Кому был Феб из русских ласков - неожиданная рифма Херасков не примиряет меня с такой какофонией".*) В 1821 году Пушкин мог, видимо, согласиться с Вяземским, а также с Буало, чьи мысли развивает Вяземский в этом послании. Но прошло всего несколько лет, и Пушкин изменился. Не спорит ли он с Буало, не пересматривает ли своей восхищенной оценки послания Вяземского, когда в стихотворении "Рифма, звучная подруга..." (напомним: 1828 год) указывает на две формы рифмы? И ведь обе теперь для Пушкина, видимо, равноправны.

______________

* А.С.Пушкин. Собр. соч. в 10 т., т. VIII. М.-Л., Изд-во АН

СССР, 1949, с. 17.

В первом случае рифма "За мечтой моей бежала, / Как послушное дитя"; значит, подчинялась мечте, мысли, была ее рабой - рабой разума. Во втором же случае рифма "с нею спорила шутя",- спорила с мыслью, была "свободна и ревнива, / Своенравна и ленива"; значит, была сама по себе и, споря с мечтой, ее подчиняла себе. В следующей строфе Пушкин признается, что не только управлял рифмой в угоду своим замыслам, но и ей, рифме, покорялся, шел на поводу у звуков, ставя их порой выше мысли:

Но с тобой не расставался,

Сколько раз повиновался

Резвым прихотям твоим.

Как любовник добродушный,

Снисходительно послушный,

Был я мучим и любим.

Трудно, почти невозможно определить в поэзии Пушкина те места, где рифма шла впереди мысли и где ее "резвая прихоть" определила ход стихотворения. Сам он о своем творчестве писал не раз и всегда утверждал, что звуки и слова беспрекословно повиновались его воле:

Какой-то демон обладал

Моими играми, досугом;

За мной повсюду он летал,

Мне звуки дивные шептал,

И тяжким, пламенным недугом

Была полна моя глава;

В ней грезы чудные рождались;

В размеры стройные стекались

Мои послушные слова

И звонкой рифмой замыкались.

("Разговор книгопродавца с поэтом", 1824)

Или, в гораздо более позднем стихотворении:

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут...

("Осень", 1833)

Рифмы - навстречу мысли. Но возможен и противоположный случай: мысли навстречу рифме. Ибо не только рифма "за мечтой моей бежала, как послушное дитя", но и поэт был для нее "любовник добродушный, снисходительно послушный..."

Пушкин был не одинок,- его современник, писатель и теоретик литературы Н.Ф.Остолопов, перечисляя разные достоинства рифмы, высказал сходную мысль весьма категорично: "... [рифма] производит иногда нечаянные, разительные мысли, которые автору не могли даже представиться при расположении его сочинения. В сем можно удостовериться, рассматривая произведения лучших писателей".* Другой современник Пушкина, его друг Вильгельм Кюхельбекер писал в статье, озаглавленной "Поэзия и проза" (1835-1836) и предназначавшейся для пушкинского журнала "Современник" (ее не пропустило Третье отделение): "...рифма очень часто внушала мне новые, неожиданные мысли, такие, которые бы мне не пришли и на ум, если бы я писал прозою".**

______________

* Н.Остолопов. Словарь древней и новой поэзии, ч. III. СПб.,

1821, с. 24.

** Литературное наследство, т. 59. М., 1954, с. 392.

Это - второе направление: поэт, "любовник добродушный, снисходительно послушный", идет следом за звуком, за рифмой. С развитием поэзии оно усилилось: звук стал важнее, он стал все более подчинять себе сюжет стихов. М.Цветаева это имела в виду, когда утверждала:

Поэт - издалека заводит речь; Поэта - далеко заводит речь.

Тонкий и глубокий исследователь художественного слова А.В.Чичерин обобщает опыт новой поэзии, когда пишет о рифме: "...весьма значительна и ее роль в движении поэтической мысли. Рифма распахивает неожиданные двери, обновляет, обогащает жизнь образа". Далее А.В.Чичерин поясняет свою точку зрения очень ярким сравнением: "Как в шахматах сопротивление противника, нарушающее прямолинейные планы игрока, порождает в конечном счете всю оригинальность и всю силу игры, так "искание рифмы", осложняя поэтический труд, в то же время сталкивает с пути слишком прямолинейного и ведет к непредвиденным открытиям... При восприятии стиха рифма не только образует отчеканенную звуковую форму, не только вмещает энергию наиболее ударных слов, но и расширяет смысловые связи, не стесняет, а, напротив, делает более вольным движение идеи".*

______________

* А.В.Чичерин. Идеи и стиль. М., "Советский писатель", 1968, с.

63-64.

Замечательный парадокс: стеснение ведет к вольности, затрудненность - к открытиям, формальное техническое препятствие - к обновлению смысла, к игре мысли, а в целом - к более сложному содержанию. Этот "парадокс рифмы" предсказал Пушкин; ведь именно он начертал для рифмы два пути, которые и стали путями ее дальнейшего движения в русской поэзии. В первом случае рифма удовлетворяла ожидание, во втором нарушала его. Поговорим о первом.

Удовлетворенное ожидание

В "Онегине" Пушкин горестно, хотя и с юмором восклицал, прощаясь с молодостью:

Мечты, мечты! где ваша сладость?

Где, вечная к ней рифма, младость?

(VI, 64)

"Вечная рифма" - так можно безошибочно определить рифму классицистов. Их стихи должны были чаровать ровной интонацией, гармонией, красотой звучания, покоем удовлетворенного ожидания. Важнейший закон, предписанный этим стихам,- "единство стиля": ненарушаемая цельность художественного впечатления. Малый словарь, отсутствие свободного выбора слов, а значит и ритма, невольная или вольная их привычность чуть ли не до стандарта - таковы черты этой поэзии. "Сладость" неминуемо влечет за собой "младость", да еще "радость". У молодого Пушкина: