Том 14. Письма 1848-1852

На днях буду писать к вам, может быть, больше и обстоятельней, а особливо если получу что-нибудь от вас.

Шевыреву С. П., 10 июля 1850

Я прибыл в деревню матушки довольно благополучно и спешу к тебе написать несколько строчек, добрый друг. Зейдлицкие порошки получил, хотя слуга твой не догадался заключить их в деревянный ящик, без чего всё, как известно, на почте истирается в прах, что случилось и с ними. Впрочем, покуда, слава богу, нет в них надобности. Недели через две после этого письма предстанет к тебе племянник мой Трушковский. Он, узнав, как теперь трудно приютиться , желает идти по восточным языкам и ехать в Казань. Поэтому прошу тебя убедительно снабдить его письмами к тамошним профессорам. Если [433] кто-нибудь из московских в сношении с ними, то проси его. Может быть, Погодин замолвит также от себя. Словом, употреби свою обычную благодетельную доброту к открытию ему пути и не оставь в то же время напутственным своим совет<ом>, как ему быть в студентском бытии. С ним напишу тебе больше, а теперь обнимаю тебя заочно всею силою души.

Твой весь Н. Г.

Софии Борисовне душевный братский поклон. Всех целую заочно.

Григорову П. А., 18 июля 1850

Ваша близкая к небесам пустыня и радушный прием ваш оставили в душе моей самое благодатное воспоминанье. Окажите, почтеннейший и добрейший отец Петр , такое же расположение и к подателю письма сего, юноше, слава богу, еще самых добрых наклонностей, племяннику моему, едущему оканчивать ученье свое по части восточных языков в Казанский университет, Николаю Павл<овичу> Трушковскому. Покажите ему всё в вашей обители. Мне бы хотелось, чтобы она и в нем оставила самое благодатное воспоминанье, чтобы он помнил, что есть берег, куда можно пристать и быть безопасну от самых сильных кораблекрушений. Передайте от меня радушный поклон всей братии, начиная с достойнейшего отца игумена, и попросите молиться их всех о мне.

Весь ваш Н. Гоголь.

Прилагаю при сем 10 р. серебром на молебствие о благополучном моем путешествии и о благополучном окончании сочинения моего, на истинную пользу другим и на спасенье собственной души моей. Об этом попрошу вас попросить всех преуспевших в молитвах и в особенности отца игумена.

Смирновой А. О., 18 июля 1850

Посылаю вам всё, что мог придумать. Письмо это доставит вам племянник мой Трушковский, юноша, едущий в Казанский университет продолжать там свое учение по факультету восточных языков. Дело вот в чем: я нахожусь в каком-то нравственном бессилии. Пробовал писать к наследнику, но так стало совестно всё просить и просить, всё забирать вперед, не сделавши ничего, что перо не поднялось. Писать официальную просьбу к министру о пашпорте с присоединением свидетельства от врачебной управы мне неприлично : я человек не служащий и этим формам не подлежу. Притом же я в России все-таки известнее какого-нибудь инспектора врачебной управы, которого подкупное свидетельство большему подвержено сомнению, чем мое собственное. Дело в том, что так как уже самое положение мое несколько необыкновенно и не похоже на положенье других людей, то и поступить я должен несколько необыкновенно. Я написал письмо к министру внутр<енних> дел . Если же найдете его более приличным министру просвещения , то пусть оно будет к министру просвещения. Если ж Орлову , то пусть будет к Орлову. Я выставил только сиятельство. Они все трое сиятельные. Если ж никому нейдет оно в особенности, то дайте каждому из них по копии, сказавши, что Гоголь, совершенно не зная, к кому из них обратиться, по причине несколько необыкновенной своей просьбы, выходящей из предела установленных порядков, заботился только о том, чтобы изложить обстоятельно и откровенно свое положение, в уверенности, что они как истинно благородной души люди, [434] любящие добро земли своей, не откажут в покровительстве тому, который также от всей души хотел бы принести ей дань и от себя по мере небольших сил своих. А, может быть, недурно будет и так: посоветовавшись прежде с гр<афом> Толст<ым> , с которым вы обо мне уже совещались (которому передайте душевный поклон), обратить это письмо к наследнику, сделавши такой приступ: «Ваше импер<аторское> высочество! Все мне присоветовали принять смелость обратиться прямо к вам и чистосердечно изъяснить свое полож<ение>», и вслед за этим всё как есть письмо, выбросивши только то, что неприлично. Я думаю, что редакцию этого [435] может по расположенью своему ко мне сделать наилучшим образом гр<аф> Т<олстой>. Я же не знаю ни полного титла, ни форменных условий пись<ма>, а что самое главное, ничего не могу написать начисто, ошибаюсь беспрестан<но>, пропускаю, не дописываю, приписываю, надписываю сверху, испорчу десть бумаги и ничего не сделаю. Я думаю, что мое дело только изобразить свое положение и сделать его очевидным другом. Остальное всё управит бог. Он, верно, внушит и вам, и Т<олстому>, и всякому другому, с кем бы вы нашли нужным обо мне посоветоваться, именно то, что нужно. Тогда я могу написать от себя небольшую вроде официальной просьбу только к министру внутр<енних> дел. Впрочем, уведомьте меня об этом двумя-тремя небольшими [436] строчками. Ваш весь

всегда вас любящий всею силою души своей

Н. Гоголь.

Шевыреву С. П., 18 июля 1850

Податель этого письма — племянник мой Николай Трушковский, о котором я уже тебе писал в прошлом письме моем. Снабди его, добрый друг, какими можешь рекомендациями и письмами к казанским профессорам по факультету восточных языков, к которым он возымел охоту. Этим ты сделаешь истинное добро, потому что юноша чистой души и самых хороших расположений. Я еще сижу в Малороссии и подымаюсь на юг не раньше, как через полтора месяца: жары невыносимые. Нет сил ни работать, ни даже лечиться; одно, что решаюсь употреблять, — это купанье. Я думаю, ты им также пользуешься. Засухи непомерны, но при всем том бог спас от полного неурожая. Чьими-то святыми молитвами вызванный дождь вдруг пошел назад тому недели полторы, продолжался всего полдня и спас весь край. Нужно жить с землей и видеть здесь на месте, как достается хлеб, чтобы выучиться хоть сколько-нибудь благодарить бога. Но боже, боже! как мало мы достойны благодеяний, как скоро привыкаешь ко всему, как склонен к неблагодарной бесчувственности бедный человек. Как нечувствительно он отдаляется, от бога даже и тогда, когда еще думает, будто с ним. О, храни нас святая сила! и тебя, и меня, и весь дом твой! Передай душевный братский поклон Софии Борисовне и обними за меня деток.