Сочинения Козьмы Пруткова

Интересно, что сами создатели Пруткова отлично знали по опыту, как нелепо-серьезно могут быть восприняты (и воспринимались, начиная отзывами о «Фантазии» [16]) его сочинения. Вряд ли случайно в одном из оригинальнейших прутковских жанров — «военных афоризмах», где тесно сплетаются самая едкая сатира на солдафонство с невероятной словесной бутадой, появляется подстрочный комментатор—командир полка. Это поистине один из сильнейших сатирических образов Пруткова, достойный стать в один ряд с образом самого директора Пробирной Палатки, что сочинил «Проект: о введении единомыслия в России». Вот уж подлинно олицетворение тупости.

Полковник сразу же начинает серьезничать. Он читает: «Проходя город Кострому, заезжай справа по одному» и примечает: «Это можно отнести и к другим городам. Видна односторонность». Недоумение критика растет все более: «Чтобы полковнику служба везла, он должен держать полкового козла». Впрочем, в том, что полковник и полковой козел поставлены рядом, причем служебное благополучие первого предопределено присутствием второго, заключена известная двусмысленность и проблескивает издевка. Но где уж чинуше, взявшемуся за перо критика, понять то, что говорил Гоголь о русском уме! И он начинает раздражаться: «В этом нет никакого смысла. К чему тут козел?» Казалось бы, явно дразнит тупицу двадцать восьмой афоризм, построенный на рифме: «сорокам — сроком», но тот не унимается: «Опять нет смысла. Сороки не служат». Предположение о скопце, командующем штабом, вызывает почти беспомощное: «Когда же это бывает?»

В примечаниях полковника сквозит, однако, не только достойная жалости умственная невинность. Замечая, что в сочинении офицера Фаддея Пруткова не упоминается о службе «престол-отечеству», что в них есть «неприличный намек на маневры» и т.п., критик делает косвенный политический донос,— на всякий случай, как бы чего не вышло, отдаленно перекликаясь с будущим чеховским Беликовым. В свете такой невольной переклички образ «мысли» критика-ретрограда приобретает немалую актуальность. До сих пор еще не перевелась порода людей, которые, надежно огородившись частоколом соответствующих проверенных цитат, видят «односторонность», чуть ли не преступность во всякой попытке мысли выйти за пределы общих мест, за пределы самоочевидного. Можно представить себе недоумение и страх подобного фельдфебеля, назначенного в Вольтеры (говоря известными грибоедовскими словами), когда он, зная, что в пьесе должна быть и завязка, и развязка, и многое другое, читает прутковские пьесы и отчаивается: при чем тут турка? Когда же это бывает? Такой критик даже автора «Медного всадника» обвинил бы в мистике за «тяжело-звонкое скаканье» (ибо «когда же это бывает?»), если бы этим автором был не Пушкин.

Если «Проект...», сочиненный чиновником К. П. Прутковым, являет собою открытую сатиру на охранительство и особых разъяснений не требует, то «Военные афоризмы» или «Торжество добродетели» — произведения более сложного рода.

Так, последнее — великолепная сатира на обстановку всеобщей слежки и подозрительности в деспотическом государстве, которое, «наслаждаясь либеральными политическими учреждениями, повинуется вместе с тем малейшему указанию власти». В обычную схему комедии о борьбе за «местечко» с взаимными подножками и пр. авторы вводят агента «министерства народного подозрения», который, «целуя взасос» очередную жертву, с беспредельным сладострастьем «вписывает» ее в специальный реестр: «Я в настоящее время знаю очень немногих благонадежных,— остальные почти все у нас вписаны. Скоро придется вписать и последних». Политически казнив своих «друзей», полковник Биенинтенсионне — весь умиление: «Друзья мои! Позвольте утереть слезу сострадания и расцеловать вас! (Утирает слезу сострадания...)» и т. д.

Но Прутков есть Прутков: только читатель настроился на восприятие «всамделишной» сатиры, как вдруг министр вторично требует экипаж: «Карету, как сказано выше!..» Актуальная сатира, и подтрунивание над чересчур облегченным «легким» жанром, и просто избыточная жизнерадостная «бойкость» — все это в неразложимом сплаве придает фарсу о «министре плодородия», как и многим другим характерным вещам Пруткова, неповторимый отпечаток.

Козьма Прутков требует от читателя особого настроения. В известном смысле, он — обманщик: его лицо обещает гораздо менее того, что может дать его книга. Поэтому, вознамерившись просто развлечься, посмеяться над «казенностью» и т.п., можно закрыть эту книгу с разочарованием. Только помня о том, что Прутков глубже и значительнее плоского «обличительства», можно ощутить его собственное значение в многообразии русской литературы.

В. Сквозников

Примечания:

[1] Братья Алексей (1821—1908), Владимир (1830—1884) и Александр (1826—1896) Михайловичи Жемчужниковы и их двоюродный брат поэт Алексей Константинович Толстой (1817—1875).

[2] См., напр., рецензию в журнале «Неделя», 1884, № 9, с. 313—315.

[3] Об этом издевательски писал М. Филиппов, издатель журнала «Век», один из похитителей имени К. Пруткова (см. «Век», 1883, апрель, VI отдел, с. 75-76).

[4] Неоднократно высказанное мнение П. Н. Беркова, напр., в кн.: Козьма   Прутков.  Полн. собр. соч. М.—Л., «Academia», 1933, с. 591.

[5] См. сопроводительные редакционные заметки к сериям «Пух и перья» (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 6. М., ГИХЛ, 1939, с. 128 и 156).

[6] Полное собрание сочинений  Козьмы Пруткова. Л., «Советский   писатель», 1949, с. XXVI и XL.

[7] Ф.   М.  Достоевский,  Полн. собр. худож. произведений, т. XI. М.-Л., ГИЗ,1929, с. 71.

[8] Механизм» пародий на стихи поэтов «чистого искусства» прослежен в кн.:  П.Н.    Берков. Козьма Прутков, директор Пробирной Палатки и поэт. Л., Изд-во АН СССР, 1933, с. 173—177.

[9] Жан де Лабрюйер. Характеры, или Нравы нынешнего века. М.—Л., «Художественная литература», 1964, с. 239.

[10] Статья Вл. Соловьева. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза — И. А. Эфрона, т. 25а. СПб., 1898, стлб. 634,

[11]  Н. В. Гоголь.  Собр. соч. в 6-ти томах, т. 5. М.,   Гослитиздат,   1959, с. 113, 114.

[12] Император Павел Первый, историко-биографический очерк Н. К. Шильдера. СПб., 1901, с. 130. (Письмо наследника Павла Н. И. Панину.)

[13]  Н. Котляревский.   Старинные портреты. СПб,  1907, с. 388.

[14] Обратим внимание на эпиграфы ко всем трем разделам «Полного собрания сочинений К. Пруткова».

[15] Так, «оттолкнувшись» от цитаты из стихотворения Лермонтова, князь Батог-Батыев отправляется странствовать на Восток,— «а сзади, как вы сами можете себе представить, синеет гнилой Запад!», и наконец, он забирается в такую «самую восточную страну», где и спереди восток, и с боков восток, и сзади восток,— «короче: везде и повсюду один нескончаемый восток!».

[16] Они собраны в кн.: П. Н. Берков. Козьма Прутков, директор Пробирной Палатки и поэт. Л., Изд-во АН СССР, 1933, с. 47—50.

Досуги и пух и перья

Daunen und Federn

Читатель, вот мои «Досуги»... Суди беспристрастно! Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неконченого (d'inacheve)! Издаю пока отрывок. Ты спросишь: зачем? Отвечаю: я хочу славы. Слава тешит человека. Слава, говорят, «дым»; это неправда. Я этому не верю!

Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже!.. Суди, говорю, сам, да суди беспристрастно! Я ищу справедливости; снисхожденья не надо; я не прошу снисхожденья!..

Читатель, до свиданья! Коли эти сочинения понравятся, прочтешь и другие. Запас у меня велик, материалов много; нужен только зодчий, нужен архитектор; я хороший архитектор!