Проделки на Кавказе

Вот картина офицеров, командируемых ежегодно на Кавказ: много, очець много из них уезжают, заслужив ис­креннюю дружбу и уважение бывших кавказских товари­щей, несмотря что зависть должна бы сильно располагать против них этих последних. Честь кавказским офицерам, чуждым зависти! Честь и приезжим, успевшим в короткое время приобрести любовь и уважение товарищей, вопреки такому неблагоприятному положению!

Оба брата Пустогородовы уселись около князя Галицкого и майора Льва; против них находился в глубоком размышлении офицер, окончивший свой год: это был один из самых ревностных зоилов. В половине обеда, обращаясь к капитану Пустогородову, он спросил:

— Где вы служите?

— Я прикомандирован к линейным казакам.

— Славное войско! Ничего лучшего нельзя вообразить!.. Им не знают настоящей цены.

— Да, прекрасное войско! Приятно в нем служить; впрочем, все войска нашего корпуса; расположенные по Кавказской линии, отличны в бою.

— Извините, капитан! Я сам приехал сюда восхищен­ный от одних слухов и думал увидеть чудеса, но, будучи прикомандирован к пехоте, совершенно разочаровался: солдаты не выправлены и, когда придут среди дела в рас­стройство, тогда все кончено: не приведешь их в порядок!

— Не знаю, что могло вам дать такое невыгодное по­нятие,— отвечал Пустогородов,—я давно уже на Кавказе и убежден, что наш солдат соединяет в себе все достоин­ства воина, что же касается до установления порядка сре­ди огня, то обязанность начальника не допускать войска приходить в расстройство. Если, однако ж, это несчастье случится, сознаюсь, трудно ему помочь. Для этого нужна большая опытность и знание дела; впрочем, и это достига­лось в наших войсках.

— Помилуйте, я сам командовал ротою в Чечне!.. Неприятель отрезал наш батальон и окружил его со всех сторон; ничего нельзя было сделать с солдатом. Полковой командир сам схватил ружье и кинулся; но солдаты мя­лись.

— Да, я никогда не забуду этого дела!—заметил дру­гой прикомандированный офицер.— Меня послали к отряд­ному начальнику просить секурса; я еще теперь не пони­маю, как мог доехать: неприятельские пули сыпались градом около меня, но ни одна не попала; я доехал благо­получно.

— Когда это?—спросил майор Лев.

Офицер назвал число и месяц.

— Помилуйте,— возразил майор Лев, качая головою,— Адъютант Чеплавкин, приехавший делать экспедицию, при­скакал ко мне бледный, без шапки, выронив стремена, держась руками за седло и, картавя, сказал генералу, что всё пропало. «И ваша фуражка»,— отвечал ему с пренеб­режением отрядный начальник. «Вот там»,— говорил адъ­ютант, не зная сам, что и указывая в сторону. «Пони­маю— возразил генерал. Потом обратясь ко мне, он приказал ехать, взглянуть, что там делалось и в самом ли деле нужно отвести секурс от начальника колонны. Я это исполнил, но вас не видал.

— Не спорьте, майор Лев,— сказал князь Галицкий.— Господин офицер действительно приехал к отрядному на­чальнику, когда вы были уже посланы, и рассказал, как должно, о случившемся в батальоне. От него мы и узнали, что перепуганный адъютант не доехал до них; услышав перестрелку, он счел за более верное возвратиться назад. После того во всю экспедицию генерал не посылал его ни­куда.

— Скажите, майор Лев, что это было за дело,— спро­сил Александр.

— Э, пустое!..—отвечал майор,—Терпеть не могу го­ворить об этих делах... так они мне надоели. Просто ба­тальон, шедший в арьергарде, проходя лесом, в стороне от дороги, нашел на стадо коз. Неприятеля не было видно; солдаты бросились в беспорядке разбирать животных, офи­церы смотрели на них, не останавливая; сам полковой командир забавлялся, видя, как они навьючивались этими живыми ранцами; в эту суматоху неприятель вдруг выбе­жал из лесу и, по несчастью, фельдфебелей первых убил; солдаты почти все были из рекрут; офицеров, старых кав­казцев, тоже не было; батальон в беспорядке столпился на поляне; неприятель окружил его и начал строчить* со всех сторон. Полковой командир, храбрый, но неопытный в деле, потому что прослужил век в адъютантах не сумел или не догадался устроить порядка; да, право, и некем было: офицеры были все неопытная молодежь, и пошла потеха... Батальон порядочно пощипали, вот и все.

— Так видите,— возразил Александр, обращаясь к зо­илу,— солдаты не виноваты.

Зашумели. Обед кончился, и Пустогородов прервал речь. Иные пошли играть в карты, другие в бильярд; не­которые, прохаживаясь взад и вперед, пили кофе, за сто­лом оставались немногие, занятые попойкою. В эту минуту вошел в залу человек лет за тридцать пять, невысокого роста; прическа его была всклочена, на огромном носу держались медные очки, в петлицу неоп­рятного черного фрака была вдета георгиевская ленточка; сухощавостью своей он напоминал сказку о бессмертном Кощее.

* Солдатское техническое выражение на Кавказе; значит — стрелять из ружей, нанося большой урон.

— Александр Петрович, мое почтение!—сказал во­шедший, подходя к Пустогородову и протягивая ему руку.

— Здравствуйте, господин Забулдыгин!— отвечал ка­питан.— Что вы здесь делаете?

— Я только что приехал, все в карты играл: обыграл вот этих молодцов.

Тут Забулдыгин указал на целый рой офицеров разных полков, задумчиво ходивших по зале. Со вчерашнего дня они не брились, не чесались и не мылись, а это придава­ло им преразвратный вид. Наконец все они уселись с Забулдыгиным обедать. Вскоре среди них возник ужасный шум. Пустогородовы удалились в бильярдную, где шли толки о Забулдыгине; почти все уверяли, что он фальшивый игрок: это нисколько не занимало Александра. Увидев майора Льва в буфете, он пошел к нему. Майор рассмат­ривал очень внимательно какой-то счет и вдруг восклик­нул:

— За гречневую кашу три рубля с полтиною? Слыха­но ли это?

Тщетно доказывали ему, что с этою кашею он взял два кружка сливочного масла, которое очень дорого; но он ничему не хотел внять, бранился, требовал содержателя гостиницы. Предстал Неотаки.

— Помилуй, братец, что у тебя здесь делают? Взгляни, в моем счету поставлено за кашу три рубля с полтиною... это разбой! За кого они меня принимают? И будоч­ник не съел бы каши на столько! Вот если бы они поста­вили, что я выпил вина на триста рублей, всякий бы по­верил, а кто поверит этому?

Неотаки спросил у буфетчика, как это. Майор Лев все более и более выходил из себя, называл содержателя гос­тиницы грабителем и разбойником, и прочая. Неотаки оп­равдывался, ссылался на таксу, прибитую в буфете, по ко­торой всякий волен брать или не брать; наконец уступал майору эти три рубля с полтиною, если они кажутся так оскорбительными, и просил назначить цену, какую хочет.

— Нет, я ничего не заплачу,—говорил майор Лев,—и с нынешнего дня стану проверять каждый день свой счет: не буду более верить этому трактиру. Да это не трактир, а кабак!.. И еще самый негодный.

Тут кротость и смирение Неотаки превратились в бе­шенство. Глаза его засверкали.

— Не брать ни копейки с майора по этому счету!..— сказал он, обращаясь к буфетчику,—и вперед ничего не отпускать, ни за деньги, ни без денег, а я подам жалобу, что опозорили мое полезное заведение именем каба­ка!

— Подавай, брат!—отвечал майор Лев.— Если не хо­чешь брать с меня денег —спасибо; я, пожалуй, доставлю тебе много благодарных; расскажу всем, что ты не берешь денег с тех, кто называет твою гостиницу кабаком; будь уверен, много найдется охотников...

— Воля ваша!.. Но, кажется, майору неприлично хо­дить в кабак!—возразил Неотаки, надувшись.

— Майор знает, что ему прилично; не тебе дураку учить его.

После этого забавного объяснения майор Лев и Алек­сандр пошли в залу, где присоединился к ним бильярдный герой. Тут сидел полупьяный Забулдыгин, окруженный за­купоренными бутылками шампанского. Потчуя товарищей игры, он приговаривал: «Не жмитесь, господа! Пейте про­сто, ведь на ваши же деньги я вас потчую!»

Увидев вошедших, закричал он:

— А, бильярдный герой! Здравствуй! Как давно мы не вкдались! Ну, поцелуемся!