И-е рус,олим

-- Рыба. Ха-ха. Рыба с таким именем утонула бы при первом же погружении.

Вот они -- вертикалы. Что реальные, что виртуальные. Самый зацикленный на себе биологический вид. Взяли мою тему, сорвали ее, как цветочек, затащили на свой стол и сидят теперь, нюхают. А про меня уже забыли. Значит, в этом месте о тебе забывают уже через минуту после последнего "мяу". Придется мяукать почаще:

-- Да кто же ей, дорогие, погрузиться даст? Жир же в воде плавает!

Пернатый юноша погонял кадык туда-сюда по длинной шее и продолжил с неизменным американским акцентом:

-- Изволите ошибаться. Я лично наблюдал, как эта рыба не то, чтобы тонула, а даже делала тройные кульбиты на левом коньке с полуразворотами и совсем нерыбной пластикой.

-- Это потому, дорогой,-- терпеливо объяснил я,-- что она без теста была. Тесто -- для этого и нужно -- простипом нейтрализовывать.

Пока я мяукал, головы КШ пошептались друг с другом, оттеснили голову-репродуктор, и заговорила бородатая голова Достоевского:

-- Было много мыл -- отвечаю всем сразу... Был в запое. Милые мои, пить мне противопоказано, увы... Раз начал -- и понеслась по кочкам... Разбил машину, опять чью-то рожу, опять читал стихи проституткам и совращал продавщиц в окрестных ларьках. И много всякого, что я информативно называю "типа того". А тут еще кошке вздумалось рожать. Вот, собстно, жду котяток, слушаю Армика, на улице дождь.

Ясно, КШ решил сменить тему. Поставить меня на игнор, как они это тут называли и как я откуда-то это знал. На игнор я был не согласен в принципе, поскольку эта роль -- не для меня. Меня должны замечать, потому что я заметный. И будут. Только вот почему это для меня так важно? И откуда я знаю так много об этих вертикалах и об этом месте? Все Аватары, конечно. Накачали всякой дрянью. Завязали мои ровные горизонты узлом и теперь сидят у экрана, развлекаются.

-- Дорогой! -- сказал я якобы в страшном волнении, озабоченно глядя Достоевскому в похмельные глаза.-- А масть и ник этой кошки не сообщишь?

Головы склонились на совещание. Но тут раздался топот, пронесся мимо стола в бешеном гопаке запорожец, выкрикивая:

-- А я рудисов люблю, я их вместе соберу...-- он удалялся, крича,-рудис, выползай из норы, кончай вдыхать-выдыхать, снимай с башки кулек, прочь тюбик с клеем!

Откуда-то я совершенно точно знал, что рудис -- это очкарик за столом. Нет уж, спасибо, Аватары, но мне тут удобнее быть новичком и вообще ничего не знать:

-- Ну, раз ни у кого рыбы в тесте для меня нет, то ладно, согласен. Скажите, где эта нора с рудисами?

Тут в руках у КШ появился какой-то документ. Головы озабоченно уставились в него и зашептали: "Ай-пи, ай-пи". Шептали хором и считали, что кот их не услышит? Ясно, что документ обо мне, и чем-то их информация не устраивала. Кажется, Аватары наследили. Вперед снова вылезла голова-репродуктор:

-- Аллерген! Я че-то не слышал насчет коллаборационистов? Если у вас не хватает интеллекта, то обратитесь к Евгению Медникову в Анти-Тенета, а ТЮЛЬКУ гнать здесь не надо. Здесь вам не там, между прочим.

По-видимому, я должен был испугаться. Во всяком случае, все сидевшие за столом посмотрели на меня, как на приговоренного. Но я не собирался отвечать их ожиданиям. И изобразил готовность к сотрудничеству:

-- А, ТЮЛЬКА... Ну пусть тюлька, если ничего другого тут не плавает.

Несколько огнедышащих голов хищно уставились на меня, но тут дама в кринолине, давно уже рассматривавшая в зеркале не свое отражение, а все происходящее, подплыла к столу. Самцы повскакали, придвигая к ней стулья, поднося нюхательный табак и заглядывая в глаза. Она присела, приняла изящную позу и нежным, хорошо поставленным голосом произнесла:

-- Аллерген, рыбу в тесте хорошо готовят китайцы. Только боюсь, это не простипома... или не пристипома... Как там правильно?

И тут же все взгляды смягчились, огнедышащие головы перестроились во второй ряд, а голова Достоевского с видимой неохотой ответила на мой давний вопрос:

-- Белый перс. Жаклин.

А очкарик отодвинул бутылку водки и вежливо спросил:

-- Аллерген, зачем вам нора с рудисами?

И тут, о, ужас, у КШ выросла голова с кошачьей мордой. С рыжей моей мордой! Она повернулась к очкарику и промяукала:

-- Рудис, это он наверное хочет свести счеты с жизнью, вот зачем ему нора. Хотя есть и менее жестокий и кровавый способ -- дать ссылку на личную страницу,-- тут голова другого Аллергена блудливо ухмыльнулась, наткнувшись на мой возмущенный взгляд.

Все ясно. Меня хотели поставить на место. Классифицировать. Личную страницу им подавай! Документ с печатью им предъяви! Играй с ними по их правилам! Щас! И я жестко заявил:

-- Сообщаю официально. Первое: В порочащих связях с Жаклин не состоял, котят не признаю. Второе: Дорогие, а вы котов к себе в поэтический клуб принимаете? Третье: На безрыбье и рудис -- рыба. Меня еще мама учила -- все, что из норы -- съедобно.

И тут мне стало тоскливо. Ибо я понял, что ожидало меня в ближайшем будущем. Мне предстояло писать стихи. Причем хорошие. Причем юмористические, что было совсем уже грустно. Да еще и бесплатно. И вдобавок делая вид, что пишу я их левой лапой, как Моцарт, дорогой, если бы он был котом и поэтом, а не композитором и вертикалом. О, мать моя кошка, зачем так издеваться над несчастным мною? Впрочем, на этот вопрос я, дорогой, как раз знал ответ. Потому что я -- попал. Не на бабки, как сказали бы незнакомые мне новые русские, а оказался в ненужное время в ненужном месте с ненужными вертикалами.

Тут Рудис протер очки и тер их, пока они не превратились в пенсне. И вежливо обратился к моей, вернее к не моей моей голове, подсоединенной к КШ:

-- Аллерген, не хотелось бы думать про вашу маму плохо, но мне кажется -- она ошибалась.

Снова проскакал мимо стола запорожец, крича:

-- Кто Рудиса тронет -- на лашпорты порву, аллергию усилю!

В таких ситуациях обычно очень удобно думать, что сходишь с ума. Но я точно знал про себя, что при всем моем старании с ума мне не сойти. Потому что я только что на него запрыгнул и от стресса навечно впился в него когтями.

-- Ладно, дорогой,-- миролюбиво сказал я Рудису.-- Не буду я на рудисов охотиться. Я же не знал, что они хозяйские. А это, дорогие, для вступления в сообщество поэтов.

Я встал на задние лапы, проклиная себя, судьбу, Аватаров и какого-то Булгакова. И завыл, громко, чтобы заглушить Рудиса, выяснявшего у удалявшегося запорожца, что такое "лашпорты":

-- О, рыбный ряд! О, вечная тоска,

что все не вместится. А выместить -- на ком же?

Мой блудный брат, всего лишь два броска

нас отделяют от акульей кожи!

О, яду мне, яду! Аватары, сволочи, стебались в полный рост. А Рудис кивнул, налил, выпил, одобрительно крякнул и сказал:

-- Аллерген, охотьтесь на здоровье. Тут все колхозное, и вы в том числе. Но лучше еще чего-нибудь в рифму.

Я обмахнулся хвостом -- мне действительно стало жарко -- и закинул его за шею, как шарф. И прокашлялся. Наступила тишина. В этот раз они желали меня слушать. А у меня в голове, кроме "тут все колхозное", не было ни одной мысли. А, где рыжие и дорогие моцарты не пропадали! И я взмяукнул:

-- Я не колхозный, я другой!

Самостоятельный и пылкий!

Своей четвертою ногой

я тщательно зарыл опилки.

Возникла пауза. Я просто чувствовал, как они принюхиваются к моим куплетам, пробуют их на зуб. Я их понимал -- ведь это очень противно, когда не можешь определить издеваются над тобой, или наоборот. Чтобы помешать этой поэтической дегустации, а вернее придать ей больше достоверности, да еще навязать присутствующим чувство причастности, я изобразил на морде муку, поскреб затылок лапой -- мать моя кошка, кроме всех напастей еще и голова распухла, и шерсть на затылке поредела -- и задумчиво произнес:

-- Тут, дорогие, я пока зарывал, подумал, что последнюю строчку правильнее так: