Письма (1870)

455. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

12 июня 1872. Старая Русса

Старая Русса 12 июня/72.

Сейчас, уже в 7-м часу, получил твое письмо от 10 июня. Мне решительно всё позже и позже приносят и определили, кажется, из всего города приносить последнему. Таков здесь разряд на чины у почтовых чиновников. Отвечу тебе только несколько строк: на все твои намерения я вполне согласен, как ты и знаешь сама, но ужасно буду скучать, если Барч оставит тебя еще на 4-ю неделю (хотя что же делать, надо слушаться). Ты пишешь, что скучаешь по мне, верно, больше, чем я по тебе. Отвечу: я не знаю, по ком я больше скучаю, но мне так скучно, что, поверишь ли?

- досадую, зачем нет припадка? Хоть бы я разбился как-нибудь в припадке, хоть какое-нибудь да развлечение. Гаже, противнее этого житья быть не может, вместе с Старой Руссой. - Федя здоров, но вчера несколько раз очень плакал и почти всю ночь эту не спал. Теперь ясно, это зубы. Ночью плакал ужасно, неслыханно; приду я - тотчас развеселится у меня на ручках и начинает мне показывать, как мычит коровка, пищат птички. Сегодня днем веселее гораздо. Маленький понос (но слишком маленький). Очень вкусно ел, сейчас спал и встал веселый. Что-то будет эта ночь?

Милая Лиля, как должно быть ей скучно! Так вы живете в Фонарном почти одни, а семейство на даче? - вот это хорошо. Если скоро выедешь, ради бога, обрати внимание на то, что я уже писал тебе про дорогу. Не утоми себя и сбереги Любу.

Вчера, получив твое письмо, я очень встревожился за брата Колю, а написать тебе позабыл. Нельзя ли тебе, голубчик, перед отъездом еще раз узнать об нем подробнее, и не дать ли ему еще хоть капельку денег? Ну что, если умрет. Тяжело мне будет.

До свидания, друг мой, благодарю, что обо мне хоть немножко скучаешь. Я всё работаю, но для меня это мучительно. Вот уже семь часов, а я еще со двора сегодня не выходил. У нас дни так себе, только ветрено.

Целую тебя и твои ручки и Лилю 1000 раз.

Тв<ой> Ф. Достоевский.

А что, если ты отправишься в среду и, стало быть, это письмо не дойдет до тебя? Но в среду наверно не отправишься. Зато не знаю: писать ли тебе теперь еще, завтра или послезавтра? Соображусь с обстоятельствами.

456. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

14 июня 1872. Старая Русса

Старая Русса, среда, 14 июня/72.

Сейчас получил твое письмо от 12-го и вижу, что ты решительно собираешься к нам, милая Аня. Поэтому пишу лишь два слова, единственно в той печальной надежде, что тебе еще не удастся уехать, а стало быть, еще получишь это письмо. Федя здоров и в хорошем расположении. Все мы ждем тебя. У меня в ночь на 13-е число был припадок из сильных, так что до сих пор темно в голове и разбиты члены. Это еще больше остановило мою работу, так что и не знаю, как я буду с "Р<усским> вестником" и что обо мне там думают. Что пароход не доходит, - то это вздор. Сегодня еще пришел к самому берегу. Он будет не доходить в конце июля или в августе, когда река обмелеет. Насчет денег нечего и говорить, плохо. - Ужасно боюсь за вас с Любой, за вашу дорогу. Опасно еще то, что чуть ветер, и пароход нейдет, а выжидает. Тебе бы в Петербурге взять прямо до Руссы и с пароходом. Ну, до свидания. Целую тебя. Приезжай скорее. Сегодня среда, что-то скажет Барч! И когда я об этом узнаю? А насчет того, что ты приедешь завтра, в четверг, то, разумеется, в это трудно поверить. Хоть бы в субботу.

Ну, до свидания. Целую тебя 1000 раз и Лилю. Боюсь я за нее в дороге.

Твой муж Ф. Достоевский.

Всем поклон. У нас сегодня дождь.

457. H. A. ЛЮБИМОВУ

19 июля 1872. Старая Русса

Старая Русса июля 19-го/1872 г.

Милостивый государь,

многоуважаемый Николай Алексеевич.

Извините, что всё Вам надоедаю и Вас беспокою.

Сегодня я выслал в редакцию пятую (большую) главу 3-й части моего романа (21 полулисток). Это не то, что я Вам обещал выслать в последнем письме (дней пять тому назад) к концу июля. Это только половина обещанного. Высылаю же теперь потому, что эта пятая глава, по моим соображениям, могла бы быть напечатана вместе с четвертой, для полноты эпизода. Если печатание началось с июльской книжки (и я думаю, в числе двух глав), то 3-ю, 4-ю и 5-ю главу хорошо бы было пустить вместе с августовской, хотя и будет не менее 4 1/2 листов.

Не сомневайтесь за сентябрьскую книжку, работа идет беспрерывно, и в конце июля я Вам вышлю совсем отделанную 6-ю главу. (NB. Эта 5-я, теперь высылаемая, и 6-я глава, которую вышлю в июле, по недавним еще соображениям моим доставляли всего одну главу. Но я раздробил эту уж очень большую главу на две, для полноты эпизода.)

В весьма большом беспокойстве о том, начнется ли печатание в июльском номере? Иначе не пойму, какие намерения редакции насчет этой третьей части.

Нахожусь тоже в недоумении, доходят ли мои письма в редакцию (и посылки романа)?

Впрочем, насчет помещения пятой главы вполне доверяюсь соображениям редакции и выразил только мое чрезвычайное желание.

Примите уверение в чрезвычайном моем уважении.

Ваш покорный слуга Федор Достоевский.

458. H. H. СТРАХОВУ

20 сентября 1872. Петербург

Многоуважаемый Николай Николаевич, я ждал Вас вчера с обещанными моими сочинениями, а сегодня был у Вас в четвертом часу и теперь в восьмом. Я поставлен наконец в такое положение, что завтра дело может быть в суде отложено. За отсутствием необходимейшего документа для поверки расчета полистной платы. Выйдя от Вас сегодня в четвертом часу, был у Базунова, чтоб купить, и у него не оказалось ни одного экземпляра. Он говорит, что и нигде нет, кроме как у Стелловского. Жена после обеда поехала искать у букинистов. Если она не найдет, то завтра день пропал. Только что получил записку от Губина, и он настоятельно требует запастись книгой. У Вас прождал сегодня без малого до 8 часов, потому что Ваша служанка убедительно уверила меня, что Вы непременно придете. Что делать? Пишу, чтоб объяснить мое часовое у Вас присутствие.

Ваш Достоевский.

20 сент./72.

459. Е. П. ИВАНОВОЙ

22 сентября 1872. Петербург

22 сентября/72.

Многоуважаемая Елена Павловна,

У меня к Вам чрезвычайная просьба, простите, что так прямо Вас беспокою. Ваш адрес я узнал от Ивана Григорьевича, а адреса Сони (то есть, собственно, где она в настоящую минуту) совсем не знаю. Вот почему и беспокою Вас. Вот в чем дело: мне крайне нужно быть в Москве, чтоб решить с Катковым лично дело о моем романе (и иначе, как лично сговорившись, решить нельзя, по совершенно особому обстоятельству). Между тем Любимов (редактор de facto "Русского вестника") известил меня, что Катков 1-го августа выехал за границу, с тем чтобы пробыть там месяца полтора. Надо Вам сказать, что мне во всяком случае придется (1) быть в Москве по поводу моего романа. Но лишнего времени я терять на поездку никак не могу. И потому, если приеду раньше Каткова, то, пожалуй, придется его дожидаться. Рискнуть же ограничиться в объяснениях моих одним Любимовым могу только в самом крайнем случае. Вот почему теперь, когда уже пора ехать в Москву, и приступаю к Вам с просьбою: получив это письмо, сообщить его Сонечке, если она в Москве, и передать ей покорнейшую и крайнюю просьбу мою мне помочь. Именно - сходить в редакцию, к Любимову или куда она знает, и, не сообщая, что я приеду, разузнать от себя: 1) приехал ли Катков? 2) если не приехал, то когда приедет? 3) если там не знают, то хоть приблизительно узнать от них, к которому дню его ждут. 4) как его здоровье и не может ли Сонечка на этот счет сообщить чего-нибудь особенного?

Сообщите ей тоже, что всё это имеет для меня, в моих делах очень, очень большое значение. Если не пишу ей прямо, то именно потому, что не знаю, где она теперь, не в Даровом ли?