Солдат и мальчик

– 28 -

Все-таки он задремал, сам не заметил как! Сказалась и прошлая бессонная ночь. Когда открыл глаза, было темно, от озера несло холодной сыростью. Песок под ним показался ему неуютным, мертвенно-холодным, как с другой планеты.

Андрей быстро вскочил, намотал портянки, прыгая на одной и на другой ноге, торопливо натянул отсыревшую гимнастерку. Пристально посмотрел на озеро. Оно светилось матово-бело и будто даже стало больше, но лодок нигде не было.

Не отводя глаз от озера, Андрей отряхнул с себя песок, поправил ремень, застегнул ворот.

Несколько секунд стоял, ни о чем, собственно, не раздумывая, глядя в молочно-холодную пустоту перед собой. Почувствовал озноб, ходко двинулся в сторону бараков, горевших редкой цепочкой огней.

Тропу теперь не разбирал, это было невозможно. Несколько раз оскользнулся, увязая по щиколотку в податливых болотных мхах. Вылезал на дрожащую, но спасительную твердь, чувствуя, как она пружинит и плывет под ногами. Около бараков он остановился, почистил щепочкой сапоги.

Компании гуляющих, в основном женщин, стояли кучками во дворе, танцевали, пели частушки. Выли частушки про любовь и про войну.

Андрей попытался миновать гуляющих стороной, но остроглазые девчонки приметили солдата, стали на его пути. Вроде бы шутя, но слишком старательно, желая показать себя и понравиться, закружились перед его глазами.

Одна из них – он сразу узнал кнопку – приблизилась, заорала ему в лицо:

Тут другая, покрупней, в сапогах на босу ногу, в коротеньком платьице, вразрез подруге завела свое:

Кнопка затопала ногами, выставив руки перед собой, очень ловко все у нее выходило:

Женщины засмеялись, крикнули Андрею:

– Давай отвечай, а то до утра не отпустим! Лейтенантская серия продолжалась бы долго, но в защиту солдатика выступил гармонист-подросток и такое отмочил натуральное, что девчонки завизжали, напустились на охальника.

Кнопка спела ему, взбивая пыль ногами и кружась:

Андрей под шумок протолкнулся к двери. Но кнопка углядела, догнала, дернула за полу гимнастерки:

– Эй, лейтенант, лейтенант! Андрей огрызнулся с досадой:

– Ну какой я тебе лейтенант?

– А мне одинаково, – сказала кнопка смирно. – Что солдат, что генерал. Был бы мальчик хороший…

– Ну а дальше что?

– Кого ищешь-то? Жениха, что ль?

– Шурика ищу… Знаешь?

– А, Шурика… Так бы и сказал, он в комнате сидит, кукует по уходящему дружку. А может, и по невесте!

Андрей шагнул в коридор, отстранив кнопку, но она скользнула наперерез и снова встала перед ним.

– Эй, лейтенант! Лейтенант! Ты меня не забывай! Я хорошая!

– Ладно, не забуду. Вот же вязкая ты какая!

– Какая? – переспросила она.

– Прилипчатая…

Она толкнула его в грудь двумя руками, крикнула на весь коридор:

– Я бы не только к тебе, деревянному, я бы к пню старому прилипла… Тоже, лейтенант нашелся!

Андрей торопливо, по памяти, нащупал ручку и очутился в комнате, наполненной, как баня, гулкими, неведомо откуда исходящими голосами, выкриками, пением.

И тут в основном были бабы, но постарше, тянули мотаню: «Ах, мотаня, ты мотаня, ты мотаня модная, ешь картошку понемножку и не будь голодная…» Другие отвечали протяжно: «Капустка моя мелкорубленая, отойдите от меня, я напудренная!» Никем не привеченный, стоял Андрей за чужими спинами, разглядывая застолье. Вздрогнул, весь напрягся, как пружинка стальная: на переломе двух столов, на углу, сидел чернявый молодой парень, тот, кого он искал.

Никогда не видел его Андрей, но узнал сразу. Узнал бы где хочешь, столько передумал о нем, столько представлял, вынашивал его образ.

Не сводя немигающих глаз, стал подбираться к нему через спины, табуретки, бутылки на полу. Лез, цепляя за чужие ноги, но не видел никого, кроме этого, родней родного теперь ему человека.

Втиснулся, подвинув, отжав кого-то, уселся рядом. Повернулся к парню, стал его рассматривать. Подробно оглядел, не торопясь, обстоятельно и детально, как собственное лицо в зеркале.

Отметил про себя, что красив оказался испанец, задумчив, курчав, как поэт Жуковский на гравюре в хрестоматии. Детский профиль, крошечный кадычок на тонкой смуглой шее. Одет скромно – рубашка да штаны. Все подштопано, без дырок, видать, бабкина рука.

Ах, Шурик, Шурик, дорогой Арманд! Прости, но должен тебя потревожить. Не я, не я, это голос судьбы зовет.

Слышь? Нет, не чуток, брат, своим горем занят. Свое, известно, громче чужого. А ведь я тут, под боком, кричу, молю о помощи! А? Что?

– Что? – спросил Андрей вслух. – Ты что-то хотел сказать?

Парень поднял голову, мельком взглянул на соседа. Ничего он не хотел сказать, не до того ему было. Андрей укоряюще покачал головой, но не обиделся.

Вот что значит небрежение к ближнему. А ведь я со всей душой. Я даже выпить предложу тебе…

– Выпьем? – сказал Андрей.

Налил в стаканы подкрашенную вонючую свекольную самогонку, один стакан придвинул соседу.

Тот машинально принял, поднес к губам. Андрей приостановил его свободной рукой, чокнулся:

– Будем знакомы! Меня зовут Андрей! Парень кивнул и выпил. Закусывать он не стал. Андрею и это не понравилось. Европеец, но пьет по-русски, залпом. Дурачок, не закусывает только. Разговор начинается лишь, надолго ль его хватит.

– Я говорю, зовут Андреем. Ты понял? Андрей Долгушин, друзья называли Долгуша. Только вот какая у меня беда… Слышь? Друзья мои уехали все эшелоном, значит, на фронт, а я остался. Как дезертир, слышь?

– Что? – пробормотал парень, будто просыпаясь. С удивлением вытаращился на соседа, рассказывающего ему странные байки. – Что?

– Такая вот хреновина, – Андрей посмотрел в зеленые глаза парня. Удачный цвет, брюнет с зелеными глазами. И чего там кнопка расточается, тратит молодую энергию по пустякам. Импортная красота пропадает…

Но, кажется, ему чужая невеста милей… Мда, ситуация, прям как в кино. на чужом пиру похмелье. Вот и гости орут: «Горько!», позабыв, что молодых тут нет, сбежали, хотят побыть последнюю ночь вдвоем. Им и в самом деле горько. Сейчас я, браток, добавлю и тебе горечи.

– Никому не пожелал бы такого, слышь? Как дезертир, говорю,.. Без оружия!

Андрей снова заглянул в чужие глаза, в которых появилось нечто осмысленное, но как далекое воспоминание неведомо о чем. Андрей этим удовлетворился.

Он выпил, закусил квашеной капустой и картофельными котлетами. Родные тошнотики, к месту и частушку вспомнил; «Тошнотики, тошнотики, военные блины, как поешь тошнотики…» Андрей усмехнулся, поторопил своего приятеля, нежно положив руку на плечо.

– Пей, пей, а то у меня еще тост!

Парень нехотя повиновался.

Андрей размашисто наполнил стаканы, свой поднял на уровень глаз, рассматривая на просвет, глядя на соседа. Нет, вовсе не злодейским сквозь красную самогонку виделось его лицо.

А может, он это и не он вовсе?

– Теперь выпьем вот за что… Тебя звать-то как? Ты вроде и не представился?

– Шуриком, – вяло ответил парень.

– Ага, Шурик! Выпьем-ка с тобой, Шурик, за боевое оружие бойца, слышь? Ну хотя бы за винтовку-трехлинейку, образца тысяча восемьсот девяносто первого года, дробь тридцатого, данную солдату для поражения живой силы противника, огнем, штыком и прикладом… Скажу: пуще жены молодой твоего приятеля хранить ее надо!