Слияние вод

- Как тебе такое в голову пришло? - с упреком сказал Гараш.

- Не сердись! - И Майя положила палец на его губы, - Я же вышла за тебя! Значит, все это были обычные девичьи страхи!

- Зачем же ты об этом заговорила?

- А затем, что теперь мы можем потолковать об этом спокойно. Кроме любви, страсти, буйной молодой крови есть еще семья, и семья останется и тогда, когда кровь простынет и страсть уляжется...

Ничего не понимаю.

- Сейчас поймешь... Плохо, что у тебя нет образования Гараш... Школа механизаторов - это не образование, а специальность. Ты скажешь, что дипломы к семейному счастью не имеют отношения. Да, пока не имеют, а потом...

- Значит, раньше ты боялась, что мне станет скучно с тобою, а теперь, что сама затоскуешь?

Майя задумалась, продолжая гладить его волнистые волосы, скользнула ладонью по твердой, как яблоко, щеке.

- Нет, сейчас я уже ничего не боюсь. Будь только всегда таким... Таким же добрым, мягким... Я не вынесу грубых слов, грубого отношения, холодного взгляда...

Снова по всему селу затрубили утреннюю зорю петухи, первый луч солнца окрасил верхние стекла в окне.

- Вставай, сейчас наши поднимутся.

Гараш удержал жену:

- Рано еще, полежи... Почему же ты не спрашиваешь, чего я боюсь? Ну, не боюсь, так сомневаюсь. Или решила, что я из гордости не признаюсь в своих сомнениях?

- Сомневаться - не значит быть слабым. Не сомневаются только невежды, - сказала Майя. - Дай волю невежде, он все превратит в руины: и счастье, и семью, и благополучие. Натворит такое, что Ага-Мохаммеду не снилось!

Гараш не знал, кто такой Ага-Мохаммед, но спросить жену не рискнул. Сама того не желая, Майя больно уколола его.

Майя спрыгнула с кровати, посмотрела на часы, заглянула в зеркало, поправила волосы и, ежась от холода в нетопленной комнате, нырнула под одеяло.

- Ох, какая у нас горячая постель!

- Тебе нравится?

- Еще бы!

- А почему-то в детстве, когда я просил у мамы второе одеяло, она мне отвечала: "Сынок, одеялами-то не согреешься, - дыхание нужно!" А вот чье дыхание нужно, не объяснила. Ты не знаешь, чьим дыханием согрета наша постель?

- Откуда мне знать, - пожала плечами Майя, но не выдержала, рассмеялась, - Ох, как мне нравится твоя мама!...

Гараш поцеловал ее.

- Больше всего я боялся, что вы не сойдетесь. Спасибо, что с первой же встречи оценила мою маму. Ведь так часто невестки и свекрови ссорятся!

- Если ты только этого боялся, то могу успокоить: свою свекровь я сразу полюбила. - Гараш молчал, - Ну, остался еще в твоем сердце страх? Что тебя пугает?

- Ты уже сказала: мы не ровня. - Ему было не легко произнести эти слова. - У нас в селе аттестат зрелести есть у любого молокососа, и я, взрослый парень, женатый человек, знаю не больше такого сосунка... - Он хотел добавить, что через год-два Майя повстречается с учителем, или врачом, или инженером - и все переменится: она уйдет от Гараша и будет со стыдом вспоминать, что жила с каким-то неотесанным деревенским механизатором,

Майя поняла, и ей стало жаль мужа, но она не раскаивалась, что начала разговор. Лучше сейчас, пока они так бережно относятся друг к другу, обо всем серьезно потолковать. Она рассказала Гарашу про свою подругу, девушку образованную, красавицу, которая предпочла всем своим поклонникам шофера. Живет с ним прекрасно, дочку растит, муж учится на заочном отделении университета. Значит, начинать жизнь неровнями можно. Плохо, когда муж и жена остаются на всю жизнь неровнями, постепенно делаются чужими друг другу.

Хотя слова жены показались Гарашу разумными, он угрюмо сказал:

- Способный, наверно, парень. Такие недолго в шоферах засиживаются...

- Знаю я его. Сообразительности хватит тебе на руки воды полить, усмехнулась Майя, - Ты куда скорее расправишь крылья.

- Да ведь несколько лет нужно, чтобы образование получить, - уныло заметил Гараш.

- Нам с тобой теперь торопиться некуда, - мягко, но настойчиво, словно заупрямившегося сынка, уговаривала Майя. - Разве ты не лучший тракторист района? Сам Шарафоглу говорил, а он, по-моему, словами не бросается. Как тебя колхозники-то прозвали? "Лекарь машин!" Народ зря такое прозвище не даст - поверь.

- Да я верю, и... и мне приятно, что ты не разочаровалась во мне, мялся Гараш, чувствуя, что вспахать гектаров двадцать подряд в самый жаркий день легче, чем вести такой разговор. - А помнишь, как я тебе рассказывал о своем проекте строительства МТС? Ведь одним словом ты меня уничтожила, высмеяла, показала, что берусь не за свое дело.

Майя громко рассмеялась.

- Милый, клянусь, я люблю тебя все сильнее! Чистая у тебя душа, а это самое главное. Остальное приложится... Знаешь, что в тебе мне больше всего понравилось? Молчаливость. Ты не пытался показаться лучше, чем есть, не кружил мне голову льстивыми словами. Видишь, твой недостаток принес тебе же пользу. Ну, теперь у тебя в сердце не осталось страха?

Гараш смущенно улыбнулся.

- Отец всегда говорит, что нестираное платье преет от пота, а душа человеческая - от невысказанных слов. Пусть же в моей душе не останется таких слов.

И вдруг в нем проснулась гордость мужчины, гордость, воспитанная поколениями, освященная преданиями и обычаями, и Гараш с деланным смехом закончил:

- Да ничего я не боюсь, шучу все, вставать пора!...

Но жена ему попалась чуткая, понимающая все с полуслова. И, сжав его щеки ладонями, заглянув в глаза, Майя сказала:

- Ах, Отелло, Отелло!

- А что это такое? - вырвалось у Гараша.

- Отелло - герой трагедии Шекспира, на азербайджанский язык ее перевел Джафар Джабарлы. У меня есть эта книга, почитаем как-нибудь вслух вечером, у самовара, - спокойно ответила Майя. А про себя подумала, что муж, как видно, кроме машин, ничем не интересуется, но надо относиться к нему терпеливо, щадя его самолюбие.

- Если Джабарлы перевел, значит, здорово! - скрывая свое смущение, сказал Гараш. - Раз десять я видел и "Севиль" и "Алмаз"!

"И то хорошо", - подумала Майя, садясь на кровати и решительно сбрасывая одеяло.

А "Слияние вод" уже ослепительно сверкало, отражая утреннее солнце, и с каждой минутой все радостнее и светлее становилось в Муганской степи.

2

Майя занималась водным хозяйством "Новой жизни" и двух соседних колхозов.

В районном управлении полушутя-полусерьезно ей сказали: "Мы не допустим семейных неурядиц, будете невдалеке от своего гнезда!" Майя почувствовала себя легко среди новых товарищей, молодых инженеров. Они держались просто, по-товарищески внимательно, и Майя была благодарна им за это. Правда, ее слегка задело, что никто не спросил о муже, а уж Гараша, сына Рустама-киши, они все знали...

Майе передали вороха инструкций и указаний о ремонте и очистке арыков и каналов, о водном режиме, о борьбе с солончаками. На этом все руководство ее деятельностью кончилось. "Придется почаще советоваться с Рустамом-киши", - решила она.

Однажды в весенний теплый день Майя пешком возвращалась домой. С нею шел инженер Кафароглу, человек средних лет, добродушный, чуть-чуть с ленцой. Всю дорогу он жаловался:

- Главная беда, что колхозы требуют воду, на каждом совещании в районе шумят и кричат: "Воды, воды!" - а с водою обращаться не умеют. И ведь не хотят учиться, вот что хуже всего! Да, собственно, чего я объясняю, - дай бог тебе здоровья, сама увидишь.

А Майя любовалась бескрайней серо-желтой степью, недавно вспаханными бархатисто-черными делянками, широкими каналами, уходившими далеко-далеко, деревьями с набухшими почками и представляла, как все это будет прекрасно через неделю, когда брызнут зеленя, лопнут почки, клейкая листва облепит ветки...

Выйдя на проезжую дорогу, обсаженную высокими кустарниками, Майя остановилась. Она знала, что инженеру дальше не по пути с ней.

- Я вас провожу, - сказал тот. - Взгляните-ка, арыки, кусты кругом, вдруг волк выскочит...