Новь

Марианна выбросила папироску за окно.

- Я курить не буду... от этого легко отвыкнуть. Простые женщины не курят: стало быть, и мне не след курить.

- Это вы верно сказали,Марианна Викентьевна. Мужской пол этим балует и у нас; а женский - нет. Так-то!.. Э! да вот и сам Василий Федотыч сюда жалует. Его это шаги. Вы его спросите: он вам сейчас все определит - лучшим манером.

И точно: за дверью раздался голос Соломина.

- Можно войти?

- Войдите, войдите! - закричала Марианна.

- Это у меня английская привычка, - сказал, входя, Соломин. - Ну каково вы себя чувствуете? Не заскучали еще пока? Я вижу, вы здесь чайничаете с Татьяной. Вы слушайте ее: она разумница... А ко мне сегодня мой хозяин приезжает... вот некстати! И обедать остается. Что делать! На то он хозяин.

- Что за человек? - спросил Нежданов, выходя из своего уголка.

- Ничего... Тряпки не сосет. Из новых. Вежлив очень - и рукавчики носит, а глаз всюду запускает, не хуже старого. Сам шкурку дерет - и сам приговаривает: "Повернитесь-ка на этот бочок, сделайте одолжение; тут есть еще живое местечко... Надо его пообчистить!" Ну, да со мной он шелковый; я ему нужен! Только я пришел вам сказать, что уж сегодня вряд ли удастся нам свидеться. Обед вам принесут. А на двор не показывайтесь. Как вы думаете, Марианна, Сипягины будут вас отыскивать, за вами гнаться?

- Я думаю, что нет, - ответила Марианна.

- А я так уверен, что да, - сказал Нежданов.

- Ну, все равно, - продолжал Соломин, - надо быть осторожным на первых порах. Потом обойдется.

- Да; только вот что, - заметил Нежданов, - о моем местопребывании должен знать Маркелов; надо его известить.

- Зачем?

- Нельзя иначе; для нашего дела. Он должен всегда знать, где я. Слово дано. Да он не проболтает!

- Ну хорошо. Пошлем Павла.

- А платье мне будет готово? - спросил Нежданов.

- То есть костюм? - как же...как же. Тот же маскарад. Спасибо-недорого. Прощайте, отдохните. Татьяна, пойдем.

Марианна и Нежданов опять остались одни.

XXVIII

Сперва они опять крепко пожали друг другу руки; потом Марианна воскликнула: "Постой, я помогу тебе убрать твою комнату", - и начала выкладывать его вещи из саквояжа и мешка. Нежданов хотел было помочь ей; но она объявила, что все сделает одна. "Потому что надо привыкать служить". И действительно: сама развесила платье на гвоздики, которые нашла в ящике стола и вбила собственноручно в стену оборотной стороною щетки, за неимением молотка; уложила белье в старенький комодец, находившийся между окон.

- Что это? - спросила она вдруг, - револьвер? Он заряжен? На что он тебе?

- Он не заряжен... А впрочем, дай его сюда. Ты спрашиваешь: на что? Как же без револьвера в нашем-то звании?

Она засмеялась и продолжала свою работу, встряхивая каждую отдельную вещь и хлопая по ней ладонью; поставила даже две пары сапог под диван; а несколько книг, пачку бумаг и маленькую тетрадку со стихами расположила торжественно на трехногом угловом столе, назвав его письменным и рабочим, в противность другому, круглому, который назвала обеденным и чайным. Потом, взяв стихотворную тетрадь в обе руки, приподняв ее в уровень своего лица и глядя через ее край на Нежданова, она с улыбкой промолвила:

- Ведь мы все это перечтем вместе, в свободное от занятий время! А?

- Дай мне эту тетрадь! я ее сожгу! - воскликнул Нежданов. - Она другого не стоит!

- Зачем же ты ее взял с собою, коли так? Нет, нет, я тебе ее не дам на сожжение. А впрочем, говорят, сочинители только грозятся - и никогда своих вещей не жгут. Но я все-таки лучше унесу ее к себе!

Нежданов хотел протестовать, но Марианна выскочила в соседнюю комнату с тетрадью - и вернулась без нее.

Она подсела к Нежданову - и тотчас же встала.

- Ты у меня еще не был... в моей комнате. Хочешь посмотреть? Она не хуже твоей. Пойдем - я тебе покажу.

Нежданов тоже встал и последовал за Марианной. Комнатка ее, как она выразилась, была немного меньше его комнаты; но мебель в ней была как будто почище и поновей; на окне стояла хрустальная вазочка с цветами, а в углу железная кроватка.

- Видишь, какой он милый, Соломин, - воскликнула Марианна, - только не надо себя слишком нежить: такие квартиры нам не часто попадаться будут. А вот что я думаю; вот было бы хорошо: так устроиться, чтобы нам обоим, не расставаясь, на какое-нибудь место поступить! Трудно это будет, - прибавила она, погодя немного, - ну, там подумаем. Ведь все равно: в Петербург ты не вернешься?

- Что мне в Петербурге делать? В университет ходить да уроки давать? Это уж никуда не годится. - Вот что Соломин скажет, - промолвила Марианна, - он лучше решит, как и что.

Они вернулись в первую комнату и опять сели друг подле друга. Похвалили Соломина, Татьяну, Павла; упомянули о Сипягине, о том, как прежняя жизнь вдруг так далеко от них ушла, словно туманом покрылась; потом опять пожали друг другу руки - обменялись радостными взглядами; потом поговорили о том, в какие слои должно стараться проникать и как им надо будет держаться, чтобы их не подозревали.

Нежданов уверял, что чем меньше об этом думать, чем проще себя держать, тем лучше.

- Конечно! - воскликнула Марианна. - Ведь мы хотим опроститься, как говорит Татьяна.

- Я не в этом смысле, - начал было Нежданов. - Я хотел сказать, что не надо принуждать себя...

Марианна вдруг засмеялась.

- Я вспомнила, Алеша, как это я нас обоих назвала: опростелые!

Нежданов тоже посмеялся, повторил: "опростелые..." - а потом задумался.

И Марианна задумалась.

- Алеша! - промолвила она.

- Что?

- Мне кажется, нам обоим немного неловко. Молодые - des nouveaux maries, пояснила она, - в первый день своего брачного путешествия должны чувствовать нечто подобное. Они счастливы... им очень хорошо - и немножко неловко.

Нежданов улыбнулся - принужденной улыбкой.

- Ты очень хорошо знаешь, Марианна, что мы не молодые - в твоем смысле.

Марианна поднялась с своего места и стала прямо перед Неждановым.

- Это от тебя зависит.

- Как?

- Алеша, ты знаешь, что когда ты мне скажешь как честный человек - а я тебе верю, потому что ты точно честный человек, - когда ты мне скажешь, что ты меня любишь той любовью... ну, той любовью, которая дает право на жизнь другого, - когда ты мне это скажешь, - я твоя.

Нежданов покраснел и отвернулся немного.

- Когда я тебе это скажу...

- Да, тогда! Но ведь ты сам видишь, ты мне теперь этого не говоришь... О да, Алеша, ты, точно, честный человек. Ну, и давай толковать о вещах более серьезных.

- Но ведь я люблю тебя, Марианна!

- Я в этом не сомневаюсь... и буду ждать. Постой, я еще не совсем привела в порядок твой письменный стол. Вот тут что-то завернуто, что-то жесткое...

Нежданов рванулся со стула.

- Оставь это, Марианна... Это... пожалуйста, оставь. Марианна повернула к нему голову через плечо и с изумлением приподняла брови.

- Это - тайна? Секрет? У тебя есть секрет?

- Да... да, - промолвил Нежданов и, весь смущенный, прибавил - в виде объяснения: - Это... портрет. Слово это вырвалось у него невольно. В бумажке, которую Марианна держала в руках, был действительно завернут ее портрет, данный Нежданову Маркеловым.

- Портрет? - произнесла она протяжным голосом... - Женский?

Она подала ему пакетец; но он неловко его взял, он чуть не выскользнул у него из рук - и раскрылся.

- Да это... мой портрет! - воскликнула Марианна с живостью... - Ну свой-то портрет я имею право взять. - Она выхватила его у Нежданова.

- Это - ты нарисовал?

- Нет... не я.

- Кто же? Маркелов?

- Ты угадала... Он.

- Каким же образом он у тебя?

- Он мне подарил его.

- Когда?

Нежданов рассказал, когда и как. Пока он говорил, Марианна взглядывала то на него, то на портрет... и у обоих, у Нежданова и у ней, мелькнула одна и та же мысль в голове: "Если бы он был в этой комнате, он бы имел право потребовать..." Но ни Марианна, ни Нежданов не высказали громко своей мысли... быть может потому, что каждый из них почувствовал ее в другом.